Русская культура XIII-XVвв

 «Троица» Рублёва была  впервые подвергнута реставрации  незадолго до революции 1905 г.  Однако лишь Великая Октябрьская  революция, благодаря которой  охрана и восстановление памятников  древнего искусства стали государственным  делом, сделала возможными восстановление  и исследование всех памятников, связанных с именем Рублёва.  Этими открытиями было заложено  основание для научного изучения  Рублёва. 

Мало что известно о биографии мастера, когда и где он родился, кто были его родители, где он учился живописи, когда и где он постригся в монахи и т.д. и т.п. Скорее о Рублеве можно сказать, что реальные факты его жизни  это созданные им произведения.

На основании источников, некоторых косвенных данных и  сохранившихся произведений художника  его биография может быть представлена в следующем виде.

Предполагаемая дата рождения Рублёва -- около 1360 года. Нет никаких сообщений ни о месте его рождения, ни о его родителях. Неизвестно даже имя художника, так как Андрей -- его второе, монашеское имя. О годах приобщения Рублёва к мастерству живописи и о начале его творческого пути также нет никаких сведений. Самые ранние документальные свидетельства о художнике содержат летописи.

В 1405 году Рублеву выпала честь принять участие в росписи  и украшении иконами незадолго  до того сооружённого Благовещенского  собора Московского Кремля, служившего московскому великому князю чем-то вроде домовой часовни Там же. Видимо, в то время Рублёв уже был сложившимся мастером. Но в летописной записи об этой работе на первом месте упоминается имя прославленного Феофана Грека, на втором -- старца Прохора из Городца, имя Рублёва как самого младшего стоит на третьем, последнем месте.

Многим Рублёв был обязан Феофану Греку, с которым вместе работал. Ему он был обязан, прежде всего, высоким представлением об искусстве, верой в творческие силы художника. Это не исключает того, что между  ними были глубокие расхождения.

По складу своего лирического  дарования Рублёв был антиподом  Феофана. Произведения Феофана поражают силой творческого напряжения и всё же совершенство его живописного письма граничит с виртуозностью. В живописных характеристиках Феофана есть что-то от готовности поразить быстротой исполнения и мудрой уравновешенностью форм.

Рублёв видел и внимательно  разглядывал создания Феофана Грека  и, надо полагать, восхищался проникновенностью  этого мастера. Но Феофан еще принадлежал  старшему поколению. Для него плотское начало в человеке -- это источник греха, и потому для достижения совершенства он должен подавлять и истязать свою натуру. Феофан мастерски передавал душевную бурю в сердцах своих героев. Он был неподражаем, когда следовало изобразить сурового аскета, мудрого проповедника, гордого своей правотой подвижника, их нахмуренные взгляды, искажённые страданием лица.

После «совершения» работ  в Троицком монастыре в 1420-х гг., художники возвратились в Москву в Андроников монастырь, где, прожив еще несколько лет, украсили недавно возведенный каменный собор «подписанием чюдным» Житие и чудеса Преподобного Сергия. Эти росписи также утрачены. После окончания росписи собора художники прожили мало: сначала скончался Андрей, за ним вскоре разболелся и умер Даниил. Погребены они были на монастырском кладбище к юго-западу от Спасского собора. Их могила ещё существовала во второй половине XVIII века. Перестройки в Спасо-Андрониковом монастыре, проводившиеся в конце этого же столетия, не пощадили и места захоронения художников.

Мир Рублева чужд трагического, лишен какой бы то ни было внутренней дисгармонии, колебаний, борьбы. В его искусстве ясно выражено возвышенное отношение человека к миру как к среде, в которой он призван жить и которая не противостоит ему; окружающий мир трактуется художником как нечто производное от человека. Его душа не испытывает раздвоения между миром духовного и миром земного, он пребывает в состоянии равновесия, ясности и покоя. Искусство Рублёва несло оправдание миру и человеку, который изображается исполненным творческого начала и достоинства, благородства и свободы, совершенства и красоты.

У Рублёва можно найти  элементы аллегории, но самое существенное у него -- символы. Изображение у него не только воспроизводит определённый предмет, помимо этого в нем самом заключён еще второй, более широкий смысл, который раскрывается в процессе созерцания образа. Символ не так ограничен, как аллегория, порой менее отчётлив, чем она, зато он может получить широкое значение, ведет внимание зрителя к самой сущности вещей. В аллегориях больше участвует рассудок, в символах -- больше фантазии. В искусстве Рублёва преобладает символ, и это даёт ему такую глубину. Круг в живописи Рублёва всегда имел большое значение, но его невозможно свести к одному ключу. Он и солнце, и вечность, и единство, и рай, и любовь, и еще многое другое. Он не стремился к точному воспроизведению предмета и ограничивался метафорическими образами, которые помогают постигнуть связь явлений.

Создав новый типаж  с отблеском национальных русских  черт, Рублёв ярко передает индивидуальные черты своих святых. Одновременно все его персонажи, пребывающие  в состоянии безмолвного созерцания или вдохновенного восторга, связаны  между собой единым психологическим  потоком, они объединены общностью  чувствований и переживаний. Поскольку созданные Рублёвым образы равны между собой, они обладают замечательным свойством замещать друг друга. В сущности, все они -- это единый собирательный образ прекрасного духом и телом «совершенного человека», богочеловека, пример высочайшего осуществления его духовных возможностей.

Рублёв никогда не стремился  в живописи к обманчивому впечатлению  жизни, он даже не помышлял о том, чтобы  его идеальные образы можно было принять за действительность. Вместе с тем, ему было чуждо стремление к чему-то небывалому, невероятному, сказочному, фантастическому. Его целью  было нечто совершенное и возвышенное, при этом представленное таким образом, чтобы оно не казалось недостижимым. Во взгляде на мир Рублёва было много любви, отзывчивости и ласки.

Среди современников Рублева  было много даровитых, искусных мастеров. Но его создания выделяются из их числа, на них лежит отпечаток его  личности. Правда, в отдельных случаях  нелегко отличить произведения самого художника от работ его сподвижников. В то время творчество русских  мастеров носило в значительной степени  имперсональный, коллективный характер. И все же Рублев -- это вполне осязаемая личность, художник обаятельный.

Вспоминая суровое время, когда жил и творил Рублёв, нельзя не удивляться тому, что ему удалось  создать такое высокое и совершенное  искусство. Между тем, в его возникновении  и позднее в его гибели была своя историческая закономерность. Борьба с наступавшими с Востока монголами, с кочевниками, со степью требовала от русского народа огромного напряжения физических и моральных сил. Порождением этого морального подъёма и было искусство того времени. Существовало много причин, почему эти силы смогли найти себе выражение в искусстве. Ради победы над врагами требовалось тогда преодоление розни, необходима была готовность подчиниться единой власти, и хотя Москва уже в те годы прибегала к насилию, она выражала духовные стремления всего народа. Через Византию Древняя Русь была приобщена к богатому наследию античности, русский народ накопил свой собственный жизненный опыт.

3.2. Феофан Грек

Среди греческих художников, прибывших в XIV веке на Русь в поисках  применения своего труда и дарования, выделялся замечательный мастер Феофан. Сведения о Феофане имеются  в трех летописных упоминаниях и  в одном письме. Год рождения неизвестен, день смерти - тоже. Можно лишь предположить, что умер он после 1405 года - последний  год, под которым имя художника  упоминается в летописи в связи  с работой над одним из великокняжеских  заказов. Полное собрание русских летописей  Смерть застала его, несомненно, в  преклонном возрасте, ибо Феофан приехал  на Русь, случилось то в 70-х годах XIV века, в расцвете таланта, полный сил, успев до того расписать у  себя на Родине более сорока церквей.

На Русь Феофан прибыл не позднее 1378 года, в расцвете своего таланта. Новгородцам, которые издавна  проявляли много вкуса в искусстве  и не жалели средств на постройку  храмов и на их украшение стенописью и «всяческими добротами», удалось заполучить его к себе, прежде чем он поселился в Москве. В Новгороде им был расписан один из крупнейших храмов Торговой стороны -- церковь Спаса на Ильине улице. Однако в 1390-х годах он перебирается в Москву, возможно, благодаря стараниям Димитрия Донского, который не жаловал новгородцев за то, что они отстранялись от участия в совместном выступлении русских против монгол. В Москве дарование пришельца развернулось особенно ярко. Ему поручались росписи московских церквей и соборов, а также теремов знатных людей.

Появление в Москве Феофана  Грека было для московских художников большой удачей. В его лице они  соприкоснулись с мастером исключительного  дарования, занесшего на Русь константинопольскую  традицию. В своем письме Кириллу  Тверскому Епифаний Премудрый, один из просвещеннейших русских писателей того времени, перечисляя те города, где Феофан работал до приезда на Русь, называет Константинополь, Халкидон, пригород Константинополя генуэзскую колонию Галату и генуэзскую колонию на Черном море Каффу. Письмо Епифания Премудрого Кириллу Тверскому Поэтому нет никаких оснований сомневаться в константинопольском происхождении искусства Феофана.

Личность Феофана производила  на москвичей не меньшее впечатление, чем его художественные создания. Он писал не в тихом и скромном уединении, как русские мастера  того времени. Обычно вокруг него собиралась толпа любопытных и с изумлением взирала на то, как чудесной силой  его неутомимой кисти у неё  на глазах возникали дивные образы. Пылкий характер южанина вызывал  всеобщее восхищение. Москвичей поражало, что во время работы он не стоял  на месте, но обычно, то подходил вплотную к своему произведению, чтобы положить несколько мазков, то отходил от него на расстояние, чтобы проверить  издали общее впечатление. Творческий подъем во время работы не мешал  ему поддерживать занимательную  беседу. В беседах художник обнаруживал  обширный жизненный опыт и редкую проницательность ума. Алпатов М.В. Андрей Рублёв и русская культура

 В Москве Феофан  Грек выступал не только как  фрескист и иконописец, но и как миниатюрист, украшавший дорогие рукописи фигурными инициалами, заставками и лицевыми изображениями. Феофан имел, несомненно, свою большую мастерскую, в которой сотрудничал с местными мастерами, и его искусство, сильное и экспрессивное, обладало в глазах москвичей неотразимым очарованием. У него были свои ученики и свои последователи, и он немало способствовал повышению качественного уровня московской иконописи. Но влияние его оказалось кратковременным, поскольку Андрей Рублёв очень скоро от него отошёл, став поборником таких художественных идеалов, которые во многом были противоположными идеалам Феофана Грека.

Нет оснований считать, что  Феофан был учителем и духовным отцом молодого Рублёва. Известно лишь то, что молодому русскому мастеру пришлось участвовать в одной крупной работе, которую незадолго до смерти возглавил знаменитый грек. Однако и помимо этого сотрудничества, на основании сохранившихся произведений, можно догадаться, что Феофан произвел глубокое впечатление на русского художника. Правда, тот не копировал его созданий, редко подражал его живописным приёмам, но, видимо, он глубоко вникнул в человеческий смысл его образов, пристально всматривался в каждый штрих его быстрой и безошибочно точной кисти. И это помогло ему вобрать в себя и многовековой художественный опыт византийской школы, и по достоинству оценить новые искания ее замечательного представителя.

Многие историки  полагают, что Рублёва поражали и яркие, сильные характеры Феофана и глубоко личные нотки в их живописном воссоздании. При всём восхищении, которое в Рублёве должно было вызывать искусство Феофана, видимо, его смущало то, что герои его -- отягощенные жизненной мудростью и убелённые сединами старцы -- не в состоянии преодолеть внутреннего разлада, что при их постоянной готовности к покаянию и отречению они пребывают во власти гордыни. Его не могло удовлетворить то, что в произведениях Феофана почти не встречается образов безмятежной радости, женственной грации, юношеского чистосердечия.

Судьбы мастеров того времени влияли на их работы. В поисках благоприятных условий для творчества Феофан вынужден был покинуть родину, где уже выступали признаки рокового для ее судьбы и культуры упадка, но на чужбине он должен был чувствовать себя немного отщепенцем. Вместе со своим народом, только вступившим тогда на путь исторической жизни, Рублёв жил более цельной, органичной и полной жизнью. Феофан - живой, страстный, подвижный - неизменно испытывал потребность своим искусством убеждать, волновать, доказывать как искусный ритор, оратор, проповедник. Рублёв в выражении своих чувств был более сдержан, менее патетичен, порой даже несколько робок. У Феофана больше интереса к характеру отдельных фигур, они почти портретны, этим усиливается их разобщенность. В русских иконостасах сильнее выделяется то общее, что объединяет фигуры, что подкрепляется властно подчиняющим их общим ритмом. В этом главное расхождение между византийскими и русскими иконостасами.. Между русским и византийским пониманием иконы было различие еще другого порядка: византийский художник, в частности Феофан, тяготел к пониманию икон как изображений характерных персонажей. В русских иконах, в частности у Рублёва, сильнее проступает, что они символы определенных нравственных категорий, и потому ему было легче подчинить их общей идее иконостаса.

Феофан был одним из величайших художников своего времени, художником, который и по прошествии шести столетий производит неотразимое впечатление мощью своих живописных образов, своим вдохновенным мастерством. Он руководствовался убеждением о том, что человек должен испытывать страх перед божественным, и поэтому наделял свои произведения чувством суровой отрешённости, уверенностью и мощью.

4. Развитие зодчества.  Строительство Кремля в Москве.

В Третьяковской галерее  хранится интересная скульптура –  всадник с копьем или, как говорили в древности, "ездец". Ни конь, ни нижняя часть фигуры всадника не сохранились, ведь скульптуре более пятисот лет. В 1469 г. ее изготовил известный московский зодчий Василий Ермолин, которому Иван III поручил "поновление" белокаменного Кремля. "Ездец", изображавший Святого Георгия и считавшийся покровителем Москвы, был установлен на Фроловской башне Кремля. После перестройки крепости итальянцами его перенесли на новую башню, впоследствии названную Спасской. Всадник на коне стал гербом Москвы, а Спасская башня – символомКремля.