Функционирования частиц в художественных произведениях современных писателей (на материале прозы С. Довлатова)

Н.Д. Арутюнова утверждает, что оценка связана с понятием нормы и нормативной картины мира. «Роль оценки состоит в том, чтобы соотнести предметы и события с идеализированной, т.е. нормативной, картиной мира. Ее пафос заключен в отделении нормы от аномалий» [4, с. 8].

Частицы в стилистическом аспекте не получили систематического освещения в лингвистических исследованиях. И всё же есть работы авторитетных лингвистов [Иванчикова, 1979; Винокур, 1980], в которых этот вопрос так или иначе рассматривается.

Е.А. Стародумова, определяя основные направления изучения частиц в стилистическом аспекте, пишет: «Изучение ... должно вестись по определенным направлениям на основе следующих противопоставлений:

1. Разговорная речь - кодифицированный  литературный язык.

2. Диалогическая речь - монологическая речь.

3. В монологической письменной  речи - разные функциональные стили  и типы речи» [46, с. 23].

Специфика употребления частиц в разговорной речи впервые была показана Н.Ю. Шведовой в [Шведова, 1960]. Впоследствии к этой сфере употребления частиц исследователи обращались неоднократно: [Клочкова, 1970; Козельцова, Гусева, 1970; Прокуровская, 1983]. Так, Н.А.Прокуровская, наблюдавшая особенности незнаменательной лексики в разговорной речи, утверждает, что частицы в ней являются самым отмеченным классом, а их качественное своеобразие заключается в том, что, «во-первых, употребляются преимущественно «разговорные» частицы («ну», «вот», «пускай», «вон», «что ли», «что за» и др.)» и, «во-вторых, широко используются в роли частиц слова других, знаменательных и незнаменательных, частей речи - наречий («совершенно», «абсолютно», «лично», «чисто»), местоимений («того», «это самое», «до того»), союзов («и», «а», «да», «то есть»), глаголов («давай», «смотри», «иди», «пойду»)» [38, с. 217].

Функционирование частиц в диалоге (в первичной «среде обитания» частиц) не могло не привлечь внимания исследователей. Функции частиц в ответных репликах-повторах были проанализированы Н.Ю. Шведовой в [Шведова, 1956, 1960]. Н.Д. Арутюнова, рассматривая противопоставление диктального и модального диалога, отметила в последнем широкое употребление частиц: [Арутюнова, 1970]. Исследованием функционирования модальных частиц «да», «ну», «а» в ответных репликах диалога занимались А.Н. Баранов и И.М. Кобозева [Баранов, Кобозева, 1988]. А.А. Романов изучал прагматические функции частиц в рамках диалогического текста [Романов, 1989]. И.Б. Левонтина анализировала диалогические частицы «ну», «же», «да» в повторных просьбах [Левонтина, 1999]. Принципу деления частиц на «диалогические» и «способные употребляться в любом тексте» следует М.Г. Щур [Щур, 1999]. Из разграничения функций частиц в диалогической и монологической речи исходит Е.А. Стародумова [Стародумова, 2002].

Если к вопросу функционирования частиц в разговорной речи исследователи так или иначе проявляли научный интерес, то вопрос о функциях частиц в разных стилях и типах речи, о выборе частиц специально не ставился. Некоторые попытки исследования стилеобразующих свойств служебных слов предпринимались О.А. Лаптевой в [Лаптева, 1968], О.Б.Сиротининой в [Сиротинина, 1968], Н.В. Неверовой в [Неверова, 1973], О.А. Нечаевой в [Нечаева, 1974]. Однако системное исследование стилистических функций частиц в различных функциональных стилях нигде и никем не представлено.

К трём указанным направлениям изучения частиц, на наш взгляд, необходимо добавить ещё одно: изучение стилистических возможностей частиц в художественном тексте.

Следует признать, что существенных сведений о роли частиц в художественных текстах имеется крайне мало. Фрагментарно, в основном при анализе стихотворений или при общем лингвистическом анализе прозаических произведений, приводятся наблюдения над употреблением частиц в работах Л.В. Щербы [Щерба, 1957], В.В. Виноградова [Виноградов, 1976], Ю.М. Лотмана [Лотман, 1970, 1972], Б.М. Эйхенбаума [Эйхенбаум, 1986], И.Н. Ковтуновой [Ковтунова, 1986] и Ю.И. Левина [Левин, 1998].

Так, при проведении наблюдений над синтаксисом как средством создания новых «семантических феноменов» в лирике В.В. Виноградов отмечает некоторую роль частиц в этом процессе [Виноградов, 1961].

Ю.М. Лотман, рассуждая о структурных свойствах стиха, подчёркивает и значение «грамматических» слов в ритмической организации лирического произведения: «...ритмическая сегментация стиха приводит не к стиранию, а к обострению чувства границы слова. Приобретает значение и вся грамматическая сторона слова, которая вне искусства в силу автоматизма речи стирается в сознании говорящего. Эта гораздо большая, чем в нехудожественной речи, "отдельность" поэтического слова особенно проявляется в служебных словах. ... Стоит поставить в поэтическом тексте местоимение, предлог, союз или частицу в позицию, в которой она, благодаря метрическим стиховым паузам, приобрела бы "отдельность , свойственную в обычном языке значимому слову, как сейчас же у неё образуется добавочное уже лексическое значение, в ином тексте ей несвойственное» [38, с. 245].

1.3. Семантика и прагматика частиц в русском языке

По мнению Е.В. Падучевой, границу между семантикой и прагматикой в лингвистике провести трудно. “Семантика - это отношение знаков к реальности; прагматика - отношение знаков к их пользователям, прежде всего - к говорящему” [Падучева, 1996, с. 221].

Сложности определения статуса частиц обусловили “наметившееся в языкознании 60-70-х гг. стремление к их пословному описанию и отсутствие системно-иерархического описания их общей семантики” (Николаева, 1990, с. 580). Тем не менее И.М. Кобозева в работе “Проблемы описания частиц в исследованиях 80-х гг.” дает определение обобщенной семантической функции частиц: “Служить мостиком между высказанным и подразумеваемым” [Кобозева, 1991, с. 155]. И уже в рамках этой общей семантической функции могут быть выделены частные значения частиц.

Несомненна индивидуальность каждой частицы, поэтому “их значения следует классифицировать как лексические, то есть собственно словарные" (Смирницкий, 1955, с. 15). В то же эти значения являются грамматическими, так как имеют служебный характер, но таковыми они являются не по отношению к самой частице, а по отношению к той единице, которую они обслуживают, - к предложению, высказыванию” (Стародумова, 1997, с. 11). По уточнению И.М. Кобозевой, “значения частиц, как и других служебных слов, ближе к грамматическим, чем к “нормальным” лексическим” (Кобозева, 1991, с. 166).

Дискуссионным является вопрос о наличии у частиц собственного инвариантного значения. Е.Г. Борисова дает следующее определение семантического инварианта значения: “общая часть значений частицы” [7, с. 3]. Она также предлагает отдельно описывать назначение частиц и отдельно - их полное значение, “что позволяет уточнить семантические описания некоторых употреблений частиц. Особое внимание, - считает она, - следует обратить на то, чтобы при описании различных значений одной частицы учитывать существующее между ними различие и отражать его при помощи... инварианта” [7, с. 4].

Исследованием прагматики и соответствующих функций частиц занимались многие лингвисты, в том числе Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, Т.М. Николаева, И.М. Кобозева, Р.С. Столнейкер, А.А. Романов, Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева. Поскольку прагматика, по определению Р.С. Столнейкера, “это наука, изучающая язык в его отношении к тем, кто его “использует” [50, с. 419], прагматические функции частиц имеют отношение к “организации процесса коммуникативного взаимодействия” (Кобозева, 1991, с. 158). Более того, частицы, как считает Т.М. Николаева, “несут на себе весь максимум коммуникативного (в отличие от номинативного) пласта высказывания. Они передают отношение к ситуации, отношение элементов текста друг к другу, отношения говорящих и отношение говорящего к той системе “общего фонда знаний”, которая объединяет адресанта и адресата. Таким образом, это слова  максимально ответственные за удачу общения” [29, с. 14].

Здесь необходимо сделать отступление и подробней остановиться на основных теоретических понятиях прагматики и теории речевых актов, которые представленны в работах А.Вежбицкой, Н.Д.Арутюновой, Дж.Остина, П.Ф.Стросона, Дж.Серля, З.Вендлера , В.Г.Гака и других исследователей. Центральными понятиями прагматики и теории речевых актов становятся акт коммуникации, или речевой акт, и контекст, в котором эти акты реализуются. “Взаимодействие речевых актов и контекста составляют основной стержень прагматических исследований, а формулирование правил этого взаимодействия - ее главную задачу” (Арутюнова, Падучева, 1985).

В акте речи различаются две стороны: “высказывание описывает прежде всего определенное событие (предметные отношения, положение дел)” (В.Г. Гак, 1982), это так называемый диктум, или пропозиция (субъектно-предикатное отношение высказывания); с другой стороны, высказывания с одним диктумом могут отличаться друг от друга по цели сообщения (повествование, вопрос, побуждение и т.д.), степени информированности собеседника, обозначению позиции говорящего. Совокупность этих значений, “ как  бы модифицирующих основное содержание высказывания.., и составляет его модус... Прагматический подход нацелен прежде всего на изучение этих значений” [17, с. 11].

В.Г. Гак, анализируя структуру речевого акта с точки зрения прагматики, выявляет следующие его компоненты: “1) говорящий; 2) адресат речи; 3) исходный материал высказывания (пресуппозиция говорящих): 4) цель сообщения; 5) развитие, внутренняя организация речевого акта; 6. контекст и ситуация общения” [17, с. 12]. В нашей работе основное внимание уделяется трем компонентам речевого акта:  говорящему, адресату и цели сообщения - иллокутивной силе высказывания.

Основы теории речевых актов изложил Дж. Остин в курсе лекций “Слово как действие”, где представил речевой акт как трехуровневое образование: “Речевой акт в отношении к используемым в его ходе языковым средствам выступает как локутивный акт; речевой акт в его отношении к манифестицируемой цели и ряду условий выступает как иллокутивный акт. Наконец, в отношении к своим результатам, речевой акт выступает как перлокутивный акт” (Кобозева, 1986. В своем исследовании Остин не дает точного понятия иллокутивного акта (наиболее интересующего нас). Его попытки обнаружить различительные признаки иллокутивных актов П.Ф.Стросон сводит к четырем основным положениям, из которых наиболее важным можно считать первое (иллокутивный акт отличается от локутивного по признаку целенаправленности) и четвертое (иллокутивный акт отличается от перлокутивного по признаку конвенциальности) [51, с. 131].

Классификацию иллокутивных актов Остина (вердиктивы, экзерситивы, комиссивы, бехабитивы и экспозитивы) подверг критике Дж.Серль в работе "Классификация иллокутивных актов”. Он выдвинул “альтернативную таксономию”, которая также состоит из пяти классов иллокутивных актов: 1) репрезентативы; 2) директивы; 3) комиссивы; 4) экспрессивы; 5) декларации [41, с. 181-182]. Эта классификация отличается от классификации Остина, хотя и частично совпадает с ней.

Существуют и другие классификации иллокутивных актов. Например, в статье Н.Д.Арутюновой “Речевой акт” приводятся следующие основные классы актов коммуникации: “информативные речевые акты сообщения (репрезентативы); акты побуждения (директивы, прескрипции); акты принятия обязательств (комиссивы); акты, выражающие эмоциональное состояние (экспрессивы); акты-установления (декларации, вердикты, оперативы” [3, с. 413]. Е.В. Падучева выделяет речевые  акты утверждения, речевые акты вопроса, побудительные (императивные) речевые акты и речевые акты экспрессивного типа [33, с. 301-311].

Е.Р. Добрушина вводит понятие “верификативного речевого акта” - такого акта, “в котором устанавливается реальность/нереальность предполагаемого акта” [20, с. 196]. Исходя из этого определения, она выделяет следующие частные типы верификативных речевых актов: 1)“собственно верификация” (положительная и отрицательная), которая возникает как реакция на “общий вопрос”; 2) “подтверждения” и “опровержения”, которые возникают как реакция на “сообщения” и “утверждения”; 3) “верификативное согласие и несогласие”, которые возникают как реакция на высказывание “мнения” [20, с. 197-198].

Подводя итоги рассмотрению речевых актов, можно сказать, что с точки зрения иллокуции количество типов речевых актов довольно ограниченно: “мы сообщаем другим, каково положение вещей; мы пытаемся заставить других совершить нечто; мы выражаем свои чувства и отношения; наконец, мы с помощью высказываний вносим изменения в существующий мир” (Серль, 1986). Но, несмотря на ограниченность количества основных типов речевых актов, можно сказать, что частицы, внося дополнительные оттенки значения в высказывание, создают в рамках одного типа разные, не всегда похожие речевые акты. За счет этого и происходит расширение узкого круга основных типов актов коммуникации.

Функции частиц различаются прежде всего по их связи с семантикой. Е.А. Стародумова предлагает свою классификацию функций частиц, в основе которой лежит деление функций на первичные (в которых семантика частиц проявляется непосредственно) и вторичные (в которых семантика частиц проявляется опосредованно) [47, с. 15]. Для краткости изложения эта классификация представлена нами в виде таблицы: