Исторический портрет Бориса Годунова

оссийская экономическая академия имени                 

                             Г. В. Плеханова                            

                             Кафедра истории                            

                          КУРСОВАЯ РАБОТА                         

                Тема: Исторический портрет Бориса  Годунова               

                                             Выполнила студентка гр. 1103

                                            1 курса Института Менеджмента

                                              Шоболова Анна Александровна

                                    Научный руководитель: Магометов  Р. М.

                               Москва 2002                              

     ОГЛАВЛЕНИЕ

1.     Введение

2.     Житейский  путь Бориса

3.     Предпосылки  правления Бориса Годунова

·        Устройство власти и внутренняя борьба во время

и после правления Ивана  Грозного.

·         Князья и бояре

·         Местничество

·         Княженецкие вотчины

·         Опричнина

·         Внутренние отношения в московском боярстве

в начале царствования Федора Ивановича

4.     3 ступени  возвышения Бориса

·        Боярская “пентархия”

·        Кончина  Н.Р. Юрьева. Устранение Мстиславского

·        Ссылка Шуйских

5.     Торжество  Бориса

·        Общее  признание Бориса как соправителя  государства

·        Меры Бориса по официальному выражению верховенства

6.     Таланты Бориса  Годунова

7.     Заключение

     ВВЕДЕНИЕ

Личность Бориса Годунова всегда пользовалась вниманием историков  и

беллетристов. В великой  исторической Московской драме на рубеже XVI и XVII

столетий Борису была суждена  роль и победителя, и жертвы. Личные свойства и

дела этого политического  деятеля вызывали от его современников  как похвалы,

выраставшие в панегирик, так и осуждение, переходившее в злую клевету.

Спокойным исследователям событий  и лиц надлежало устранить  и то и другое,

чтобы увидеть истинное лицо Бориса и дать ему справедливую оценку. Этот труд

исследования взял на себя впервые младший современник  Бориса, автор

“Временника” ХVII века дьяк Иван Тимофеев. Однако составив любопытнейшую

характеристику “рабоцаря” (Бориса), он, в конце концов сознался, что не может

понять, что преобладало  в Борисе: добро или зло. В самые  первые годы XIX века

такой же загадкой явился Борис  для знаменитого Карамзина. Над  “палаткою”

(склепом) Годуновых в  Троицкой лавре Карамзин риторически  восклицал: «

Холодный пепел мертвых  не имеет заступника, кроме нашей  совести: все

безмолвствует вокруг древнего гроба!.. Что, если мы клевещем на сей пепел,

если несправедливо терзаем  память человека, веря ложным мнениям, принятым в

летопись бессмыслием  или враждою?» Тот же самый вопрос встает и перед

историком нашего времени: до сих пор исторический материал, касающийся личной

деятельности Бориса, настолько  неясен, а политическая роль Бориса настолько

сложна, что нет возможности уверенно высказаться о мотивах и принципах его

деятельности и дать безошибочную оценку его моральных качеств. В  этом находит

свое объяснение и доныне существующая литературная разноголосица  относительно

Бориса. Если в драме и  в исторической повести Борис  является обычно с чертами

интригана и злодея, то в  этом следует видеть не столько выражение

исторических убеждений  авторов, сколько прием драматической  концепции,

творческой мысли. Но и  в ученой литературе, даже до последних  десятилетий,

Борис у многих писателей  выступает мрачным злодеем, идущим к трону через

интригу, обман, насилие и  преступление (Н. И. Костомаров, И. Д. Беляев,

Казимир Валишевский). На этих писателей продолжает влиять та летописная и

“житийная” традиция, которая  в XVII – ХVIII веках пользовалась силой

официально установленной  «истины» и только в XIX веке стала  уступать усилиям

свободной научной критики. Как глубоко эта традиция, невежественная и грубая,

может возмущать неподчиненный  ей ум, свидетельствуют скорбные и полные

сарказма слова одного из новейших исследователей, посвященные  “историографии”

Бориса. Коснувшись мимоходом  эпохи Бориса, профессор А. Я. Шпаков был изумлен

обилием обвинений против Бориса и их легкомыслием: «История Бориса Годунова,

– говорит он, – описана в летописях и различных памятниках, а оттуда и у

многих историков, весьма просто. После смерти Ивана Грозного Борис Годунов

сослал царевича Дмитрия  и Нагих в Углич, Богдана Бельского  подговорил

устроить покушение на Федора Ивановича, потом сослал его  в Нижний, а И. Ф.

Мстиславского в заточение, где повелел его удушить; призвал  жену Магнуса,

“короля Ливонского”, дочь Старицкого князя Владимира Андреевича – Марью

Владимировну, чтоб насильно постричь ее в монастырь и убить  дочь ее Евдокию.

Далее он велел перебить бояр и удушить всех князей Шуйских, оставив почему-то

Василия да Дмитрия Ивановичей; затем учредил патриаршество, чтобы  на

патриаршем престоле сидел “доброхот” его Иов; убил Дмитрия, подделал

извещение об убийстве, подтасовал следствие и постановление собора об этом

деле, поджег Москву, призвал  Крымского хана, чтобы отвлечь  внимание народа от

убийства царевича Дмитрия  и пожара Москвы; далее он убил племянницу свою

Феодосию, подверг опале  Андрея Щелкалова, вероломно отплатив ему злом за

отеческое к нему отношение, отравил Федора Ивановича, чуть ли не силой

заставил посадить себя на царский трон, подтасовав земский  собор и плетьми

сбивая народ кричать, что желают именно его на царство; ослепил Симеона

Бекбулатовича; после этого создал дело о заговоре “Никитичей”, Черкасских и

других, чтобы “извести царский  корень”, всех их перебил и заточил; наконец,

убил сестру свою царицу Ирину за то, что она не хотела признать его царем;

был ненавистен всем “чиноначальникам земли” и вообще боярам за то, что

грабил, разорял и избивал  их, народу – за то, что ввел крепостное право,

духовенству – за то, что  отменил тарханы и потворствовал  чужеземцам, лаская

их, приглашая на службу в  Россию и предоставляя свободно исповедывать свою

религию, московским купцам и черни – за то, что обижал любимых ими Шуйских и

Романовых и пр. Затем  он отравил жениха своей дочери, не смог вынести

самозванца и отравился  сам. Вот и все”.

Подкрепленный точными ссылками, этот перечень обвинений на Годунова не

измылен и даже не преувеличен. Он только собирает вместе все то, чему верили

и чему не верили историки, что  они излагали, как факт, что опускали по

несообразности и невероятности. Несчастье Бориса состояло в том, что в старые

времена писавшие о нем не выходили из круга преданий и клевет, внесенных в

летописи и мемуары. Дело стало меняться, когда, с изменением научных

интересов, внимание историков  направилось от личности Бориса к  изучению той

эпохи в ее целом. Серьезное  и свободное исследование времени  Бориса повело к

тому, что с достоверностью выяснился большой правительственный  талант Бориса

и в его характеристику вошли новые, благоприятные для  его оценки черты.

Правда, не всех историков  новые материалы расположили  в пользу Годунова; но

как только явилась возможность  перейти от летописных повествований  к

“документальным данным”, у Годунова стали множиться в  науке защитники и

почитатели. Не говорим об “историографе” Миллере, который в XVIII веке прямо-

таки не смел, быть откровенным  в отзывах о Годунове из боязни выговоров и

взысканий от начальства. Более  свободный и смелый историк Николаевского

времени М. П. Погодин должен быть признан первым открытым апологетом

Годунова. По отзыву его университетского слушателя «голос его принимал живое,

сердечное выражение, когда  он говорил о Борисе Годунове и  с увлечением

доказывал нам (студентам), что  Борис Годунов не был убийцей  царевича Дмитрия

и не мог быть». С кафедры  и в печать переносил Погодин  свою симпатию к

Борису. За Погодиным следовал Н. С. Арцыбашев (1830) с его оправданием  Бориса

от обвинения в покушении  на царевича, А. А; Краевский (1836) с общей

панегирической характеристикой  Бориса и П. В. Павлов (1850) с его  указанием

на положительное значение всей деятельности Годунова как правителей и

политика. Позднее в пользу Бориса по разным поводам высказывались  К. С.

Аксаков (1858), Е. А. Белов (1873), А. Я. Шпаков (1912) и некоторые другие

писатели. Нельзя, однако, скрыть, что если не враждебны, то, во всяком

случае, очень холодны к Борису остались такие авторитетные исследователи, как

С. М. Соловьев и В. 0. Ключевский.

Однако их историческая прозорливость  позволила им рассмотреть в Борисе не

одни черты драматического злодея, но и качества истинно государственного

деятеля. Со времени именно “Истории” Соловьева Борис стал предметом не

столько обличения, сколько  серьезного изучения. Быть может, дальнейшие успехи

историографии создадут Борису еще лучшую обстановку и дадут  его

“многострадальной тени”  возможность исторического оправдания.

     2

     НЕТРУДНО собрать  данные для “послужного списка”  Бориса Федоровича

Годунова; их сохранилось  немного. Происходил он из рода “исконивечных”

московских служилых “вольных слуг”, которые гордились тем, что  они

“исконивечные государские ни у кого не служивали кроме своих государей”. По

родословному преданию (которого никто не оспаривал), предком Годуновых  был

ордынский мурза Чет, приехавший около 1330 года из Орды служить великому князю

Ивану Калите и крещенный с именем Захария. Кроме Годуновых, от Чета пошли столь

“честные семьи”, как  Сабуровы и Вельяминовы. Если это  не была самая вершина

московской знати, то во всяком случае это был слой, близкий к вершине,

попадавший в думные чины и служивший во дворце. Едва ли прав был с точки зрения

историка А. С. Пушкин, влагая в уста князя Шуйского (в “Борисе  Годунове”)

пренебрежительные слова  о Борисе: “Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, зять

палача и сам в душе палач”. Шуйские, конечно, могли свысока  смотреть на

Годуновский род, не княжеский и до ласки Грозного не боярский; но никто не мог

бы в XVI веке назвать Годунова “вчерашним рабом” и “татарином”. Два с половиной

века род был православным и с 70-х годов XVI столетия решительно вошел в думу в

лице Дмитрия Ивановича, Ивана Васильевича и Бориса Федоровича Годуновых.

Личная карьера Бориса началась для него рано: лет 20 от роду, около 1570

года, он женился на дочери государева любимца Григория (Малюты) Лукьяновича

Бельского-Скуратова и  стал придворным человеком. Приближенность его к

Грозному царю выразилась в том, что он занимал должности  и исполнял поручения

“близкое от самого государя: бывал у него “рындою” (в ближайшей  свите) и

“дружкою” на свадьбах царских. В тридцать лет Борис уже получил  боярский сан,

будучи названым в бояре  в 7089 (1580-1581) году “из крайчих” или “кравчих”