Автор работы: Пользователь скрыл имя, 08 Мая 2015 в 10:47, курсовая работа
Отдельные положения концепции этногенеза весьма репрезентативно отражены в публикациях, посвященных феномену этничности в его соотношении с хозяйственной, религиозной, культурной и иными сферами жизнедеятельности человека. Однако целостная концептуализация научного наследия Гумилева, призванная подтвердить или опровергнуть его теоретические конструкции и тем самым или эксплицировать их практическую значимость, или доказать их методологическую несостоятельность не осуществлена.
сти собственных национальных идей и возможностей идентифи-
кации.
Излагаемая в исключительной оппозиционности атлантиз-
му [272], ориентированная на поиск самобытной цивилизацион-
ной модели, неоевразийская идея оказывается чрезвычайно со-
звучной будущему, толкуемому в исторической инверсии как
поворот от техноцентризма к культуроцентризму и культуро-
центрическому фундаментализму. Евразийская идея необходимо
оказывается новейшим изданием «русской идеи», единственно
возможным ответом России на беспрецедентные «вызовы» со-
временности [270]. Евразийский проект, считает А.С. Панарин,
не может быть истолкован и осуществлен в реставрационном и
изоляционистском контекстах [268]. Евразийская идея обращена
в будущее и призвана открыть постиндустриальную перспективу
интерпретации мира в рамках неоконсервативной парадигмы.
Неоевразийство в своих историософских исканиях, однако, бли-
же находится к евразийству 20-30-х гг., нежели к Гумилеву. По-
груженное в постмодернистский дискурс оно реанимирует жиз-
ненный мир человека, отказывается от его технической и соци-
альной центрированности. Современное евразийство заявило о
конце вестернизации мира (русское западничество, писал Н.Н.
Алексеев еще в 20-е гг., в своем развитии завершило и исчерпа-
ло возможный цикл [3]) и начале инверсионной фазы в истори-
ческом процессе – образовании новых цивилизационных моде-
лей. Его установка «понимающего знания» апеллирует к энерге-
тийной теории социума, которая, в отличие от концепции этно-
генеза, интерпретируется не натуралистически как мера энерге-
тического наполнения этнических систем, связанная с их фазо-
во-временными характеристиками (физическим возрастом), а
как степень приобщенности к вере и полноте бытия [269, с. 185].
Взыскуя нового смысла человеческого жизнестроения, не-
оевразийство актуализирует глубинные пласты социокультурно-
го измерения человеческого бытия, оказавшегося явно не-
дооцененным Гумилевым, сакрализует евразийское пространст-
во и время, отсылает к архетипам Евразии. Поиск новой метафи-
зики человеческого бытия или «смысла пребывания в потоке
истории» связан, вопреки Гумилеву, не с естественной, а с цен-
50
ностной пассионарностью, организующей бытие вокруг идеала и
питаемой энергетикой культуры. В отличие от евразийства 20-
30-х гг., ставившего вопросы внутреннего жизнестроения рос-
сийско-евразийской коллективной исторической индивидуаль-
ности (в наиболее завершенном виде с привлечением выводов
естествознания онтология евразийского суперэтноса обоснована
Гумилевым), неоевразийство путем экологической и культуро-
логической критики западных схем доказывает возможность и
необходимость обновления цивилизационных скреп, нового ев-
разийского суперэтнического синтеза, учитывающего эколо-
гические (примат естественного над искусственным) и антропо-
логические (несовпадение научно-технической рациональности
и человеческой идентичности) императивы.
Критика западничества и вестернизации в неоевразийстве
сохраняется как родовая черта евразийской традиции. Более
рельефно она обозначена в ветви неоевразийства, ба-
лансирующей на грани мистики, национализма и геополитики.
Интерпретируя евразийские тексты, А. Дугин отстаивает пони-
мание Запада как исторической патологии, пути дегенерации и
упадка. Сохраняя классические мыслительные дихотомии: ин-
дивидуализм – коллективизм, либерализм – авторитаризм, демо-
кратизм – общинность, механизм – организм, – Дугин пишет:
«Ярко выраженная евразийская ориентация характерна для Рос-
сии и Германии, двух мощнейших континентальных держав, чьи
геополитические, экономические и, самое главное, мировоззрен-
ческие интересы полностью противоположны «атлантистам»
[120, с. 93]. Приоритет евразийской доктрины основан на экс-
пликации реального геополитического основания славянофиль-
ских концепций, которые вне евразийского их доосмысления
остаются или слишком абстрактными, или резюмируются панс-
лавистской идеей, а последнее, с точки зрения Дугина, тождест-
венно идейному воспроизведению «пангерманизма» в ином ци-
вилизационном контексте. Самобытность Евразии связана со
спецификой сакральной географии территории, а осознание
уникальности России в Евразии определено логикой ее цен-
трального положения в ней. Вследствие этого «русский патрио-
тизм», имея сакральные, мистические основания, коренящиеся в
географическом и геополитическом факторах евразийского про-
51
странства, отличен от национализма иных народов. Исключи-
тельность «русского патриотизма», рассматриваемого в качестве
формы «евразийского национализма», вытекает, таким образом,
как следствие осознания мессианской предопределенности и
значимости национального самосознания, включая архетипиче-
ский уровень коллективной психологии [119, с. 576]. Вместе с
тем вопрос о евразийской сущности России и сегодня спорен и
неоднозначен. Позиция крайнего почвенничества, базирующего-
ся на представлении о России-Евразии как окончательной лик-
видации исторической России, связывает с евразийством рас-
творение русского национального самосознания и православно-
го мировосприятия. Евразийство как концепция будущего ока-
зывается рядоположенной западноевропейскому космополи-
тизму и либерализму [249, с. 216; 250]. И все же евразийство как
идея и, возможно, в недалеком будущем практика несет в себе
интегративный смысл. Как продолжение славянской идеи, отме-
чает Ю. Васильев, евразийство не противостоит ей, а обе идеи не
являются взаимоисключающими [39, с. 29].
Подводя итог, следует отметить ряд аспектов евразийского
контекста концепции этногенеза Гумилева. Концепция этногене-
за весьма неоднородна и противоречива в плане генетических и
содержательных аспектов своего формирования. Создававшаяся
на эмпирическом материале истории кочевых народов Востока,
истории Европы и России в хронологических рамках до XVIII –
XIX вв. она допускает актуализацию ее основных постулатов и
их проекцию на современность в весьма усеченном виде, неред-
ко превышающем прочность ее базовых положений, что законо-
мерно приводит к необходимости пересмотра всего здания этно-
генетических построений.
Установление подобий и отличий классического евразийст-
ва, евразийства Гумилева и неоевразийства представляет опре-
деленный историографический интерес. Однако представлен-
ность ценностно-мировоззренческих инвариантов евразийского
мышления в работах автора концепции этногенеза (при всей ан-
тиномичности предшествовавшего ему евразийства 20-30-х гг.)
является более скромной и нуждается в критическом анализе,
преодолевающем нежелание Гумилева входить в область поли-
тических суждений. Концепция этногенеза не ставит своей це-
52
лью эксплицировать мировоззренческий пласт и социокультур-
ные основания «евразийского общежития». Затрагивая эту про-
блематику, она впадает в парадоксы и алогичность дискурса,
когда он выходит за рамки естественнонаучной методологии,
воспроизводя в основном общий контекст евразийской мысли.
При всей популярности и значимости междисциплинарного син-
теза Гумилева важно отметить односторонность его рефлексии
как мыслителя евразийской ориентации и произошедший в его
работах разрыв евразийского дискурса в узле его философских
проблем.
История для Гумилева, в особенности история Евразии, по
словам Д.С. Лихачева, есть опыт реконструкции, в котором мно-
гое раскрывается благодаря воображению. В силу этого его ев-
разийская история не во всем достоверна, но как таковая имеет
право на существование, ее нужно принимать или не принимать
как целое [220, с. 7]. Лихачев обозначил одновременно и выход
Гумилева за рамки самой истории, преодоление им историческо-
го времени существования этносов, усматривая в Жизни, по-
рождающей страсть и волю к действию, предел уничтожающему
Времени [220, с. 11]. Для Гумилева Жизнь есть планетарное яв-
ление, свойственное Земле, а это переводит анализ в смысловой
контекст иной традиции – традиции русского космизма.
53
ГЛАВА III
РУССКИЙ КОСМИЗМ В ТРАНСКРИПЦИИ
КОНЦЕПЦИИИ ЭТНОГЕНЕЗА
Ставя этногенетические и этноисторические процессы в за-
висимость от биосферных и космопланетарных факторов, Гуми-
лев, предполагая превращаемость различных форм геокосмиче-
ской энергии в биохимическую живого вещества, физиологиче-
скую и психическую энергию человека – пассионарность, обна-
руживает сходство в теоретических воззрениях с идейным полем
русского космизма, в особенности с учением В.И. Вернадского о
биосфере, гелиофизическими изысканиями А.Л. Чижевского.
Определенное совпадение во взглядах является основанием для
отнесения концепции этногенеза к философии русского космиз-
ма [195, с. 215], что не всегда оправдано и, видимо, преждевре-
менно, поскольку не сопровождается соответствующей рефлек-
сией оснований концепции и имеет преимущественно описа-
тельные основания. Необходимо учитывать специфику русского
космизма как интегративной, синтетической концепции пости-
жения мира и человека, включающей в себя не только сплав до-
научного и научного знания, но и особое «прочувствование»
Вселенной –научно-осмысленное, эмоционально-личностное и
философско-эвристическое [116, с. 3]. Это демонстрирует неод-
нородность русского космизма и объясняет различие способов
рефлексии человека и космоса, объединяемых единым теорети-
ческим концептом. Более корректна позиция, не сводящая мно-
гообразие философских, естественнонаучных трактовок соот-
ношения космоса (природы) и человека к «активной», на-
правляемой разумом эволюции, поскольку многомерность кос-
мизма не позволяет выразить его сущность единственной фразой
[158]. Поэтому обсуждение космизма необходимо включает в
себя дифференцированный план: идею космизма, принципы
космизма, космическую философию и космизм как социокуль-
турный феномен. Именно последнее делает возможной расши-
рительную трактовку космизма посредством введения в него
различных версий философии всеединства. В силу этого прочте-
ния и варианты космизма неоднозначны в плане их ценностной
нагруженности. Это позволяет выстроить типологизацию в зави-
симости от аксиологической ориентированности получивших в
54
его границах развитие идей: теоантропокосмизм как христиан-
ски ориентированная версия космизма; созданный в рамках на-
учного мировоззрения антропокосмизм в двух его вариантах –
техницистски и гуманистически ориентированный; эзотериче-
ский антропокосмизм; космическая философия К.Э. Циолков-