Автор работы: Пользователь скрыл имя, 14 Апреля 2014 в 20:28, реферат
Уже с весны 1944 года командование японской армии с глубокой тревогой следило за ходом боевых действий на Тихом океане. Дело шло к поражению. Мужество гарнизонов на изолированных островах оказывалось бессильным перед техническим и численным превосходством вооруженных сил США. Где выход?
Части 1-го Дальневосточного фронта, вторгшиеся в Маньчжурию с востока, продвигались вперед с тяжелейшими боями. Приходилось взламывать глубоко эшелонированную оборону противника, преодолевая упорное сопротивление. Особо сильные узлы японской обороны обходились и блокировались вторыми эшелонами войск фронта. Надежды японского командования на то, что удастся задержать советские войска в приграничных укрепленных районах, не оправдались. Оборона врага рухнула, и к 14 августа войска фронта с боями прошли 120–150 километров навстречу наступающим войскам Забайкальского фронта.
В полосе наступления 1-го Дальневосточного фронта противник часто контратаковал, широко применяя смертников. Японские диверсанты-смертники холодным оружием пытались уничтожать советских офицеров. Часто они прятались в густом гаоляне и, обвязавшись толом и гранатами, неожиданно бросались под танки, автомашины. Иной раз смертник, обвешанный пакетами со взрывчаткой, подкрадывался к группе советских солдат и подрывал себя, стремясь нанести наибольший ущерб. Большие группы смертников, привязав к себе мины, образовывали подвижные противотанковые минные поля. На подступах к Муданьцзяну был отмечен случай, когда 200 смертников, распластавшись в траве, попытались преградить путь советским танкам. В том же районе 15 смертников взорвали себя на бетонированных устоях моста, но без всякой пользы — мост не пострадал. Самурайская доблесть не потрясала бывалых советских солдат, удвоивших бдительность. Смертники обычно расстреливались из автоматов и только в отдельных случаях достигали своей цели.
Тем временем 2-й Дальневосточный фронт наступал с севера. Начав с успешного форсирования Амура и Уссури, советские дивизии продвигались в глубь Маньчжурии. Хотя противник, опасавшийся охвата с юга, отходил, японские войска, засевшие в укрепленных районах, оказывали фанатичное сопротивление. Больших усилий потребовал штурм сильно укрепленного города Фугдин. Японцы хорошо подготовили его в инженерном отношении: вырыли рвы, установили проволочные заграждения. Часть дотов была искусно замаскирована под жилые здания. На окраине города на труднопросматриваемых участках были установлены двадцатиметровые металлические вышки с бетонированными колпаками. В [649] них находились смертники, для большей надежности прикованные к пулеметам. Они поливали убийственным огнем свои секторы. Бои за Фугдин, зачастую переходившие в рукопашные схватки, продолжались два дня. С войсками фронта взаимодействовала Краснознаменная Амурская флотилия. Корабли флотилии шли по Сунгари, порой опережая передовые отряды сухопутных сил.
В ряде мест наши солдаты столкнулись с чудовищными зверствами отступавших. Японские войска уничтожали своих соотечественников — стариков, женщин и детей. Это были семьи японских «переселенцев», обосновавшихся в Маньчжурии после 1931 года. В 1987 году ветеран Н. Т. Гордеев припоминал, как его отделение «натолкнулось на повозки с телами японских женщин и детей. На головах у них были белые повязки. Несколько трупов лежали в сотнях метров от дороги, — по всей видимости, пытавшихся бежать расстреляли в поле. Я насчитал на повозках около ста трупов». При наступлении на Муданьцзян — Гирин, вспоминает другой ветеран, А. И. Иринархов, был обнаружен туннель, забитый трупами японских женщин и детей. В туннеле, имевшем стальные двери, были удушены газом «поселенцы» или члены семей офицеров. Солдат, совершивших злодеяния, офицер, командовавший ими, расстрелял, а затем покончил с собой.
Примеры фанатизма можно легко умножить, о них писала «Комсомольская правда» в августе — сентябре 1987 года в связи с кампанией клеветы, развязанной в Японии по поводу «зверств» Красной Армии во время похода в августе 1945 года. Тогда наши солдаты на каждом шагу сталкивались с самурайской «доблестью».
11 августа части 2-го Дальневосточного
фронта приступили к операциям
на Сахалине, освобождая южную
часть острова. Преградой для
наступления являлся
К 18 августа главная полоса обороны противника на Южном Сахалине была прорвана, и, взаимодействуя с высаженными к этому времени в японском тылу десантами, войска 2-го Дальневосточного фронта ускорили продвижение на юг.
Когда утром 9 августа в Токио узнали о начале войны с Советским Союзом, ведущие политические деятели страны поняли, что нужно идти на мирные переговоры. Вопрос стоял не так: мир или война, а об условиях мирных переговоров. Политическое руководство считало, что нужно принять Потсдамскую декларацию. Военные лидеры во главе с военным министром Анами настаивали на выдвижении ряда условий при принятии Потсдамской декларации — гарантии неизменности существующего государственного строя, самостоятельное разоружение, наказание военных преступников самими японцами, недопущение оккупации.
Упрямство военных крайне встревожило придворные круги. Они опасались, что каждый день промедления с капитуляцией приблизит Красную Армию к Японии и, помимо прочего, увеличит возможности Советского Союза в определении будущей судьбы Японии. Группу видных политических лидеров — бывшего премьера Коноэ, бывшего министра иностранных дел Сигемицу, принца Такамацу — страшила не столько капитуляция перед США и Англией, сколько возможный подъем демократических сил в самой Японии в связи с победами Советских Вооруженных Сил. Князь Коноэ был твердо убежден, что случившееся подтвердило правильность его точки зрения, высказанной еще в феврале 1945 года.
Тогда в меморандуме, направленном императору, он писал:
«Как ни прискорбно признать это, я считаю, что Япония проиграла войну. Хотя поражение тяжко запятнает нашу честь, оно не должно вызывать необоснованного беспокойства, ибо общественное мнение в США и Англии еще не требует изменения государственного строя Японии. Следовательно, с этой точки зрения поражения бояться не следует. Наиболее опасным для будущего государственного строя страны является не столько поражение, сколько коммунистическая революция, которая может произойти в случае поражения. Сейчас советские войска наступают по всему фронту. Если это будет продолжаться, то они в конце концов придут в Японию. Поэтому именно сейчас [651] необходимо капитулировать перед США и Англией».
В Токио созрело убеждение, что идти на поводу у отъявленных милитаристов, отчаянно требовавших продолжения войны любой ценой до конца, означало привести страну прямо к социальному перевороту. По этим мотивам японское правительство решило пойти на капитуляцию, предотвратив окончательный разгром Японии теперь главным образом Советскими Вооруженными Силами и, следовательно, избежав распространения войны собственно на территорию метрополии.
Почти неделю в Токио препирались: политики предлагали идти на мир, крайние милитаристы негодовали, требуя дать решительный бой на Японских островах. Не обошлось, как водилось тогда в Японии, без небольшой резни. Мятеж с целью не допустить капитуляции все же не удался.
С утра 15 августа токийское радио сообщило: в полдень к народу обратится император. Неслыханно! Император никогда не говорил перед микрофоном. По всей Японии владельцы приемников созывали своих друзей, родственников и соседей. В школах, в учреждениях и на предприятиях торопливо устанавливались громкоговорители. Десятки миллионов японцев были убеждены, что его величество обратится к народу с призывом удвоить усилия в ведении священной войны. В полдень остановилось все движение. Все слушатели, как один, встали и поклонились: говорил император. Диктор торжественно возгласил: «Его величество император зачитает сейчас рескрипт. Мы верноподданнически передаем его выступление в записи».
Император в цветистых выражениях объявил о том, что Япония принимает Потсдамскую декларацию. Он воздал должное погибшим, усилиям народа, употребленным для ведения войны, и предупредил: всем японцам теперь «нужно строжайшим образом воздерживаться от выражения эмоций», ибо иначе могут возникнуть «ненужные осложнения», не впадать «в братоубийственную смуту». В заключение император воззвал: «Пусть весь народ живет единой семьей, от поколения к поколению, будучи всегда твердым в своей вере в вечность своей священной земли, памятуя о тяжком бремени ответственности и долгой дороге, которая лежит перед нами. Объедините все силы для строительства будущего. Укрепляйте честность, развивайте благородство духа и напряженно работайте, с тем чтобы увеличить великую славу империи и идти рука об руку с прогрессом всего мира». Голос императора умолк. Слово вновь взял диктор. Он прочитал короткое заявление: [652] «Мы проиграли. Но это только временно. Ошибка Японии состояла в недостатке материальной силы, научных знаний и вооружения. Эту ошибку мы исправим». Мало кто тогда обратил внимание на короткое заявление, хотя зловещий подтекст его был очевиден. Помыслы слушателей были обращены к основному — война закончилась!
В Токио толпы людей направились по разрушенным бомбами улицам к императорскому дворцу со скорбным пением национального гимна и возгласами «банзай!». Майор Хатанами, главное действующее лицо заговора в предшествующую ночь, чтобы не допустить капитуляции, пустил себе пулю в лоб на людях на лужайке у императорского дворца. В этот день в разных концах страны и в японских гарнизонах за морем офицеры-фанатики кончали с собой, не всегда придерживаясь ритуала. На рассвете 15 августа адмирал Угаки, командовавший камикадзе 5-го флота, приказал подготовить три самолета для специальной атаки в районе Окинавы. Собрав на командном пункте в жалкой пещере офицеров штаба, Угаки объявил, что лично возглавит атаку.
В форме без знаков различия адмирал вышел на летное поле, на взлетной полосе вместо трех бомбардировщиков 11 — все наличные исправные машины. Перед ними экипажи — 22 человека. Угаки обратился к командиру с вопросом, почему подготовлены все самолеты. Получил ожидаемый ответ — все пилоты изъявили желание последовать за адмиралом. «Трогательно, — заявил адмирал, — итак, вы все хотите погибнуть вместе со мной?» Единодушный утвердительный ответ. Угаки вскарабкался в кабину наблюдателя головного самолета. К нему подбежал унтер-офицер Эндо.
— Вы заняли мое место!
— Я освобождаю тебя от полета, оставайся.
Эндо, не отвечая, полез в кабину и кое-как уместился там. Угаки, добродушно улыбаясь, потеснился. Самолеты ушли, четыре машины скоро вернулись из-за неполадок в двигателях, а семь бомбардировщиков исчезли навсегда. В 19.24 Угаки передал привычное в корпусе камикадзе сообщение — ведомая им семерка планирует на цель. Последние слова — здравица в честь императора. То, что Угаки погиб, сомнений не вызывает, но в день 15 августа не было отмечено ни одной атаки камикадзе на американские корабли.
Вечером 15 августа адмирал Ониси собрал у себя штабных офицеров. Пристойно побеседовали и разошлись. [653] Вскоре после полуночи адъютанту адмирала сообщили, что Ониси совершил харакири. Офицер поспешил в кабинет адмирала. Там он нашел начальника, очень красиво распоровшего живот, но не сумевшего справиться со второй частью обряда — он не перерезал себе горло. Адмирал был в сознании и прохрипел: «Не сметь помогать мне!» Агония затянулась до 6 вечера, когда основатель корпуса камикадзе испустил дух. Предсмертная записка фанатика была устремлена в будущее:
«Выражаю мое глубокое восхищение перед душами мужественных камикадзе. Они доблестно сражались и умирали с верой в конечную победу. Смертью я хочу искупить свою часть неудачи достичь этой победы, и я извиняюсь перед душами погибших пилотов и их обездоленных семей. Надеюсь, что молодежь Японии извлечет мораль из моей смерти. Неосмотрительность — помощь врагу. Свято выполняйте рескрипт императора. Не забывайте о своей справедливой гордости — вы японцы. Вы сокровище нации. С рвением и духом камикадзе бейтесь за благополучие Японии и мир во всем мире».
Япония официально объявила о капитуляции. 15–16 августа боевые действия между американо-английскими и японскими войсками прекратились. В Соединенных Штатах был объявлен двухдневный праздник по случаю победы. В Маньчжурии Квантунская армия продолжала отчаянную борьбу.
16 августа Генеральный
штаб Красной Армии
«Японские вооруженные силы по-прежнему продолжают сопротивление. Следовательно, действительной капитуляции вооруженных сил Японии еще нет. Капитуляцию вооруженных сил Японии можно считать только с того момента, когда японским императором будет дан приказ своим вооруженным силам прекратить сопротивление и сложить оружие и когда этот приказ будет практически выполняться... Ввиду изложенного Вооруженные Силы Советского Союза на Дальнем Востоке будут продолжать свои наступательные операции против Японии».
Войска Забайкальского фронта, используя танковые и механизированные соединения и конницу, продолжали быстрое продвижение. Двухдневные ливневые дожди, вызвавшие разлив рек, создали дополнительные препятствия. Пришлось вновь использовать транспортную авиацию для [654] доставки танкам горючего. В этой кампании высокие боевые качества показала Монгольская народно-революционная армия. Ее соединения, включенные в состав конно-механизированной группы, стремительно продвигались на правом крыле Забайкальского фронта, прервав сообщения между Маньчжурией и северными провинциями Китая, откуда могли быть переброшены резервы на помощь Квантунской армии. 19 августа войска фронта продвинулись до 600 километров и вышли в район Чанчуня, Мукдена и Жэхэ. Перед ними была поставлена задача: в кратчайший срок овладеть Мукденом, пройдя по Ляодунскому полуострову, взять города Дальний и Порт-Артур.
Ожесточенные бои продолжались в полосе наступления 1-го Дальневосточного фронта. Противник не только упорно оборонялся, но местами наносил сильные контрудары. 15–16 августа развернулось сражение за крупный центр обороны — город Муданьцзян. В боях за Муданьцзян, взятый нашими войсками 16 августа, противник потерял около 40 тысяч человек. 1-й Дальневосточный фронт к исходу этого дня продвинулся до 250 километров в Маньчжурию и Северную Корею. Командование Квантунской армии утрачивало руководство войсками, все японские планы вести планомерную оборону были сорваны. 17 августа генерал Ямада обратился по радио к Советскому командованию с просьбой о прекращении боевых действий. В ответ Ямаде было предписано отдать приказ, чтобы к 12 часам дня 20 августа военные действия были прекращены и японские войска сложили оружие.
Фактическую капитуляцию Квантунской армии нужно было максимально ускорить, дабы избежать излишнего кровопролития. Поэтому было решено сбросить воздушные десанты в основных центрах Маньчжурии и Северной Кореи, еще находившихся в руках японцев, — Харбине, Гирине, Мукдене, Чанчуне и других. Вечером 18 августа на аэродроме Харбина приземлилась первая группа воздушного десанта в составе 120 человек. Они прибыли прямо в логово врага, сильно укрепленный город с гарнизоном, насчитывавшим 43 тысячи человек. На аэродром был вызван начальник штаба Квантунской армии генерал Хата. Группа японских генералов, сутулых, в высоких желтых сапогах, коричневых мундирах, выглядела жалко. При переговорах выяснилось, что штаб в сущности не может связаться с частями. Советское командование помогло восстановить связь, и в нижестоящие штабы стали передаваться приказы о капитуляции.