История мафии

   Эпизоды  «большой войны»

   Томмазо  Бускетте практически незачем  было опасаться «сбиров» (так  на языке мафии называются полицейские), однако ему приходилось всегда быть настороже с такими, как он сам. В начале шестидесятых черные тучи нависли над горизонтом «Коза ностры», и Палермо, уже скандализованный серьезными разоблачениями в делах по продаже недвижимости, оказался на пороге первой «большой войны» между различными кланами мафии.

   Долго  потом журналисты старались вызнать  как можно больше подробностей  об этой войне, обагрявшей кровью  улицы Палермо и его окрестностей  на протяжении трех лет. Вкачестве  причины начала войны называли историю с грузом наркотиков, частично разворованным до прибытия в порт Нью-Йорка к получателям из американской мафии. Бускетта и его подручные оказались одними из первых, кого затронули начавшиеся военные действия. События натолкнули его на невеселые размышления.

   Глубинные  корни «большой войны», проходившей  в 60-е годы, как считает Бускетта, протянулись из недр самой  мафии, а точнее, ее Капитула, заседания  которого проходили все более  и более бурно. В правительство  «Коза ностры» в качестве представителей трех «семей» Палермо-Чентро вошли молодые волки, которые изо дня в день теснили своих старших собратьев, желая уничтожить их во что бы то ни стало.

   Именно  в такой напряженной обстановке  и произошел инцидент, с которого, по словам Бускетты, все и началось. Речь идет о деле Ансельмо Розарио, или, точнее сказать, об истории Ромео и Джульетты в недрах «Коза ностры».

   Ансельмо  Розарио, молодой «боец» из «семьи»  Порта Нуовы, влюбился в сестру  Раффаэле Спины, «человека чести»  «семьи» Ноче. Последний решительно отверг возможность союза двух молодых людей по причине, как он полагал, низкого происхождения претендента.

   «Семейство»  Порта Нуовы собралось в полном  составе, чтобы обсудить создавшееся  положение; юному Ансельмо присоветовали похитить избранницу своего сердца и поскорее убраться с острова подальше, чтобы спокойно скрепить брачными узами их союз. Томмазо Бускетта одним из первых поддержал эту идею.

   Сказано  — сделано.

   И  хотя Раффаэле Спина скрепя  сердце согласился признать этот «мезальянс», это не было его последним словом. Когда речь идет о чести, сицилийцы умеют за нее постоять. Конечно, он не мог так просто даже пальцем тронуть «бойца» другой «семьи», не вызвав в ответ если не военные действия, то по крайней мере не менее кровавые меры. Но все было бы совсем иначе, если бы ему удалось заполучить нового родственничка под свое начало.

   И  вот на одном из заседаний  Капитула зимой 1962 года Кальчедонио  Ди Пиза, глава «семьи» Ноче, потребовал  передачи Ансельмо Розарио под  свое начало под предлогом того, что, создав новую семью, молодой человек покинул холостяцкое жилище в Порта Нуове и обустроил свой новый, уже семейный очаг в пригороде Ноче.

   Это  требование плохо согласовывалось  с принципом неотъемлемости, исходя  из которого судьбы отдельных мафиози при их посвящении определяются раз и навсегда. Если уж «Коза ностра» позволяла своим членам самим выбрать себе новых родителей, это вовсе не отменяло патриархальных традиций в мафиозных «семьях»: что бы ни случилось, кровная связь превыше всего.

   Сальваторе  Лабарбера, который представлял  в Капитуле все «семьи» города, включая и «семью» Порта Нуовы, сославшись на традицию, решительно  отверг требование Кальчедонио  Ди Пизы, и его мнение поддержали, кажется, подавляющее большинство  секретарей Капитула.

   Дело  не двинулось с места, и вдруг 26 декабря 1962 года Кальчедонио Ди  Пиза был убит на площади  Кампо Реале в Палермо в  тот момент, когда он направлялся  к табачному киоску. Выстрел из  охотничьего ружья завершил жизненный  путь «крестного отца» Ноче.

   Если  верить Томмазо Бускетте, ни сама  «семья» Порто Нуовы, ни кто  бы то ни было из ее союзников  не принимали участия в этом  убийстве. И в то время как  все полагали, что убийцами были  именно они, «люди чести» из  Порта Нуовы подозревали, что злодейское покушение было подстроено их недоброжелателями из Капитула, чтобы навсегда исключить «семью» из правительства «Коза ностры» и отстранить ее от дел. Вне зависимости от того, были Томмазо Бускетта и его товарищи виновны или нет, они попали в сложный переплет.

   В  начале 1963 года Томмазо Бускетту  поставили в известность о  том, что события в очередной  раз приняли неблагоприятный  оборот. В эти дни собрался  Капитул, и секретари «Коза ностры»  выразили свое недовольство. Они  утверждали, что главным организатором убийства был не кто иной, как глава «семьи» Палермо-Чентре Анджело Лабарбера, «человек чести», который, несмотря на свой молодой возраст, был уже известен своей жестокостью и непримиримостью. Лабарбера был одним из союзников «семьи» Порта Нуовы, так что понятно, с каким беспокойством Томмазо Бускетта и его «братья» встретили известие о выступлении большинства членов Капитула.

   События  разворачивались с невероятной  быстротой.

   В  начале января 1963 года, когда обвиняющая  сторона стала приводить дополнительные факты, заседания Капитула превратились в судебный процесс. Тогда-то, по словам Томмазо Бускетты, он узнал, что Гаэтано Филиппоне, сын Сальваторе, внук и полный тезка почетного главы «семьи» Порта Нуовы, обвиняется в участии в покушении на Кальчедонио Ди Пизу. Гаэтано Филиппоне-младший напрасно твердил о своей невиновности, а Гаэтано Филиппоне-старший напрасно поставил на карту свой авторитет, скрепляя слово, данное внуком: никто в Капитуле им не поверил. Санкции против «семьи» Порта Нуовы были приняты незамедлительно.

   Среди  прочих правил, которые существуют  в «Коза ностре» и с которыми  ознакомился в день своего  посвящения Томмазо Бускетта, есть  одно, которое, как он понял, является  фундаментальным: решения Капитула  должны выполняться во что бы то ни стало. Вот почему, когда он узнал, что Комиссия решила первым делом распустить «семью» Порта Нуовы и лишить полномочий всех ее «людей чести», Томмазо Бускетта кожей ощутил, что самое время подать в отставку. И этого ему было бы нелегко добиться, если бы не вмешательство одного высокопоставленного друга. Впрочем, обо всем по порядку.

   Друзья  «семьи»

   Какими  бы неумелыми и бестолковыми  ни были «сбиры» из палермской  полиции, им все же удалось  вменить в вину Томмазо Бускетте  ту несчастную контрабанду. Конечно, этобыло не Бог весть что, но уже само ожидание суда вполне способно было отравить жизнь «человеку чести» из «семьи» Порта Нуовы. Тогда-то, в начале 60-х, у Томмазо Бускетты изъяли паспорт.

   Но  история на этом не закончилась, ибо Томмазо Бускетта отправился в центральный комиссариат полиции города Палермо, чтобы излить там свое негодование.

   — Каждый может ошибаться в жизни, — якобы сказал Бускетта дежурному комиссариата, — но разве мы можем кого-либо презирать за это? С меня больше чем достаточно всей этой истории с сигаретами. Отец научил меня своему ремеслу. Я — стекольщик. Я хочу честно работать, но не могу, потому что у меня отобрали паспорт.

   Некоторые  журналисты утверждают, что служащий  комиссариата, почему-то слишком  взволнованный разговором, якобы тем не менее нашел в себе присутствие духа, чтобы осведомиться у Бускетты: неужели честному стекольщику необходим паспорт для резки стекол? Невозмутимый Бускетта отвечал ему в том смысле, что только за границей, во Франции или Бельгии, качество стекла как раз такое, которое обеспечивает стекольщику возможность честно выполнять свой долг.

   Попытка  не удалась. Став известным мафиози, Бускетта надолго лишился возможности  путешествовать под своим настоящим  именем.

   К  счастью для нашего «человека чести», у «семьи» Порта Нуовы в те времена были друзья, с которыми считались в Риме. И в один прекрасный день депутат от христианско-демократической партии Франческо Барбачча разразился гневным посланием на бланке парламента, адресованным шефу полиции города Палермо, с требованием, чтобы синьору Бускетте, «человеку, в котором я сильно заинтересован», как выразился почтенный Барбачча, выдали новый документ.

   Так 23 мая 1961 года Томмазо Бускетта  впервые взял в руки пахнущий  краской паспорт, который двумя годами позже спас ему жизнь.

   Какое-то  время Томмазо Бускетта находился  в Мексике, и именно там он  узнал, что началась «большая  война» и на улицах Палермо  и его окрестностей льются  потоки крови.

   Прежде  всего ему дали знать, что Сальваторе  Лабарбера, представлявший в Капитуле интересы палермских «семей», исчез. Его труп так никогда и не нашли. И хотя Бускетте не довелось узнать, что в конце концов случилось с его экс-представителем, он с самого начала был убежден, что убийство Сальваторе Лабарберы, а речь шла без сомнения об убийстве, было делом, решенным между секретарями Капитула. Поскольку сам Сальваторе Лабарбера был также членом Чрезвычайной комиссии «Коза ностры», никакой другой орган мафии не мог приговорить его к смерти, не навлекая на себя чудовищных репрессий.

   Жизнь  подтвердила правоту Бускетты: в  последующие месяцы по приказу  Капитула подавляющее большинство  «семей» «Коза ностры» ополчились  на оставшихся в живых представителей  клана Лабарберы.

   Именно  тогда был тяжело ранен Анджело Лабарбера, глава «семьи» Палермо-Чентре, на которого было совершено покушение на другом конце Апеннин, в отдаленном пригороде Милана. Его люди, оставшиеся в Палермо, были перебиты все до одного, причинив, правда, серьезный урон своим противникам и, в частности, оставшимся в живых секретарям Капитула.

   Сначала  пал Чезаре Манцелла, влиятельный  член Капитула, который сделал  себе состояние в Соединенных  Штатах и властвовал теперь  над частью западного побережья  Палермо. Манцеллу разнесло в  клочья в результате взрыва начиненного взрывчаткой автомобиля в его вотчине Чинизи, маленьком приморском городке, расположенном километрах в двадцати от Палермо. Генеральный секретарь Капитула, Сальваторе Греко, маленький человечек по прозвищу Пташка, благодаря своей тщедушности избежал той же участи, в то время как третий начиненный взрывчаткой автомобиль, предназначенный еще одному секретарю Капитула, унес жизни семи карабинеров, которые были убеждены, что обезвредили его адскую машину. Было это в Чакулли, маленьком городке, расположенном на высоте Палермо. Рассказ о том живописном местечке нам еще предстоит.

   Плата  за страх

   «Люди  чести» в Уччардоне проявляли  интерес к Томмазо Бускетте  не только из-за его прежних  заслуг. Этот человек уже стал  живой легендой, когда появился в палермскойтюрьме.

   Оставив  Сицилию и переехав в Америку  — в течение десяти лет его  видели то в Соединенных Штатах, то в Канаде, то в Бразилии, — Томмазо Бускетта сумел проникнуть в узкий круг контрабандистов самого высокого разбора. Не имея никакой возможности привести достоверные факты, американское Бюро по борьбе с наркотиками утверждает, что он стал одним из королей наркобизнеса, а сицилийские судьи называют его «кокаиновым князем».

   Кроме  того, что такая характеристика  его раздражала, хотя и способствовала усилению его влияния в мафиозных кругах, она послужила причиной высылки Томмазо Бускетты из Америки, которая последовала в 1970 году. Два года спустя его арестовали в Бразилии, и он был выдан как преступник властям Италии, где его приговорили к десяти годам тюремного заключения за преступления, совершенные им еще в 50-х годах (спекуляция и участие в деятельности преступных объединений). Бускетта вновь оказался среди тех, кого он оставил более семи лет назад. Встретившись со своим прошлым, он вновь окунулся в повседневную жизнь «людей чести».

   Если  заключение в тюрьму «человека  чести» влекло за собой лишение  возможности зарабатывать на  жизнь и было внезапным, как  крушение поезда, глава его мафиозной  «семьи» должен был сделать  все, чтобы обеспечить хотя бы минимальные доходы и ему, и его близким. Правда, так было не всегда, о чем и поведал позже Томмазо Бускетта. Надо заметить, что в том, что касается размеров получаемой компенсации, руководители «Коза ностры» никогда не придерживались твердых правил. И их нетрудно понять. Те из простых «бойцов», кто был не в состоянии обеспечивать собственное существование, будь то из-за отсутствия опыта или, наоборот, из-за своих преклонных лет, будучи ранеными или попав в тюрьму, получали минимальное ежемесячное содержание. Ясно без слов, что большинство «людей чести» получали от своей нелегальной деятельности такую прибыль, что не испытывали никакой потребности в компенсации, которую могла им выплачивать мафия. В начале 80-х годов, когда резко возросла контрабанда героина, нередко можно было видеть в банке, как мафиози получал наличными один или два миллиона долларов, переведенных на его счет каким-либо иностранным, чаще всего швейцарским банком.

   Профессиональная  этика

   Поиски  записанных на бумаге правил поведения «людей чести» ни к чему не приведут. В мафии написанное не имеет никакого значения; ценны лишь слова и поступки. Здесь не ведется учет расходов и доходов, здесь нет списка членов организации и внутренних уложений, но вовсе не поэтому ветер легкомыслия и вседозволенности разметывает стройные ряды мафиози. Раз и навсегда закрепленные правила, определяющие, как должны вести себя «люди чести», передаются из уст в уста, и это единственная гарантиянепреложности правил и обычаев «Коза ностры». В камерах Уччардоне Бускетта мог еще раз убедиться, насколько крепка и монолитна эта организация, которая сплачивает «людей чести» в одно целое. Намного более крепка и монолитна, чем если бы правила ее были определены каким-либо уставным документом.

   Томмазо  Бускетта хоть и не происходил из мафиозной семьи, безусловно, прекрасно владел неким новым языком, который помогал ему добиться понимания у таких, как он, иуважения у других заключенных. Если даже «люди чести» и используют идиомы, заимствованные из итальянского сабира[6]или сицилийского наречия, значение, которое эти слова имеют на их особом языке, манера, в которой они обмениваются таинственными полуфразами, состоящими сплошь из недомолвок, делают их «семейный» круг еще более тесным и замкнутым.

   Если  это возможно, «люди чести» вообще не прибегают к словам. Но мир молчания, в котором они живут, полон многозначительных взглядов, кивков головы, движений губ, улыбок, всяких гримас и жестов, которые заменяют им слова.