Капитуляция Японии

Японские власти постоянно чинили препятствия советскому судоходству. С 1 декабря 1941 по 10 апреля 1945 года японский флот около 200 раз задерживал и подвергал досмотру советские торговые и рыболовные суда, 18 из них были потоплены. Убыток советского судоходства — 637 миллионов рублей. Дипломатические представители Японии в СССР снабжали Берлин шпионской информацией о Советском Союзе. Все это вопиющим образом нарушало пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 года. 5 апреля 1945 года Советское правительство заявило о его денонсации, поскольку он потерял смысл. Это вызвало громадное смятение в правящей верхушке Японии. В тот же день правительство Койсо ушло в отставку, к власти пришел кабинет Судзуки. Адмирала Судзуки, глубокого старика, потерявшего слух и полуслепого, призвали к власти, чтобы, с одной стороны, указать на решимость Японии продолжать войну (японская пропаганда подчеркивала, что он «воин, не имеющий никакого отношения к политике»), а с другой — попытаться самим фактом формирования нового правительства создать условия для компромиссного мира.

Руководители армии по-прежнему стояли за войну до победного конца. Военный министр Анами заявил в мае во время бесконечных споров по этому вопросу в кабинете: «Японские войска все еще оккупируют громадные неприятельские территории, и враги только высадились на мелких островах. Поэтому я возражаю против того, чтобы думать об условиях для Японии как побежденной страны». Позиция военных кругов наложила отпечаток на попытки мирного зондажа, предпринятые японским правительством в отношении США и Англии [629] через Швецию и Швейцарию, и обрекла их на неудачу.

Одновременно в Токио родился другой план — попытаться завершить войну компромиссным миром, использовав посредничество Советского Союза. Японская военщина, стараясь придать забвению свою вероломную политику по отношению к СССР, стала заверять в своих дружеских чувствах к нашей стране. Министр иностранных дел Того заявил советскому послу в Токио Я. А. Малику, что «японо-советские дружественные отношения{7} были единственным светлым пятном, и я надеюсь, что это светлое пятно разгонит тучи и станет тем ядром, при помощи которого наступит мир во всем мире».

Различные японские деятели обращались к Малику с просьбой продать самолеты, которые уже «излишни для Советского Союза» после окончания войны в Европе. Бывший японский премьер Хирота поставил вопрос о поставках советской нефти в обмен на поставки каучука, вольфрама, свинца и олова. На это Малик заметил: «Это вопрос сложный и деликатный». Так в свое время ответил японский посол в Москве Сато на просьбу советского представителя продать СССР каучук. Наконец, в середине июля японское правительство предложило направить в Москву со специальной миссией князя Коноэ. Эти действия не встретили поддержки у Советского Союза. Правительство США, естественно, знало об этих маневрах Токио из перехваченных и дешифрованных сообщений между Токио и японским посольством в Москве.

На конференции глав правительств СССР, США и Англии, проходившей в Потсдаме в конце июля — начале августа 1945 года, советская делегация поставила в известность своих партнеров о мирных маневрах Японии, которые имели в виду вызвать раскол среди союзников. На этом совещании советские представители заявили: цель операций Красной Армии на Дальнем Востоке — разгром японских войск в Маньчжурии и выход к Ляодунскому полуострову.

Американское правительство во время Потсдамской конференции вдруг сделало попытку не допустить участия Советского Союза в решении дальневосточных проблем, добившись капитуляции Японии до вступления его в войну. 26 июля советской делегации был передан «для сведения» текст так называемой Потсдамской декларации США, Англии и Китая, требовавшей безоговорочной капитуляции Японии и предусматривавшей ее оккупацию до тех пор, пока не будет создано мирно настроенное[630] правительство в соответствии с волей японского народа. «Выбора никакого нет. Мы не потерпим никакой затяжки», — говорилось в документе.

Советская делегация обратилась к представителям США с просьбой отложить опубликование декларации на три дня. Союзники ответили отказом: текст-де уже передан в печать и увидит свет 27 июля. Действительно, в этот день с большой помпой декларация была объявлена по радио, о ней сообщила вся американо-английская пресса.

28 июля из Токио пришел  ответ: «Правительство не придает  ей большого значения. Мы будем  неотступно продолжать движение  вперед для успешного завершения  войны». Почему же США и Англия  поторопились с Потсдамской декларацией?

В Вашингтоне точно знали, когда Советский Союз вступит в войну на Дальнем Востоке. В мае 1945 года Сталин ясно указал представителю президента США Г. Гопкинсу, прибывшему в Москву: в Крымском соглашении сказано, что СССР обязался сделать это через два-три месяца после разгрома Германии. «Капитуляция Германии, — заявил И. В. Сталин, — произошла 8 мая. Следовательно, советские войска будут находиться в полной готовности к 8 августа».

К лету 1945 года в США завершились работы по созданию атомного оружия. Предстоявшее вступление СССР в войну против Японии заставило американское правительство поторопить своих ученых. «Я могу лично засвидетельствовать, — писал в 1950 году один из участников работ, — что дата, близкая к 9 августа, была дана нам как таинственный крайний срок, когда мы, на ком лежала техническая задача создания бомбы, обязаны были закончить работу во что бы то ни стало, не считаясь ни с риском, ни с расходами, ни с логикой». Государственный секретарь Бирнс объяснил трем ведущим ученым-атомщикам: бомба нужна не столько для нанесения поражения Японии, сколько чтобы «сделать Россию более сговорчивой в Европе».

Американские генералы рассматривали атомную бомбу как оружие, которое надлежало применить для обеспечения вторжения на Японские острова. Во время высадки в Японию, намеченной на осень 1945 года, предполагалось использовать девять атомных бомб: по две в первый день вторжения в трех районах десантирования и оставшиеся [631] три против резервов на следующий день. Горе-стратеги, планировавшие эти взрывы, надо думать, плохо представляли себе, что такое радиация. Предстоявшее вступление Советского Союза в войну снимало всякую необходимость использования атомного оружия. Тогда что же делать с имевшимися в наличии двумя бомбами? Американские штабы считали необходимым взорвать их в качестве демонстрации либо над Японским морем, либо над малонаселенными районами страны, «рисовыми полями», как выразился генерал Дж. Маршалл. Но политики решили по-другому. Правительство Трумэна рассматривало атомную бомбу как главное средство («козырную карту», по словам военного министра Стимсона), с помощью которого Соединенные Штаты могли продиктовать свою волю.

В Потсдаме, где Трумэн с нетерпением ожидал известий о первом испытании атомной бомбы, он открылся своим ближайшим помощникам: «Пусть она только взорвется, а я надеюсь на это, тогда у меня будет дубина для этих русских парней!» Когда об успешном испытании атомного оружия в пустыне в штате Нью-Мексико передали Трумэну в Потсдам, его ликованию не было границ. Он немедленно поделился радостной вестью с Черчиллем, который также пришел в экстаз. Мгновенно забыв, что существует антифашистская коалиция — СССР, США и Англия, оба политика принялись рассуждать о том, нужны ли теперь русские.

Черчилль заклинал Трумэна: «Вы больше не имеете права колебаться. Только таким образом мы можем избавить человечество от войны. Мы можем добиться капитуляции Японии прежде, чем Россия вступит в войну на Дальнем Востоке». Для начала президент США и премьер Англии, как шкодливые школьники, решили рассказать о новом оружии, разумеется, без всяких подробностей, Сталину. Трумэн выбрал момент, когда по окончании одного из пленарных заседаний руководители трех правительств направились к машинам. Президент коротко сообщил о новой бомбе, имеющей «огромную разрушительную силу». Черчилль стоял рядом, внимательно следя за собеседниками. Когда Сталин отошел, Черчилль бросился к Трумэну, взволнованно допытываясь: «Ну как, сошло?» — «Он не задал мне ни одного вопроса», — удивился Трумэн.

Сталин сообщил начальнику Генерального штаба генералу А. И. Антонову о том, что у американцев есть новая бомба очень большой поражающей силы. «Но Антонов, [632] как, видимо, и сам Сталин, не вынес из беседы с Трумэном впечатления, что речь идет о принципиально новом оружии. Во всяком случае, Генеральному штабу никаких дополнительных указаний не последовало», — замечает в своих воспоминаниях генерал Штеменко. Психологическая атака, каковой было, несомненно, заявление Трумэна, не дала ожидаемых результатов.

Тем временем высшие американские политические руководители оживленно обсуждали проблему, как занять важнейшие районы на Дальнем Востоке до подхода Советских Вооруженных Сил. Военно-морской министр США Форрестол пометил в своем дневнике после встречи в эти дни с государственным секретарем Дж. Бирнсом: «Бирнс сказал, что он очень хочет покончить с японским делом до того, как в Японию вступят русские, в частности, он упомянул Дайрен и Порт-Артур. Он считал, что после того, как они войдут туда, их нелегко будет заставить уйти». Американским командующим отдавались соответствующие указания, но они, в первую очередь Макартур, всецело разделяя помыслы политиков, не видели реальных возможностей для достижения ставившихся целей. Что до атомной бомбы, то никто из профессиональных военных, знавших о ее существовании, не думал, что бомба внесет качественные изменения в вооруженную борьбу.

24 июля в Потсдаме Трумэн  отдал приказ об атомной бомбардировке  Японии. Соответствующий приказ  командующему стратегической авиацией  генералу Спаатсу, подготовленный  штабом армии США во исполнение  директивы президента, гласил: «Примерно  после 3 августа 1945 года и как только  условия погоды позволят визуальную бомбардировку, 509-я сводная группа 20-го соединения военно-воздушных сил сбросит свою первую специальную бомбу на один из объектов — Хиросиму, Кокуру, Ниигату и Нагасаки. Бомбардировщик с бомбой будет сопровождаться самолетами с военными и гражданскими научными сотрудниками из военного министерства, которые будут наблюдать и фиксировать результаты взрыва. На указанные выше цели будут сброшены дополнительные бомбы, как только их изготовит проектирующий их штаб». Спаатсу вменялось в обязанность передать копии приказа Макартуру и Нимицу «для информации». Применение атомного оружия сознательно изымалось из рук командующих на Тихом океане и диктовалось исключительно политическими соображениями.

В это время воздушное, наступление на Японию достигло [633] кульминационной точки: сотни бомбардировщиков Б-29 круглосуточно висели над японскими городами. В штабе стратегической авиации потирали руки — генералы авиации хвастались, что им удастся поставить противника на колени одними ударами с воздуха. Как в Европе, так и в войне на Дальнем Востоке стратегическая авиация США бомбила «по площадям». Из 160 800 тонн бомб, сброшенных на Японию, 104 тысячи тонн пришлись на 66 городов, то есть только треть бомб приходилась на объекты, имевшие военное или промышленное значение.

Цифры ущерба на первый взгляд были внушительными — разбито 3 миллиона домов, погибло 500 тысяч человек, 9 миллионов человек остались без крова. Мирное население действительно страдало, что до военного производства, то здесь картина была иной. Обратимся к официальному американскому отчету, составленному по материалам послевоенного обследования японской военной экономики:

«Заводов, специально подвергшихся бомбардировкам фугасными бомбами, было немного... На железнодорожную систему существенные налеты вообще не производились, она ко времени капитуляции была в достаточно хорошем состоянии... 97 процентов запасов оружия, снарядов, взрывчатых веществ и других военных материалов японцы тщательно укрыли на рассредоточенных обычных или подземных складах, и они были неуязвимы для воздушных налетов».

Среди американских авиационных соединений, сосредоточенных на Тихом океане, 509-я сводная группа занимала особое положение. Небольшая часть, 15 бомбардировщиков Б-29, прибыла на остров Тиниан в мае 1945 года, завершив почти годичную подготовку, и с тех пор молодые летчики бездельничали. Они догадывались, что сводную группу готовят к какой-то ответственной операции. Обстоятельства формирования и подготовки группы говорили сами за себя. 29-летний командир подполковник П. Тиббетс в прошлом отличился в налетах на Германию. Прекрасный офицер и любящий сын, он назвал свой бомбардировщик по имени матери — «Энола Гей». Штурманы и бомбардиры отобраны из лучших экипажей, воевавших в Европе. Плюс учет социального происхождения — все шесть офицеров экипажа из семей буржуазии. Сам Тиббетс — сын бакалейщика средней руки.

Все они знали цену себе и свободному времени на войне. Попав впервые в жизни на тропический остров, молодые люди в меру сил и в рамках воинской дисциплины вели себя так, как, по их представлению, живут туристами [634] люди их круга в странах Южных морей. Неумеренное потребление пива, игра в карты до утра и чтение до одурения комиксов. Ежечасно на соседнем Сайпане ревели моторы — товарищи летали бомбить Японию. Летчики из 509-й сводной группы с оттенком высокомерия следили за будничной работой — они-то сами избраны для высшей миссии. Некий поэт на Тиниане выразил свои мысли в незамысловатых стихах:

В лазурное небо поднимается самолет.  
Куда идет он? Никто не знает...  
Завтра он должен вернуться.  
Не спрашивайте, где он был и что делал.  
И ничего такого не спрашивайте,  
Если не хотите познакомиться с тюрьмой.  
Не верьте тому, кто знает, о чем он говорит:  
509-я выигрывает, выигрывает войну!

В середине июля беспечному существованию летчиков 509-й пришел конец — их послали в тренировочный полет бомбить Японию. О целях налета судили по-разному. Хотя в ходе его отрабатывались необычные маневры (именно так предстояло сбросить атомную бомбу), иные думали, что командование ВВС США просто позаботилось, чтобы летчики не остались в стороне от празднования дня военно-воздушных сил. 20-е соединение отметило его по-своему, сбросив рекордный груз бомб на Японские острова — 6632 тонны за шесть часов.