Политическая история народов Кубани в 1 тыс. до н.э.

Вот как строились  турлучные дома: «По периметру  дома казаки закапывали в землю большие  и малые столбы - «сохи» и «подсошники», которые переплетались лозой. Когда  каркас был готов, созывали родственников  и соседей для первой мазки  «под кулакы»- глину вперемешку с  соломой забивали кулаками в плетень. Через неделю делали вторую мазку  «под пальцы», когда глину, перемешанную с половой, вминали и разглаживали пальцами. Для третьей «гладкой»  мазки в глину добавляли полову и кизяк (навоз, тщательно перемешанный с соломенной резкой)».Общественные здания: атаманское правление, школы возводили из кирпича с железными крышами. Они до сих пор украшают кубанские станицы.

10. Семейные отношения  и общественный быт горцев  кубани 16-18 веках.

Семейный  и общественный быт. Семьи на Кубани были большие, что объяснялось распространением хуторского натурального хозяйства, с постоянной нуждой в рабочих руках и, в какой-то мере, со сложной обстановкой военного времени. Главной обязанностью казака была военная служба. Каждый казак, достигший 18 лет, принимал военную присягу и был обязан посещать строевые занятия в станице (по одному месяцу осенью и зимой), проходить обучение а военных лагерях. При достижении 21 года он поступал на 4-х летнюю срочную службу, после завершения которой приписывался к полку, и до 38 лет должен был участвовать в трехнедельных лагерных сборах, иметь коня и полный комплект обмундирования, являться на регулярные строевые военные сборы. Все это требовало много времени, поэтому в казачьих семьях большую роль играла женщина, которая вела домашнее хозяйство, заботилась о стариках, воспитывала младшее поколение. Рождение 5-7 детей в казачьей семье было обычным явлением. Некоторые женщины рожали по 15-17 раз. Казаки любили детей и рады были рождению и мальчика, и девочки. Но мальчику радовались больше: помимо традиционного интереса к рождению сына, продолжателю рода, сюда примешивались чисто практические интересы - на будущего казака, воина община выдавала наделы земли. Дети рано приобщались к труду, с 5-7 лет они выполняли посильную работу. Отец и дед обучали сыновей и внуков трудовым навыкам, выживанию в опасных условиях, стойкости и выносливости. Матери и бабушки обучали дочек и внучек умению любить и беречь семью, рачительному ведению хозяйства. Крестьянско-казачья педагогика всегда следовала житейским заветам, в основе которых были от века идеалы строгой доброты и послушания, взыскательного доверия, совестливой справедливости, нравственного достоинства и прилежания к труду. В казачьей семье отец и мать, дед и бабка, учили главному делу - умению разумно жить. В семье особым уважением пользовались старики. Они выступали хранителями обычаев, играли большую роль в общественном мнении и казачьем самоуправлении. Казачьих семьях трудились не покладая рук. Особенно тяжелыми были полевые работы в страдную пору - уборка урожая. Работали от зари до зари, жить перебирались всей семьей в поле, домашними делами занималась свекровь или старшая невестка. Зимой, с раннего утра до поздней ночи, женщины пряли, ткали, шили. Мужчины в зимнюю пору занимались всевозможным ремонтом и починкой построек, орудий труда, транспортных средств, их обязанностью был уход за лошадьми и скотом. Казаки умели не только работать, но и хорошо отдыхать. В воскресенье и праздничные дни работать считалось грехом. С утра всей семьей отправлялись в церковь, своеобразное место духовного общения. Традиционной формой общения были «беседы», «улицы», «посиделки». На «беседах» коротали время женатые и пожилые люди. Здесь обсуждали текущие дела, делились воспоминаниями, обязательно пели песни. Молодёжь предпочитала «улицу» летом или «посиделки» зимой. На «улице» завязывались знакомства, разучивались и исполнялись песни, песни и танцы сочетались с играми. «Посиделки» устраивались с наступлением холодов в домах девушек или молодых супругов. Здесь собирались те же «уличные» компании. На «посиделках» девушки мяли и чесали коноплю, пряли, вязали, вышивали. Работа сопровождалась песнями. С приходом парней начинались танцы и игры.

11. Духовная культура.Специальные обряды при закладке дома. «На место строительства бросали клочки шерсти домашних животных, перья - «чтобы все водилось». Матку-сволок (деревянные брусья, на которые настилался потолок) поднимали на полотенцах или цепях, «чтобы в доме не было пусто». Обряд при строительстве жилья. «В передний угол, в стену вмуровывали деревянный крест, призывая этим Божье благословение на обитателей дома.После окончания строительных работ хозяева устраивали угощение вместо платы (ее не полагалось брать за помощь). Большинство участников приглашалось и на новоселье.Обряды и праздники. На Кубани бытовали различные обряды: свадебный, родильный, имянаречение, крестины, проводы на службу, похороны.Свадьба - сложный и длительный обряд, со своими строгими правилами. В старин у свадьба никогда не была показом материального богатства родителей жениха и невесты. Прежде всего, она была государственным, духовным и нравственным актом, важным событием в жизни станицы. Строго соблюдался запрет устраивать свадьбы в посты. Самым предпочтительным временем года для свадеб считались осень и зима, когда не было полевых работ и, к тому же, это время хозяйственного достатка после уборки урожая. Благоприятным для брака считался возраст 18-20 лет. В процедуру заключения браков могла вмешаться община и войсковая администрация. Так, например, не разрешалось выдавать девушек в другие станицы, если в своей было много холостяков и вдовцов. Но даже в пределах станицы молодые люди были лишены права выбора. Решающее слово в выборе жениха и невесты оставалось за родителями. Сваты могли явиться без жениха, только с его шапкой, поэтому девушка вплоть до свадьбы не видела своего суженого.«В развитии свадьбы выделяется несколько периодов: досвадебный, который включал в себя сватовство, рукобитие, своды, вечеринки в доме невесты и жениха; свадьбу и послесвадебный ритуал». В конце свадьбы главная роль отводилась родителям жениха: их катали по станице в корыте, запирали на горище, откуда им приходилось откупаться при помощи «четвертинки». Доставалось и гостям: у них «крали» кур, ночью замазывали известью окна. «Но во всем этом, не было ничего оскорбительного, бессмысленного, не направленного на будущее благо человека и общества. Старинные ритуалы намечали и закрепляли новые связи, налагали на людей социальные обязанности. Глубоким смыслом были наполнены не только действия, но и слова, предметы, одежда, напевы песен».Как и по всей России, на Кубани чтили и широко отмечали календарные праздники: Рождество Христово, Новый Год, Масленицу, Пасху, Троицу.Особым событием и торжеством в народе считали Пасху. Об этом говорят и названия праздника - «Вылык дэнь», Светлое Воскресенье.Начинать об этом празднике надо с Великого поста. Ведь именно он - подготовка к Пасхе, период духовного и физического очищения.Великий Пост длился семь недель, причем каждая неделя имела свое название. Особенно важными были две последние: Вербная и Страстная. После них следовала Пасха - светлый и торжественный праздник обновления. В этот день стремились надеть все новое. Даже солнце, замечали, ликует, меняется, играет новыми красками. Обновлялся и стол, заранее готовили обрядовую пищу». красили яйца, пекли паску, жарили поросенка. Яйца красили в разные цвета: красный - кровь, огонь, солнце; голубой - небо, вода; зеленый - трава, растительность. В некоторых станицах на яйца наносили геометрический рисунок - «писанки». Обрядовый хлеб паска, был настоящим произведением искусства. Старались, чтобы был он высоким, «голову» украшали шишками, цветами, фигурками птиц, крестами, смазывали яичным белком, посыпали цветным пшеном.Пасхальный «натюрморт» - прекрасная иллюстрация к мифологическим представлениям наших предков: паска дерево жизни, поросенок - символ плодородия, яйцо начало жизни, жизненная энергия.Возвратившись из церкви, после освящения обрядовой пищи, умывались водой, в которой находилась красная «крашенка», чтобы быть красивым и здоровым. Разговлялись яйцом и паской. Ими же одаривали нищих, обменивались с родственниками и соседями.Очень насыщенной была игровая, развлекательная сторона праздника: вождение хороводов, игры с крашенками, в каждой станице устраивали качели, карусели. Кстати, катание на качелях имело обрядовое значение - оно должно было стимулировать рост всего живого. Завершалась Пасха Красной Горкой, или Проводами, через неделю после пасхального воскресенья. Это - «родительский день», поминовение усопших.Отношение к предкам - показатель нравственного состояния общества, совести людей. На Кубани к предкам всегда относились с глубоким почтением. В этот день всей станицей шли на кладбище, вязали на крестах платки и полотенца, устраивали поминальную тризну, раздавали «на помин» еду и сладости.

12. Распространение христианства на северо-западном Кавказе 
 
Обратимся к распространению христианства у причерноморского племени зихов и среди других адыгских племен. Уже Петр I располагал какими-то неясными сведениями о христианстве на Северо-Западном Кавказе. 
Наиболее ранние сведения легендарного характера о миссионерской деятельности у адыгских племен восходят к I-II вв. Это апокрифические сказания о трудах среди «кавказо-меотичес-ких племен и в Колхиде» апостола Матвея и апостола Андрея Первозванного, «учившего косог-диан» т.е. касогов-адыгов. Но реальное христианское влияние на адыгов и, прежде всего, зихов в литературе связывается с византийским императором VI в. Юстинианом I, имя коего вошло в адыгский фольклор и помнилось до XIX в. В изданных Де-Боором нотациях (списках) VIII-IX вв под № 85 обозначена епархия Зихия с центром в Херсонесе, что весьма существенно для верного понимания путей христианизации Северного Кавказа. Крым в этом процессе играл видную роль. В нотациях X в. упоминается соединенная епархия Матрахи (Тамань) и Зихии; подобные слияния и объединения Зихской кафедры с другими имели место до времени императора Андроника II Палеолога (1282-1328 гг.), когда Зихская епархия слилась с Тмутараканской на Тамани. 
История церковной организации в Зихии затронута в труде митрополита Макария (Булгакова): в Зихии было четыре епархии - Фанагория, Матраха - Тмутаракань, Зихополис, Никопсия. Указанные города достаточно убедительно помещены на местности и известны археологам, за исключением Зихополиса. По вполне вероятному предположению Ю. Н. Воронова, Зихополис может быть размещен на побережье в районе Ново-Михайловского, где имеется разрушенная крепость и храм позднеюстиниановского времени, а территория самой Зихии простиралась от Таманского полуострова до р. Нечепсухо — Никопсиса, фигурирующей у Константина Багрянородного. Фанагорийский и Зихский епископы в начале VI в. значатся присутствовавшими на церковных соборах, епархии Тмутаракань и Никопсия в уставе Льва Мудрого (894-911 гг.) названы уже архиепис-копиями, а епархии Фанагория и Зихия к этому времени были с ними слиты. Укрупненные архиепископии Тмутаракань и Никопсия стали автокефальными (по М. Булгакову), но это не доказано. 
Зихская епархия, подчиненная Константинополю, существовала до XIV в. (упоминание Иоанна Кантакузина, 1367 г.). Видимо, после объединения кафедр вновь произошло их разъединение и Зихская была восстановлена. Кафедра Тмутаракань-Матраха в нотициях фигурирует также до XIV в. и находится под греко-византийским влиянием, что подтверждается не только письменными источниками, но и данными археологии, эпиграфики и сфрагистики. 
В то же время хорошо известно, что к концу Х в. Тмутаракань стала русским княжеством. По существу вопроса сформулированы разные точки зрения. Некоторые историки полагают, что первое упоминание Тмутаракани в «Повести временных лет» под 988 г. еще не означает ее включения в политическую систему Русского государства, тогда как другие считают, что Тмутаракань была занята князем Святославом во время войны с хазарами 965 г. Достоверно, что в 1061 г. в Тмутаракань бежал от князя Изяслава «отец» русского летописания Никон, основавший в Тмутаракани подчиненный Киево-Печерскому монастырю местный монастырь. История этого монастыря нам не известна, но некоторый свет на нее может пролить найденная в XIX в. на Тамани плита с греческой надписью, извещающей о смерти в 1078 г. монаха — грека Иоанникия. Поскольку Иоанникий в надписи назван зодчим, можно допускать, что монастырь Никона был построен греческим мастером - монахом Иоанникием. Если это так, в Тмутаракани в XI в. происходили встречные контакты греко-византийской и русской церкви при преобладающем сохранении политической доминации Византии: все христианские кафедры, вплоть до Херсона и Хазарии, и в XII в. находились под юрисдикцией Константинопольского патриархата. 
В 1954-1955 гг. экспедицией под руководством Б. А. Рыбакова на Таманском городище были раскрыты остатки двух древних церквей, до сих пор остающихся неопубликованными. Одна из них - церковь постройки 1023 г., известная по летописи и построенная Мстиславом Тмутараканским, представляющая в плане квадратный зал с узким (около 2 м) притвором с западной стороны и полуциркульной алтарной апсидой с восточной. Характеризовать этот памятник обстоятельнее невозможно, ибо кладка храма не сохранилась и его плановая структура восстановлена по фундаментным рвам. 
Второй храм в плане крестообразный, с полуциркульной апсидой и приделами с северной и южной сторон, сохранившийся неполностью, но реконструируемый. Не исключено, что эти церкви (или одна из них) могли иметь отношение к вышеупомянутому монастырю, скорее всего — по хронологии — крестообразный храм XI в. Но это только предположение. 
Наличие в Тмутаракани двух храмов и монастыря, автокефальной архиепископии и очевидно смешанного в русский период истории Тмутаракани греко-русского клира позволяет говорить о мощном и длительно существовавшем на Северо-Западном Кавказе очаге христианства, которое не могло не затронуть местное адыгское (зихское) население. Проникновение христианства за пределы Тмутараканского княжества, несомненно, имело его своей исходной территорией. И такие раннехристианские памятники на нижней и средней Кубани есть. Остатки храмов Х-ХП вв. в регионе пока не выявлены, но есть плиты с крестами и греческими надписями, сводка которых в 1959 г. издана Л. И. Лавровым. Особенно примечательна надпись с именем иерея Педерико, датированная 1380 г. и ныне фактически забытая. Ценность надписи заключается в том, что имя Педерико имеет адыго-черкесское происхождение, обоснованное Г. Ф. Турчаниновым и принятое в научной литературе. Следовательно, христианство у адыгов в XIV в. еще прочно существовало в его греко-византийской, православной форме, а в церковном клире находились священнослужители из адыгов. Этот важный факт, указывающий на глубину приобщения адыгов к христианскому вероучению, полностью подтверждается фольклорными и этнографическими данными: по первому кабардинскому историку Ш. Б. Ногмову, епископ («шехник») из Греции жил на «Лесистом кургане» близ Нальчика, многие дворянские роды адыгов происходят от «шо-геней» - священников из Герге или Рум (греков), христианский крест у адыгов пользовался большим почетом и уважением до XIX в. Более того, плита с греческой надписью 1557 г. из станицы Курджипской показывает, что христианство в земле адыгов сохранялось и в XVI в. 
После падения Византии в 1453 г. греко-византийское христианство на Северном Кавказе, лишившись базы, стало угасать. С 1717 года началось наступление ислама на Западный Кавказ и постепенно адыгские народы были обращены в мусульманство. К сожалению, христианские древности Закубанья изучены слабо, а памятники церковной архитектуры здесь почти не выявлены и не исследованы хотя в XVIII в. Ксаверио Главани отметил, что в Черкесии есть несколько церквей с надписями, но неизвестно какими. Наиболее известный в литературе храм был открыт в 1869 г. недалеко от города Белореченск. Эта церковь в плане была прямоугольная с полукруглым алтарем (т.е. выступающей апсидой) и «квадратным» входом, длина в интерьере 12, ширина 7 аршин, что равно соответственно 8,50 и 5 м. Интересна техника кладки: известняковые блоки скреплялись между собой железными скобами-пиронами и лежали в шахматном порядке. Были обнаружены обломки капителей от «колонн, поддерживавших свод алтарных дверей», а также обломки дверных и оконных наличников стрельчатой формы. В правом углу от входа оказался тщательно оштукатуренный склеп с одиночным христианским захоронением, сопровождаемый золотыми и серебряными украшениями и золотой парчой. Наконец, важны три камня с надписями: 1) с греческой надписью «Святой Георгий»; 2) с рельефным крестом и греческой надписью «В память раба Божия Георгия Пиуперти Владетеля Минилии. Святому славному великомученику Георгию в церкви» (автор публикации не ручается за точность перевода); 3) с армянской надписью «Соорудил церковь каменотесец из Кафы Крымбей». Согласно же чтению Кучук-Иоаннесова, армянская надпись гласит: «Церковь построена каменщиком (имя неразборчиво)... в 620 году армянской эры», т.е. в 1171 г. 
В Центральном государственном историческом архиве Москвы мною выявлен рукописный отчет о раскопках Белореченской церкви. Из него следует, что камень с изображением св. Георгия на коне был обнаружен с западной стороны церкви, где обычно находится вход в здание, и действительно мог быть вставлен над входом. Камень же с именем Георгия Пиуперти и владетеля Минилии был найден близ склепа. Кажется наиболее вероятным, что это была титафия, стоявшая над склепом. Армянская надпись строительная, была вставлена в стену. 
Большая армянская диаспора в Каффе действительно существовала до XIV в. и в этом контексте приглашение строителя из Каффы реально: на месте своих квалифицированных зодчих не было. Последний должен был быть опытным мастером, на что указывает пышный декор храма, а именно: наличие в нем резных капителей, каких нет в других известных нам храмах средневекового Северного Кавказа (в том числе и в кафедрале Аланской епархии на р. Большой Зеленчук). Резные капители, венчавшие колонны, или пилястры в интерьере для северокавказского ареала древнехристианской архитектуры настолько необычны, что в совокупности с тремя надписями на разных языках однозначно говорят о высоком статусе Белореченской церкви. На него указывает богатейшее погребение в склепе, оставшееся неопубликованным. Судя по описанию, это могло быть захоронение местного феодального владетеля, а сама церковь выполняла функции мемория. 
К сожалению, есть неясности с хронологией Белореченского комплекса. Прежде всего, мы не можем безоговорочно принять дату строительства здания в 1171 г., увиденную Кучук-Иоан-несовым. Уже при издании обломка капители в 1893 г. редактор тома П. С. Уварова отметила, что характер орнамента на капители более поздний, «чем год построения храма, указанный надписью». Если это действительно так (капитель опубликована плохо и требует специального анализа), то и дата Белореченской церкви может быть омоложена. Уточнению даты церкви могло бы послужить захоронение в склепе, но и оно недоступно для изучения. Можно осторожно предположить, что наличие в погребальном инвентаре серебряной, на трех цепочках, продолговатой чернильницы, кожаного вышитого кошелька с двусторонним деревянным гребнем внутри, золотых филигранных пуговиц, серебряного поясного набора с рельефным золоченым узором, золотой парчи позволяет сблизить погребение в церкви с эпохой и культурой известных Белореченских курганов XIV-XV вв., приписываемых черкесскому племени абадзехов. 
Тщательное исследование художественного металла из Белореченского могильника, выполненное М. Г. Крамаровским, не только подтвердило дату Белореченских курганов, но и указало направления влияний и заимствований: латинское направление, малоазийское направление, греческая группа. Аналогичные направления (группы) выделяются в материалах поздней части Борисовского могильника XIII-XV вв. на побережье и также адыгского. Указанные влияния и товары, согласно М. Г. Крамаровскому, «через Каффу и Тану шли на Тамань и в Матрегу, где преобладало греческое и адыгское население». Сооружение Белореченской церкви мастером из Каффы хорошо вписывается в этот общеисторический контекст и в совокупности с характером культуры Белореченских курганов и погребения под полом церкви может быть рассмотрено как явление одного периода — XIV-XV вв. Конечно, предлагаемая версия весьма гипотетична и требует проверки, в первую очередь путем новых раскопок руин церкви. Но проблема Белореченской церкви, по-видимому, не может рассматриваться изолированно от Белореченских курганов и их культуры. На это, в частности, указывает неопубликованный архивный материал: 18 июля 1869 г. около развалин церкви был раскопан «близлежащий конический курган», в нем найден скелет в деревянном гробе, ориентированном по линии запад-восток. Гроб был засыпан слоем угля в пол-аршина толщиной. 
На костяке найдены остатки шелковой, тканной золотом одежды, кривой меч с эфесом длиной 7 четвертей, наконечники стрел, прямой «нож, 15 серебряных пуговиц филигранной работы, 2 плоских золотых колечка (височные кольца? — В. К.) и связанный шелковым шнурком гаманец (кошелек) с сердоликовым камнем внутри». Принадлежность данного кургана к Белореченскому курганному полю несомненна. Видимо, церковь имеет топографическую соотнесенность с курганным могильником. 
Совмещение этих двух культурно-репрезентативных комплексов в единую систему позволяет ставить вопрос о существовании в районе г. Белореченска в XIV-XV вв. крупного политического и культурного центра с рынком, располагавшим дорогими импортными товарами, на которые был спрос. Не претендуя на освещение соответствующих проблем социальной структуры местного общества, обратим внимание на достоверное сообщение итальянского автора Иосафата Барбаро, жившего в Тане в 1436-1452 гг.: «Если ехать из Таны вдоль берега упомянутого моря (Черного — В. К.), то через три дня пути вглубь от побережья встретится область, называемая Кремук. Правитель ее носит имя Биберди, что значит «Богом данный». Где находилась область Кремук? Е. Ч. Скржинская в своих комментариях к переводу И. Барбаро полагает, что эта богатая хлебом, мясом и медом область находилась на Кубани, там, «где ныне живут адыгейцы». Мы согласны с данным предположением. Оно находит подтверждение на карте России Я. Гастальдо 1548 г., где «Кремух» помещен в среднем течении Кубани и примерно в районе современного Майкопа.Обозначенное выше размещение области Кремух мне представляется весьма вероятным. Нельзя не обратить внимание на фонетическое сходство имени Кремуха Биберди с именем Георгия Пиуперти, где первая номинация является церковно-христианской (данной при крещении), вторая — местной, адыгской, но в греческой транскрипции несколько искаженной. В адыгской антропонимии имя Биберд известно, а по фольклорным материалам, Биберд был предком князей Хатуковых, владевших крупным племенем хатукаевцев, живших в долине р. Белой. Кстати, область Кромук, «имеющая лучшее местоположение и более других населенная и жители которой исповедуют христианскую религию и имеют священников «по греческому обряду», фигурирует в рассказе Георгия Интериано (XV в.) - автора, хронологически наиболее близкого времени и Белореченских курганов, и церкви. 
Основываясь на приведенных хронологических и территориальных соответствиях, можно попытаться отождествить Биберди и Пиуперти как одно лицо — правителя адыгского владения Кремух на р. Белой, существовавшего в XIV-XV вв. Белореченская церковь, очевидно, была главным храмом этого феодального владения и была построена крымским строителем из Каффы в XIV в. Нам осталось лишь указать, что Н. Г. Волкова в исследовании племенных названий Северного Кавказа считала имя Биберд татарским и предполагала, что население Кремуха было ногайским. Однако этому препятствует, как и то, что нам ничего не известно об обращении ногайцев в христианство в XIV-XV вв., так и хорошо обоснованная археологически и исторически версия об адыгской атрибуции культуры Белореченских курганов. Выше рке было сказано о необходимости комплексного подхода к Белореченской церкви и курганам. 
Длительное бытование христианства в греко-православной форме на Северо-Западном Кавказе должно было оставить больше материальных следов, чем мы имеем. Возможно, это объясняется слабой археологической изученностью адыгского средневековья. Христианские древности на пространстве между Таманью и Большой Лабой есть: укажем древние каменные кресты в ущелье близ Новороссийска, камень с изображением креста и византийской надписью в ущелье р. Шебша, крест у станицы Береговой, уже упоминавшаяся плита 1557 г. из станицы Курджипской, медный крест энколпион из станицы Махошевской и другие находки.

13

Процесс распространения  Ислама на Северо-Западном Кавказе  весьма своеобразен. В качестве нижней хронологической границы можно  принять XIV в., когда в адыгскую языческо-христианскую среду, доминирующей темой которой, по выражению современного кабардинского  ученого Б.Бгажнокова, являлся морально-этический  кодекс адыгэ хабзэ, стал впервые  проникать Ислам.

Адыги знакомились с мусульманским  вероучением и религиозной практикой  через торговые, военные контакты и отношения с Золотой Ордой, соседним государством, в котором  Ислам был официально провозглашен государственной религии в начале XIV в. В дальнейшем Ислам распространялся  на Северо-Западный Кавказ из Дагестана, Османской империи и Крымского  ханства.

Влияние Ислама особенно усилилось  с начала вплоть до 60-х годов XIX в. на фоне «шариатского движения», инициаторами которого были адыгские религиозные  ученые в Кабарде и Западной Черкесии, и деятельности трех личных наибов (представителей) Шамиля, завершивших  в уже подготовленной среде реформы  управления и суда по Шариату. В то же время активизация антиколониальной борьбы против российского проникновения на Кавказ способствовала ускорению принятия Ислама прежде всего как идеологической основы консолидации адыгских субэтнических групп.

Осознавая себя членами мусульманской  Уммы, адыги в основном остались привержены своим традиционным ценностям  и представлениям. Мусульманские  институты и ценности заняли органичное место в системе традиционных адыгских этнических норм и мотиваций. Исполнение религиозных норм, как  правило, ограничивалось похоронным ритуалом.

Разные слои адыгского  общества являлись носителями разной религиозности – аристократия и  крестьяне ориентировались на адат или Шариат в зависимости от конкретных обстоятельств. В адыгском фольклоре - благопожеланиях, здравицах и проклятиях - имя Аллаха иногда еще употреблялось  наряду с языческим божеством  Тхьэ – первом среди равных в  адыгском пантеоне.

Тем не менее, этические принципы адыгства (адыгагъэ) способствовали гармоничному освоению и воспроизводству мусульманской  этики, в свою очередь дополняющей  уже существующие нравственные категории, прежде всего идею «псапе» - спасения души через благодеяние. Неслучайно специалисты отмечают, что в адыгском сознании сформировались представления, характерные для мироощущения многих народов Кавказа, об адыгстве как  о творении Аллаха и о «Создателе на небесах и дарованном им адыгстве на земле».

Своеобразие функционирования исламского комплекса на Северо-Западном Кавказе проявляется прежде всего  в обозначении религиозных деятелей. Среди адыгов все они назывались эфенди. Данный термин, по-видимому, был  заимствован из Турции (еfendi (тур.) от позднегреч. aphentes, греч. authentes – повелитель, господин), где он в качестве формы  обращения охватывал очень широкий  круг лиц – наследников султанского  дома, образованных людей, чиновников, высших армейских офицеров, улемов, иностранцев. В адыгской среде это  обозначение применялось только к религиозным деятелям, таким  образом, обозначая почетность и  престижность их положения в социальной структуре адыгского общества. Адыгские эфенди были, как правило, выходцами  из крестьян – князья и дворяне  традиционно искали самовыражения  в других занятиях.

Другой особенностью Ислама на Северо-Западном Кавказе является не сложившийся в регионе институт вакуфной собственности. Возможно, это  объясняется не столь долгим периодом активного проникновения Ислама в этот регион.

Кроме того, сказался тот  факт, что распространение Ислама происходило в условиях войны  и отсутствия политической стабильности. Как следствие, это определило отсутствие у адыгских эфенди серьезных экономических  позиций: они посвятили свою жизнь  проповеди исламского благочестия  и образовательной деятельности и не владели обширными земельными угодьями.

Русские власти после завоевания Северо-Западного Кавказа не нашли  здесь сформированных исламских  институтов и сложившейся группы служителей культа. Одним из направлений  религиозной политики России на Северо-Западном Кавказе было упорядочение и регламентация  деятельности эфенди. Российская администрация  разделила всех религиозных деятелей на три категории – кадиев-знатоков шариатского судопроизводства, осуществлявшегося  по ханафитскому мазхабу, старших и  младших эфенди.

Кадии и эфенди, хотя составлявшие и немногочисленное сообщество, обладали безусловным авторитетом. «Черкесы имеют к духовенству величайшее уважение, которое доставляет этому  классу владычество над умами  народа», - подчеркивал Хан-Гирей. В  значительной степени этот авторитет  был основан на их образованности.

Однако будем отдавать себе отчет в том, что по своим  нравственным характеристикам эфенди были все же разными людьми –  часть из них несет ответственность  за далеко не бескорыстное участие  в колониальном проекте переселения 94% адыгского населения в Османскую  империю в ходе и после окончания  военных действий России на Кавказе, утаивание сборов. Образ таких  служителей культа – хитрых и корыстолюбивых - сохранился в беспристрастных пословицах и сказках.

Однако исторической традиции адыгов известны и другие эфенди. Именно они, пожалуй, олицетворяли для народа то, что Ф.М.Ацамба и С.А.Кириллина  в своем исследовании назвали  «честью духовного сословия». Рассудительность, этичность поведения, культивируемые в адыгской нормативной культуре, делали кадиев и эфенди необычайно близкими и открытыми людьми для всех социальных групп. Их благочестие было действительно одинаково основано на идеях исламского «следования Господней воле и Его Закону», и на традиционных предписаниях адыгагъэ (адыгства), и соответствовали ожиданиям адыгского общества.

Свою деятельность эфенди разворачивали в многочисленных мечетях. Интересно, что строительство  мечетей наиболее интенсивно развернулось на Северо-Западном Кавказе в 80-90-х  гг. XIX в. Именно в этот период в представлении  российской политической элиты возобладал взгляд на мусульман как на лояльных подданных империи, над которыми необходим правительственный контроль, не задевающий их религиозных убеждений.