Эвтаназия, как проблема современной биоэтики, правовые и медико-социальные аспекты

Как отмечал в одном из своих выступлений культуролог П.В. Резвых, ошибка Кириллова в том, что он придает понятию Бога слишком низкий онтологический статус. Богом нельзя стать (“Да, я стану Богом”, — заявляет Кириллов Верховенскому[10]). Богу можно только приобщиться; любовь к Богу отворяет двери человеческого сердца для ответного действия благодати. Но быть Богом может только Сам Бог. Можно осуществить себя в Боге, нельзя осуществить себя Богом. Изначально жертвенный эксперимент Кириллова был обречен на провал.

Таким образом, данный аргумент сторонников эвтаназии обусловлен принятием исходного постулата об отсутствии Бога или иного высшего начала, дающего человеку жизнь.

3) “Альтруизм” (самопожертвование).

Сторонники эвтаназии обращают внимание на то, что просьба больного об ускорении смерти может быть вызвана альтруистической мотивацией. В этом случае больной считает, что он обязан перестать быть обузой для ближних. У него не исчезает желание жить, но он преодолевает его, чтобы не обременять родственников и медперсонал заботами о нем самом. По точной формулировке И.В. Силуяновой, “забота о близких поглощает его индивидуальную волю к жизни” [11].

4) Достойная смерть  как право на комфорт

Для сторонников этого аргумента достоинство жизни определяется ее качеством. Если жизнь не приносит наслаждений, если она сопровождается ощущением дискомфорта и это ощущение нарастает, такую жизнь нельзя считать достойной. Тем более нельзя считать достойным жизни мучительный процесс умирания. Поскольку такая жизнь не удовлетворяет запросы личности, она не имеет смысла и от нее следует избавиться. Гедонистическая жизненная установка редуцирует смысл жизни к переживанию удовольствий, а тем самым подвигает к самоубийству тех, для кого комфорт уже недостижим.

5) “Справедливость” (лишние люди).

Сторонники эвтаназии убеждены в том, что легализация эвтаназии позволит сократить затраты на лечение безнадежных больных и направить эти средства на другие, более значимые для общества цели. Кроме того, ускоряя смерть терминальных больных, медицина сможет лучше обслуживать тех, у кого больше шансов на выздоровление. Таким образом, как полагают сторонники эвтаназии, легализация эвтаназии позволит воплотить принцип справедливости.

В ситуации демографического кризиса — а европейский мир стремительно стареет — все большую популярность в массовом сознании получает идея решить проблему постарения населения за счет добровольной эвтаназии стариков. И совсем неслучайно в Голландии, где последние три года эвтаназия не преследуется по закону, категорически против ее легализации выступали общества инвалидов. Почему? Потому что для них было очевидно, что общество, которое из финансовых соображений готово ускорять смерть больных по их желанию, следующим шагом легализует принудительное умерщвление, а тогда первыми жертвами подобной справедливости станут именно они — инвалиды. Кроме того, европйцы помнят о том, что в XX веке в Европе принудительная эвтаназия уже была однажды легализована — в фашистской Германии — и не хотят повторения.

6) Евгеника (генетическая  селекция).

В этом случае эвтаназия выступает средством евгеники. Приверженцы этого аргумента считают, что в целях улучшения генофонда нации и всего человечества вид Homo Sapiens следует подвергнуть генетической селекции. И как раз для гуманной выбраковки неполноценных экземпляров необходимо обеспечить им “легкую смерть”. Именно эта логика подвигла фашистсткую Германию осуществить, начиная с 1939 года, “Программу эвтаназии” по отношению к “жизненнонеполноценным” лицам. Как отмечают исследователи: “Разработанная нацистами практика эвтаназии стала первой политической программой эвтаназии, которая была реализована. Согласно данным, которые мы находим в актах Нюрнбергского процесса, между 1939 и 1941 годами было уничтожено 70 тысяч жизней, определенных как «существования, лишенные жизненной ценности» [12]. В 1944 году известны случаи, когда из германских детских домов на эвтаназию направляли подростков, страдавших энурезом. К сожалению, эти идеи не остались в прошлом. В наши дни некоторые авторы предлагают прибегать к эвтаназии для умерщвления новорожденных с тяжелыми патологиями.

Подводя итог этому обзору аргументов сторонников эвтаназии, отметим, что, несмотря на все различия, они сходятся в одном — в отрицании исключительности и трансцендентности человеческой личности, а “когда отсутствует эта ценность, тесно связанная с утверждением существования личного Бога, произвол одного человека в отношении другого может либо осуществляться главой абсолютистского государства, либо быть связан с притязаниями индивидуализма” [13]. В законодательствах всех стран мира за малым исключением подобные идеи оцениваются как бесчеловечные, а действия, направленные на ускорение смерти больного, квалифицируются как преступные. Какими же аргументами руководствуются противники эвтаназии? Мы разбили эти аргументы на пять смысловых блоков, а именно деонтологический, медицинский, психологический, юридический и религиозный.

VI. Несовместимость с врачебным призванием (“деонтологический подход”).

Впервые в истории медицины этот подход был сформулирован в Клятве Гиппократа. Он заключается в том, что само понятие врача исключает намерение причинить больному смерть. Коль скоро целью врачевания является человеческая жизнь, у врача нет никаких оправданий, если свои знания он будет использовать для того, чтобы ее оборвать.

Вот какой след оставила клятва Гиппократа в медицине поздней античности. Во II веке по Р.Х. Апулей написал книгу “Золотой осел” — своеобразный античный триллер с загадочными убийствами и исчезновениями людей. При этом, описывая нравы эпохи, Апулей затрагивал и тему врачебного призвания. Вот что говорит на суде античный медик, у которого преступники пытались заполучить яд для умервщления якобы безнадежно больного человека: “Когда этот негодяй старался купить у меня смертельного яда, я считал, что несовместимо с правилами моей профессии причинять кому бы то ни было гибель или смерть, так как меня учили, что медицина предназначена для спасения людей, но, боясь, в случае если я не соглашусь исполнить его просьбу, как бы несвоевременными этим отказом я не открыл путь преступлению, как бы кто другой не продал ему отравы или не прибег бы он к мечу или другому орудию для довершения задуманного, дать-то я ему дал снадобья, но снотворного” [14]. Таким образом, даже для античного сознания было самоочевидно, что врач призван спасать, бороться за человеческую жизнь до конца. Этот завет Гиппократа сформировал медицинскую этику европейского мира.

VII. Что отстаивает медицина? (прагматический подход).

1) Случаи самопроизвольного  излечения (вероятностный характер науки).

Этот аргумент противников эвтаназии основан на данных статистики, согласно которым даже при терминальной болезни возможны случаи самопроизвольного излечения или перехода в состояние стойкой ремиссии. В чем же причина этих непрогнозируемых улучшений состояния? В том, что медицинский диагноз и прогноз носят вероятностный характер.

Разберем этот аргумент подробнее.

Как ставится диагноз?

Исходя из того, что есть в наличии у врача —

1) данные анализов, медицинского  осмотра, анамнеза;

2) медицинская квалификация (знания плюс опыт),

— врач моделирует картину болезни и оценивает перспективы выздоровления.

Очевидно, что, во-первых, при получении данных возможны погрешности, равно как и точность приборов всегда имеет свои пределы, во-вторых, в знаниях врача возможны изъяны, в-третьих, сам анализ и прогноз могут быть ошибочными. Согласно данным патанатомии до 30% вскрытий показывают ошибочность диагноза и лечения. Или полную, что редко, или частичную, когда врач не учел какие-либо факторы, не зафиксировал сопутствующие заболевания и т.д.

Но даже если предположить, что и анализы, и диагноз, и прогноз — на высшем уровне, то и тогда их достоверность отнюдь не стопроцентнта. Почему? Потому что научное знание описывает лишь часть реальности. И хотя сфера известного человеку постоянно расширяется, за ее пределами остается бесконечное пространство непознанного, а, следовательно, и не учитываемого при решении вопроса о том, в каком состоянии поступил больной и что ожидает его в будущем. Этим объясняются те случаи самоизлечения или перехода в состояние стойкой ремиссии, которые фиксируются даже среди пациентов со смертельными заболеваниями. Конечно, они составляют доли процента. Но эти доли — и есть та ниточка надежды, которую перерубает эвтаназия.

Коль скоро врач обязан использовать все средства для спасения жизни больного, то одним из них является само время. Пока больной жив, есть надежда, что проявят себя те внутренние резервы организма, которые пока неизвестны науке, но могут сыграть свою роль в выздоровлении. Кроме того, может быть выявлена ошибочность диагноза или, быть может, все же удастся подобрать для больного подходящую ему методику лечения. Наконец, не исключено, что медицинская наука справится с данным заболеванием, появятся лекарства или подходы, до которых больному нужно просто дожить.

Печальной иллюстрацией того, почему недопустима поспешность в вопросах жизни и смерти, может служить хрестоматийный случай с врачом, который причинил “легкую смерть” своему сыну, заболевшему тяжелой формой дифтерии, а через день появилась сыворотка, позволяющая спасать таких больных.

2) Адаптационные  возможности человека (из опыта  военной медицины)

Этот аргумент противников эвтаназии говорит о том, что даже если качество жизни человека ухудшается, это не означает, что он не сможет адаптироваться и найти себя в новой жизненной ситуации. Как отмечает И.В. Силуянова, “практика военных врачей свидетельствует о способности человека приспособляться к жизни, несмотря на инвалидность (ампутация ног, рук). Адаптация и новое качество жизни, как правило, приводило большинство из них к негативной оценке своих прежних просьб к врачам об ускорении их смерти” [15].

3) Угроза развитию  медицины

Этот аргумент противников эвтаназии всецело прагматичен: легализация эвтаназии пресечет развитие медицинской науки. Дело в том, что мотор современной медицины — это реаниматология и смежные направления медицинской науки. Но борьба за жизнь пациента всегда была одной из самых затратных сфер медицины. Сюда привлекаются огромные средства, но именно поэтому здесь и совершаются открытия. Если же врачам позволят избавляться от трудных больных, если смерть получит статус “последнего лекарства”, реанимация утратит смысл: умертвить больного гораздо дешевле, чем спасать его жизнь.

А теперь ответьте на вопрос: кто заинтересован в свертывании финансирования реанимационных мероприятий? Ответ банален: страховые компании. Да, это они лоббировали закон об эвтаназии в Голландии. В результате даже хосписов в этой стране появилось всего 12. Для сравнения, в России их уже более 40.

Таким образом, легализация эвтаназии может привести к переориентации медицины, которая в этом случае превращается в отрасль смертеобеспечения. Принятие смерти как вида медицинского лечения может оказаться “мощным препятствием на пути медицинского прогресса” [16].

Аргументам с позиций психологии, юриспруденции и теологии посвящена вторая часть статьи.

[1]Сальников В.П. Кузнецов Э.В. Старовойтова О.Э. Правовая танатология. СПб., 2002. С. 136–144.

[2]Стеценко С.Г. Медицинское право. Учебник. СПб., 2004. С. 361.

[3]Платон. Федон, 64 a. Собр. Соч. в 4 тт., Т. 2. М., 1993. С. 14

[4]Чехов А.П. Палата №6 / Рассказы и повести. М., 1979. Сс. 376-377.

[5]Там же. С. 378.

[6]См. Франк С.Л. Смысл жизни / Духовные основы общества. М., 1992. С. 182.

[7]Кондратьев В.Ф. Православно-этические аспекты эвтаназии / Сборник церковно-общественного совета по биомедицинской этике. Вып. 1. М., 2001. С. 31.

[8]Силуянова И.В. Биоэтика в России: ценности и законы. М., 1997. С. 166.

[9]Достоевский Ф.М. Бесы / Полн. собр. соч. в 30 тт. Л., 1974. Т. 10. С. 472.

[10]Там же. С. 469.

[11]Силуянова И.В. Там же. С. 167.

[12]Сгречча Э. Тамбоне В. Биоэтика. М., 2002. С. 347.

[13]Там же. С. 348.

[14]Апулей. Золотой осел. Лениздат, 1992. С. 164.

[15]Силуянова И.В. Там же. С. 169.

[16]Там же.

 

Часть вторая. Часть 1.

 

VIII. О чем свидетельствует  психология? (психологический подход)

Этот блок аргументов против эвтаназии базируется на данных психологии. Мы выделяем восемь основных тезисов: 1) терминальная болезнь может иметь для больного высший смысл; 2) просьба об эвтаназии может быть просьбой о помощи; 3) существует опасность индуцирования врача пациентом; 4) желание “облегчить страдания” может быть скрытым проявлением эгоизма; 5) реальность “легкой смерти” отнюдь не легкая; 6) для врача производство эвтаназии является непоправимой ошибкой; 7) существуют границы ответственности медицинского персонала; 8) легализация эвтаназии подорвет доверие к деятельности врача.

Рассмотрим их подробнее.

1) Терминальная болезнь: новые грани бытия.

Главная проблема страдающего человека — увидеть смысл мук. Если этот смысл есть, человек любою боль вынесет. Если его нет, даже насморк может оказаться поводом к суициду.

Так, А.И. Солженицын прошел сквозь все лагеря, чтобы написать свои книги. Будучи онкологическим больным, пережив в лагере операцию по удалению части желудка, он знал, зачем живет, и это давало ему силы бороться. С другой стороны, современную Россию охватила эпидемия подростковых самоубийств. Наши вроде бы благополучные дети вышагивают из окон именно потому, что не в силах перенести даже душевные страдания, не говоря уже о телесных. Массовая культура учит наслаждаться жизнью, брать от нее всё, но не учит болеть. Малейшая душевная либо физическая боль дезориентирует человека; он не может понять смысла происходящего с ним.

Более того, само отсутствие этого смысла может быть большей мукой, нежели болезнь. По точному наблюдению Ницше, для человека “не само страдание было проблемой, а отсутствие ответа на вопиющий вопрос: “к чему страдать”? Человек [...] не отрицает страдания как такового; он желает его, он даже взыскует его, при условии, что ему указуют на какой-либо смысл его, какое-либо ради страдания. Бессмысленность страдания, а не страдание, — вот что было проклятием, тяготевшим до сих пор над человечеством, — и аскетический идеал придал ему некий смысл” [1]. Под аскетическим идеалом Ницше понимает христианство. Но идея спасения души все менее вдохновляет европейский мир. Тем самым вопрос о смысле страданий остается открытым.