Роль интуиции в научном познании

В то же время исключение мистической формы из общего перечня форм интуиции многими философами позволяет несколько по-иному посмотреть на эту гносеологическую классификацию. По всей видимости, чувственная интуиция – это один из способов развития чувственного познания, а интеллектуальная – один из способов бытия рационального уровня исследования.

Но  в таком случае целесообразно, в  процессе классификации форм интуиции, сочетать, соотносить разные подходы с учетом неоднозначных оснований такой классификации. Так, например, такие формы интуиции - научную и художественную – следует разграничить с чувственной и интеллектуальной формами интуиции. В рамках такого соотношения научная интуиция представляется одной из форм интеллектуальной интуиции по преимуществу, а художественная – как главным образом разновидность чувственной интуиции.

Это отнюдь не означает, что нет взаимодействия между научной и чувственной, между художественной и интеллектуальной формами интуиции соответственно. Однако отмеченная их взаимосвязь будет представлять собой особые – негосподствующие – виды существования как научной, так и художественной интуиции.

Необходимо  разграничить и разновидности научной  интуиции, исходя из того, что она  своеобразно проявляется в границах известных уровней развития научного познания. Вероятно, можно обозначить такие ее виды, как: эмпирический, теоретический и метатеоретический.

Отмеченный  аспект разграничения прослеживается, хотя и весьма специфически, и в художественной интуиции. По всей видимости, есть смысл выделить в ней музыкальную, прозаическую, собственно художественную и поэтическую формы.

Вместе  с тем при рассмотрении научной  и художественной форм интуиции с позиции отмеченной концепции их классификации надо учитывать как их философское осмысление, так и рассмотрение этих форм в проблемном поле частных наук. При этом особое внимание вызывают к себе математика, физика, физиология, и психология. Именно в них чаще всего идет речь о применении и нередко ведущей роли интуиции в научных открытиях. Как тут не вспомнить об отношении наиболее известных ученых к данной проблеме [2, c. 254].

В свою очередь, изучение научной и художественной форм интуиции в значительной мере зависит и от того, как видные деятели искусства смотрели на художественную интуицию и ее роль в художественном творчестве.

Творчество  в науке и искусстве во многих аспектах обусловлено научной и художественной интуицией соответственно. 

4 ИНТУИЦИЯ И  НАУКА

Конечным продуктом научных  исследований являются научные открытия. Научные открытия разнообразны по своему содержанию и характеру. В широком  смысле слова открытием является всякий новый научный результат.

Научное достижение обычно связано с образованием принципиально  новых представлений и идей не являющихся простым логическим следствием из известных научных положений. Каким же образом можно прийти к принципиально новым представлениям и идеям, если они не выводимы из имеющегося налицо научного знания, "а  иногда даже настолько не "вписываются" в него, что должны казаться, по крылатому  выражению Н. Бора, "сумасшедшими"?[2].

Когда ученые пытаются рассказать о процессе своего творчества, они  редко обходятся без ссылок на "догадку", "озарение", "прозрение", "переживание". Интуиция - вот что, по всей вероятности, играет самую существенную, решающую роль в создании новых научных  представлений и выдвижении новых  идей. "Вот что пишет А. Эйнштейн об этом: "Подлинной ценностью  является в сущности только интуиция". Что только не называют интуицией! Это  и высший, даже - сверхъестественный дар, единственно способный пролить  свет истины на сокровенные тайны  бытия, недоступные ни чувствам, блуждающим по поверхности вещей, ни рассудку, скованному дисциплинарным уставом  логики. Это и удивительная сила, легко и просто переносящая нас  через пропасть, развернувшуюся между  условием задачи и ее решением. Это  и счастливая способность мгновенно  найти идею, которая лишь задним числом, в поту и муках будет  обоснована рассуждением и опытом. Но вместе с тем это и ненадежный, несистематизированный путь, могущий  завести в тупик, бесплодная надежда  лентяев не желающих доводить свой мозг до изнеможения наряженными  умственными усилиями; наивное дитя познания, чей бессвязный лепет лишен  ясного смысла и только после бесчисленных поправок может рассматриваться  в качестве информационного сообщения"[1].

Однако роль интуиции в научном и, в частности, математическом познании еще недостаточно разработана.

Известно, что интуитивные  компоненты познания можно обнаружить у представителей многих профессий  и в разнообразных жизненных  ситуациях. Так, в юриспруденции  от судьи ожидается не только знание «буквы» закона, но и его «духа». Он должен выносить приговор не только в соответствии с заранее предписанным количеством доказательств, но и согласно «внутреннему убеждению».

В филологии не обойтись без развития «языкового чувства». Бросив беглый взгляд на больного, врач может иногда точно поставить  диагноз, но при этом испытывает затруднения  при объяснении, на какие именно симптомы он ориентировался, он даже не в состоянии их осознать, и так далее [6, с.148].

Что касается математики, то здесь интуиция помогает постичь  связь между целым и частями, прежде каких-либо логических рассуждений. Логика играет решающую роль в анализе  готового доказательства, в расчленении  его на отдельные элементы и группы таких элементов. Синтез же частей в  единое целое и даже отдельных  элементов в более крупные  группы или блоки, достигается с  помощью интуиции.

Попытки машинного моделирования  деятельности человека оказываются  вторичными по отношению к интуитивной  деятельности человека, опирающейся  на синтез частей и целого.

Следовательно, понимание  математических рассуждений и доказательств  не сводится лишь к логическому анализу, а всегда дополняется синтезом, причем такой синтез, основанный на интеллектуальной интуиции, отнюдь не менее значим, чем  анализ.

Интуитивная гипотеза не следует  логически из фактов, она в основном опирается на творческое воображение. Кроме того, интуицией является и  «способность видеть цель издалека».

Заметная роль в разработке вопросов, связанных с местом интуиции в области математики, принадлежит  так называемому интуиционизму, основоположником которого считается  выдающийся голландский математик, логик, методолог науки Л.Э.Я. Брауэр (1881–1966). Интуиционизм, претендующий на роль общематематической теории, оказал огромное воздействие на: а) поддержание  устойчивого интереса к проблеме интуиции среди математиков; б) стимулирование серьезных философских исследований по изучению феномена интуиции; и, наконец, в) они дали блестящие образцы  получения математических результатов  принципиальной значимости на интуитивной  основе [8].

Основные направления, по которым интуиционизм внес серьезный  вклад в разработку учения о математической интуиции:

Разработка математической интуиции в ее взаимосвязи с наиболее существенными методическими установками  интуиционизма. Вслед за Кантом и  Шопенгауэром Брауэр подчеркнул роль надлогической, аподиктической интуиции в математике. В своем обосновании  математики Брауэр опирался на праксеологичеокую  интуицию числа, которая ничего общего не имеет с эмпирической интуицией и обладает безусловной, предельной достоверностью [6, c. 149].

Воздействие на разработку методологических и мировоззренческих  аспектов проблемы интуиции в математическом познании в целом.

Идеи интуиционизма столь  широко распространены, что к ним  апеллируют при анализе воззрений  видных философов. Согласно феноменологическому  описанию Гуссерля, идея последовательности — центральная в понятие числа  — является существенной особенностью процесса интуиции.

Идеи интуиционизма оказали  серьезное влияние на формирование методологических установок многих известных ученых.

Брауэровское учение об интуиции вызвало к жизни попперианскую  «эпистемологию без познающего субъекта», опирающуюся на концепцию «третьего  мира».

Взгляды Брауэра оказали  определенное влияние и на психологические  учения об интуиции.

Интуитивистская модель сознания гуманнее и демократичнее рационалистской [8]. Рационалист обязан быть семи пядей во лбу, чтобы непрерывно удерживать в памяти всю сверхсложную последовательность рассуждений, приводящих к пониманию того или иного явления. Он обречен быть титаном мысли масштаба Аристотеля или Гегеля, иначе ему придется капитулировать и объявить во всеуслышание, что он вообще ничего не понимает в происходящем. Интуитивист же может позволить себе роскошь понимать очень многое, не отдавая себе отчета ( и даже не утруждая себя каким – либо отчетом) о том, откуда, собственно говоря, взялось это его знание. Интуитивистская модель оставляет возможность каждому человеку не бог весь как развитому в рациональном плане, улавливать самое главное - хотя бы и ценой упущения некоторых частностей и обстоятельств, которые, конечно, тоже не бесполезны, однако по самому большому счету не так уж и важны [7, c. 278].

Интуитивизм гораздо толерантнее рационализма. Отдавая, естественно, приоритет интуиции, он все же не сбрасывает со счетов и рациональное стороны человеческого разума, уважительно признавая за ней необходимую и полезную функцию. Рационализм же абсолютно нетерпим к своим конкурентам, он претендует на полное единовластие. Иррациональную сторону человеческой души рационалисты считают предосудительным рудиментом нашей психике, доставшимся нам наследство от узколобых динозавров, и настаивают на том, что эта иррациональная компонента в исторической перспективе должна быть полностью вытеснена рациональной.

Нет ничего мрачнее такой  перспективы; это означало бы конец  культуры как способа существования  человека. Рационалист вынужден все  время что то вычислять и выгадывать, поэтому он обречен жить в постоянном страхе промахнутся в своих вычислениях  и в постоянной подозрительности. Астролог придавлен своим гороскопом, фрейдист измучен своими комплексами, оккультист загнан в угол всевозможными  приметами и знамениями, каждый шаг, каждый жест, вызывает у них беспокойство и тревогу. Единственная отрада для  всех преуспевших в этих безумиях – нагадывать на других столь же жесткие гороскопы, откапывать в  других еще более отвратительные комплексы, отыскивать для других еще  более неумолимые и неотвратимые приметы.

Культурного человека все  это не касается, он не разлагает  мир на силлогизмы и комплексы  или символы по той простой  причине , что ничего о них не знает: ведь культура – это то, что остается, когда человек забыл сему его  учили. Культурный человек по сути своей  интуитивен, он несет на себе колоссальный груз культурных ценностей совершенно бессознательно, не замечая его немыслимого  объема и веса. Рациональное знание неизбежно и полезно, но такое  знание неокончательное. Ему нельзя особенно доверять, и уж тем более  нельзя ему поклоняться. Это некий  этап знаний, через который надо обязательно пройти, но именно пройти, а не застрять в нем. Рациональное знание – это еще не окончательное  знание, а лишь некий черновик знания, те промежуточные прикидки и вычисления, которые на коком-то этапе культурного  творчества могут оказаться чрезвычайно  полезными, но которые в конечном итоге должны быть выброшены за их полной ненадобностью: мы начинаем с  интуиции, за тем критически проверяем  ее рациональным знанием и вновь  возвращаемся в область интуиции – прямого контакта с миром, в  котором живем [8].