Детская тема в творчестве Н.А.Некрасова

Искусство в романтическом  мироощущении занимает особое место, являясь  совершенным, надвременным миром. Роль искусства  у ребенка выполняет  игра. Игровой сюжет, как правило, завершается победой добрых начал, обретением уверенности. Игра, поглощая ребенка, интегрирует его в мир  реальности. Ребенок – принц кукольного мира, завоевывающий в нем любовь, право на счастье. Мир моделируется самим ребенком на основе идеалов  любви, дружбы, человечности («Щелкунчик» (1816) Э.Т.А.Гофмана).  Категория ужасного – одна из критериально значимых в  романтическом типе сознания. В романтических  произведениях есть дети, являющиеся прямым порождением зла: маленькие  злые существа – дети, которые не вырастают («Крошка Цахес, прозванный Циннобером» (1819), «Песочный человек» (1816) Э.Т.А. Гофмана). Образы «агрессивных детей» («böse Kinder») широко представлены не только в творчестве Э.Т.А. Гофмана, но и  в прозе Г.Бёлля (в новелле «Балаган» (1950) и в повести «В долине грохочущих копыт» (1957)). В этом качестве детские образы предстают как средство социально-культурной критики. Агрессия ребенка предстает как прямое следствие вытеснения из  жизни человека высокой духовности, доброты, фантазии, простодушия, чистосердечия и умения сострадать. [30,733]

Таким образом, тема детства  как самостоятельная тема в литературе существовала еще в эпоху рыцарских  романов, а наивысшего расцвета достигала  в эпоху Просвещения и активно  развивалась до нашего времени.

1.3. Тема детства в русской литературе

Современная русская детская  литература выросла не на пустом месте. Глубинные традиции ее следует искать прежде всего в труде тех больших  русских писателей, для которых  детская тема была темой трепетной  и сердечной, темой серьезной  и непременной, чье творчество в  какой-то важной его части прочно вошло в детское чтение в силу своей конкретности, простоты и задушевности.

Становление детской литературы как явления эстетического протекало  в русле общелитературного развития.

В начальной стадии детская  литература учитывала социальное неравенство, но представляла его абстрактно: богатый  ребенок - бедный ребенок. Благотворительность  была единственной сферой деятельности богатого ребенка: он был хорош потому, что не делал того-то и того-то, будучи послушным, а если что-то и  делал, так только добро. Сфера проявления добродетельности для бедного ребенка  была шире. Бедное дитя часто бывало благороднее и смекалистее дворянского  ребенка: оно вытаскивало маленького дворянина из воды, выручало в трудную  минуту и было способно на тонкие чувства. [29, 31]

В процессе развития детской  литературы традиционная для нее  пара "добродетельный - порочный" перестает быть обязательной и заменяется иной антитезой: "чувствительный - холодный". Это новое понимание ребенка, уходящее корнями в сентиментализм, окрепла в эпоху романтизма и  составило основу романтической  концепции детства. Начала разрабатывать  эту концепцию детская литература, но уже в 40-50 годы XIX века, ее осваивает  и "большая" литература. Детство  представляется как пора невинности и чистоты. "... Дети несравненно  нравственнее взрослых. Они не лгут (пока их не доведут до этого страхом), они сближаются со сверстниками, не спрашивая, богат ли он, ровен ли им по происхождению... Да, мы должны учиться у детей, чтобы достигнуть видения истинного добра и правды. Такова поэтизация детства в русской классике: "Детстве" Л. Н. Толстого, "Детских годах Багрова-внука" С. Аксакова. Семья всегда была в русской литературе прообразом народной жизни: пушкинские Гриневы, тургеневские Калитины, толстовские Ростовы... Семья Багровых занимает среди них особое место, т.к. за нею стоит семья самих Аксаковых.

С полной правдивостью Аксаков  рассказал обо всем, что им было пережито в детстве, начиная от первых еле уловимых ощущений и кончая тончайшей гаммой человеческих чувств.

Самым большим достоинством "Детства" Аксакова Л. Н. Толстой  считал разлитую в книге любовь к природе, поэзию природы.

Чувство природы пришло к  мальчику, герою книги, во время первой весны в деревне и сложилось  под влиянием отца его Алексея  Степановича Багрова и дядьки Евсеича.  [7,71]

Оживающие под весенним солнцем  берега реки, со всякого рода дичью, плавающие утки и проносившиеся  стаи птиц, которых отец и Евсеич знали по голосам, наполняли сердце мальчика восторгом.

Именно в этот период мальчик  почувствовал то слияние с природой, которое так характерно для писателя Аксакова: "В конце фоминой  недели началась та чудная пора, не всегда являющаяся дружно, когда природа, пробудясь  ото сна, начинает жить полною, молодою, торопливою жизнью: когда все переходит  в волненье, движенье, в звук, в  цвет, в запах. Ничего тогда не понимая, не разбирая, не оценивая, никакими именами  не называя, я сам почуял в себе новую жизнь, сделался частью природы, и только в зрелом возрасте, сознательных воспоминаний об этом времени сознательно  оценил всю его очаровательную прелесть, всю поэтическую красоту. " Природа  благотворно влияет на ребенка. Мальчик  нежно участливо привязывается  к матери. Растет их взаимная любовь и понимание друг друга. Мать становится для Сережи самым большим авторитетом, самым любимым и дорогим авторитетом  в мире. Он делится с ней всем увиденным, всем услышанным и пережитым. Добросердечие и искренность, которые  мать воспитывала в Сереже, побуждали  мальчика сочувствовать подневольному  положению крепостных. В богатом  поместье бабушки Прасковьи Ивановны, Парашине, старостой был Мироныч, которого Сережа называл про себя "мужиком со страшными глазами". Осматривая вместе с отцом мельницу, мальчик наблюдал грубое отношение  Мироныча к старик-засыпке и другим крестьянам и чувствовал "внутреннюю дрожь". Множество вопросов возникало  в сознании Сережи: "За что страдает больной старичок, что такое злой Мироныч, какая это сила Михайлушка и бабушка".

Преимущественный интерес  Аксаков проявляет к внутреннему  миру своего героя. С пристальным  вниманием следит он за возникновением и развитием душевных движений, даже самых незначительных. Обгоняющая возраст  умственная зрелость выработала у Сережи привычку анализировать собственные  чувства и мысли. Он не только живет  впечатлениями. Он делает их предметом  анализа, подыскивая им соответствующие  толкования и понятия и закрепляя  в своей памяти. Когда же герою  повествования это не удается, на помощь приходит Багров повзрослевший, вспоминающий. И на протяжении всей книги мы слышим два голоса.

Расширяются, углубляются  знания о внешнем мире - и все  чаще и чаще приходит желание практического  его освоения. И пусть над Cережей не тяготела необходимость физического  труда, потребность труда, неотъемлемая от человеческого естества, властно  пробуждается и в нем. Сережа не только восхищался прелестями полевых работ. Он подмечал и то, какими невыносимо тяжелыми бывают они для крепостных крестьян. И, повзрослев, он не только сострадает, он убеждается в "важности и святости труда", в том, что "крестьяне  и крестьянки гораздо нас искуснее и ловчее, потому что умеют то делать, чего мы не умеем".

Чем шире раздвигаются горизонты  Сережиного мира, тем настойчивее  вторгаются в него факты, нарушающие его гармонию. В сознании Сережи никак не укладывается, почему злой староста Мироныч, выгоняющий крестьян на барщину даже в праздник, считается  самими же крестьянами человеком  добрым. " Почему пасхальный кулич  для Багровых "был гораздо белее  того, каким разговлялись дворовые люди"? Одни из этих многочисленных "почему" оставались без ответа. Даже его любимая мать, чьим "разумным судом" привык Сережа проверять свои впечатления и мысли. И та нет-нет  да и одернет его: "Это не твое дело". Другие же "почему" затрагивали  такие отношения, которые дети с  их врожденной справедливостью вообще не могли понять, а тем более  оправдать. Все это приводило  к "смешению понятий", производило "какой-то разлад в... голове", возмущало "ясную тишину... души". Мир взрослых, не всегда понятный для детей, начинает просвечиваться непосредственным, естественным, чисто человеческим детским взглядом. И многое в нем начинает выглядеть  не только странным, но и не ненормальным, достойным осуждения.

Переживая дисгармонию внешнего мира, Сережа приходит к сознанию и  своего собственного несовершенства: в нем пробуждается критическое  отношение и к самому себе, "ясная  тишина" сменяется в душе по-детски преувеличенными сомнениями, исканиями выхода. [2,51-54]

Но внутренний мир Сережи не раскалывается, не распадается. Он качественно  видоизменяется: он наполняется социально-психологическим  содержанием, в него входят ситуации и столкновения, в преодолении  которых и протекает становление  человека, подготавливающее его к  равноправному участию в жизни.

Повествование в "Детских  годах" прекращается накануне важнейшего события в жизни Сережи - предстоит  поступление в гимназию. Детство  кончилось. Изображение взрослеющего, мужающего человека со своим событийным и духовно-эмоциональным миром, беспрестанно и качественно меняющимся, - вот  главный пафос книги "Детские  годы Багрова-внука". Но точнее и  полнее других его выразил сам  Аксаков: "Жизнь человека в детстве, детский мир, созидающий под влиянием ежедневных новых впечатлений.. Жизнь человека в дитяти".

Выйдя в свет, "Детские  годы Багрова-внука" сразу же стали  хрестоматийным классическим произведением. "Детские годы... " после своего выхода вызвали восторженные отзывы современников. У каждого из знаменитых современников С. Т. Аксакова был  свой взгляд на его книги, но все  сходились в одном: в признании  выдающихся художественных достоинств этих книг, редкого таланта их автора. [2, 31]

Для Толстого Л. Н. в "Детских  годах Багрова-внука" "равномерно сладкая поэзия природы разлита  по всему, вследствие чего может казаться иногда скучным, но зато необыкновенно  успокоительно и поразительно ясностью, верностью и пропорциональностью отражения".

Повесть Аксакова - это прежде всего художественное изображение детских лет его собственной жизни. Чтобы придать фактам и событиям своего далекого прошлого типическое значение, автор этих художественных мемуаров скрывается под маской постороннего рассказчика, добросовестно излагающего то, что он слышал от Багрова-внука.

Поскольку повествование  ведется от лица его главного героя, постольку авторское "я" и авторская  речь почти полностью сливаются  с образом и речью самого Багрова-внука. Его отношение к описываемым  событиям, как правило, выражает авторское  отношение к ним. [8, 131]

В трилогии Л. Н. Толстого "Детство. Отрочество. Юность" повествование  также ведется от лица его главного героя.

Однако рядом с детским  и юношеским образом Николеньки Иртеньева в трилогии дан четко  очерченный образ авторского "я", образ взрослого, умудренного опытом жизни "умного и чувствительного" человека, взволнованного воспоминанием  о прошлом, заново переживающего, критически оценивающего это прошлое. Тем самым  точка зрения самого Николеньки Иртеньева  на изображаемые события его жизни  и авторская оценка этих событий отнюдь не совпадают.

Тема детства глубоко  органична для творчества Толстого и выражает характерные черты  его воззрений на человека и общество. И не случайно, что Толстой посвятил этой теме свое первое художественное произведение. Ведущим, основополагающим началом в духовном развитии Николеньки Иртеньева есть его стремление к  добру, к правде, к истине, к любви, к красоте. Первоначальным источником этих его высоких духовных устремлений  является образ матери, которая олицетворяла для него все самое прекрасное. Большую роль в духовном развитии Николеньки сыграла простая русская женщина Наталья Савишна.

В своей повести Толстой  называет детство счастливейшей  порой человеческой жизни. "Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства!.. Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви  и силы веры, которыми обладаешь  в детстве? Какое время может  быть лучше того, когда две лучшие добродетели - невинная веселость и  беспредельная потребность любви - были единственными побуждениями в жизни? " Детские годы Николеньки Иртеньева были беспокойными, в детстве  он испытал немало нравственных страданий, разочарований в окружающих его  людях, в том числе и самых  близких для него, разочарований  в самом себе. [26,41]

Толстой рисует, как постепенно перед Николенькой раскрывается несоответствие внешней оболочки окружающего  мира и истинного его содержания. Николенька постепенно уясняет, что  люди, с которыми он встречается, не исключая самых близких и дорогих  для него людей, на деле вовсе не такие, какими они хотят казаться. Он замечает в каждом человеке неестественность и фальшь, и это развивает в  нем беспощадность к людям. Замечая  и в себе эти качества, он нравственно  казнит себя. Для этого характерен такой пример: Николенька написал  стихи по случаю дня рождения бабушки. В них есть строка, говорящая, что  он любит бабушку как родную мать. Обнаружив это он начинает доискиваться, как мог он написать такую строку. С одной стороны, он видит в  этих словах как бы измену по отношению  к матери, а с другой неискренность  по отношению к бабушке. Николенька рассуждает так: если эта строка искренняя, значит, он перестал любить свою мать; а если он любит свою мать по-прежнему, значит, он допустил фальшь по отношению  к бабушке. В результате в Николеньке укрепляется аналитическая способность. Подвергая все анализу, Николенька обогащает свой духовный мир, но тот  же самый анализ разрушает в нем  наивность, безотчетную веру во все  доброе и прекрасное, что Толстой  считал "лучшим даром детства". Это очень хорошо показано в главе "Игры". Дети играют, и игра доставляет им большое наслаждение. Но они получают это наслаждение в той мере, в какой игра кажется им настоящей  жизнью. Как только утрачивается эта  наивная вера, игра становится неинтересной. Первым высказывает мысль о том, что игра не есть настоящее, Володя - старший брат Николеньки. Николенька понимает, что брат прав, но тем не менее слова Володи глубоко его  огорчают. [26,79]