Філософія як духовні вправи

физику, этику) в их единстве и подчиненности основному фундаментальному правилу. И затем наступит черед практических упражнений, направленных на выработку привычки поступать в соответствии с основным правилом.             В этом ракурсе фактически вся стоическая философия представляет собой совокупность духовных упражнений. Например, стоическая логика не ограничивалась абстрактной теорией умозаключения  или  школьной  силлогистикой:  она  каждодневно прилагалась к проблемам обыденной жизни. Поскольку человеческие страсти соответствуют ложному употреблению внутренней речи (ошибочным суждениям и умозаключениям), то за ней нужно было бдительно следить – не вкралось ли в нее неверное оценочное суждение, привязывающее к постигающему представлению нечто постороннее. В свою очередь физика, как духовное упражнение, должна была примирить философа со всем, что совершается по воле имманентного космического Разума. Здесь использовались следующие дидактические приемы: стремление к «физическому» (природному) определению объекта – попытка увидеть действительность с точки зрения универсальной космической природы; стремление признать себя частью целого, возвыситься до космического сознания, раствориться в органическом единстве космоса; стремление увидеть метаморфозы вещей – постоянные перемены и ощущение смерти как части природных процессов и др.

     В философской  доктрине, воплощаемой в жизнь, границы между различными частями философии стирались. Упражнение в определении являлось одновременно логическим и физическим, размышление о смерти или предвидении трудностей – одновременно физическим и этическим. Благодаря постоянному вниманию к себе философ всегда отдавал себе отчет не  только  в  своих  делах,  но  и  в  мыслях –  это  составляло  его жизненную логику. Он должен был всегда помнить о своем назначении и о своем месте в мире, что составляло предмет его своеобразной жизненной физики. «Такое самосознание есть в первую очередь нравственное сознание; оно неустанно стремится к очищению и исправлению намерения, оно зорко следит за тем,  чтобы  не  допустить  никакого  другого  мотива  действия, кроме воли творить добро. Но стоическое самосознание есть не только нравственное сознание – это сознание космическое и рациональное. Когда речь шла о том, чтобы упражняться в мудрости, т.е. жить, как подобает философу, все, что в процессе преподавания было изложено по отдельности (физика, логика и этика), должно было стать объектом переживания и при-

 

меняться на практике как нечто единое. С этих позиций П.Адо рассматривает и знаменитые «Размышления» Марка Аврелия. Он настаивает на том, что это произведение нельзя рассматривать только как некий личный дневник,  «пессимистические  формулы  Марка  Аврелия  являются вовсе не выражением личных взглядов пресыщенного императора, но духовными упражнениями». «Размышления» можно отнести  к  жанру  письменных философских медитаций.  Как было показано выше, в упражнении медитации всякий «догмат» предназначался для преобразования души ученика, поэтому философское учение было неотделимо от бесконечного возврата к фундаментальным догматам, представленным в форме краткого извлечения или катехизиса. Именно сформулированные в них положения ученик должен был запоминать наизусть, чтобы непрестанно к ним возвращаться. Благодаря медитации он мог непрестанно иметь «под рукой» фундаментальные догматы школы, которые служат в качестве инструмента постоянного  психологического  воздействия  на  человеческую  душу.Именно такого рода упражнение и представляет собой с точки зрения П.Адо «Размышления» Марка Аврелия – это фрагменты стоической системы, которые он повторяет для самого себя. Еще один из примеров такого рода процедур – метод «физического» определения, когда событие или предмет располагаются в физической перспективе, при которой нейтрализуются антропоморфные и ценностные определения этих феноменов,  «слишком  человеческое»  в  них. Этот  физический  метод позволяет  помещать  предметы  в  перспективу  универсальной природы; в этом случае взгляд человеческой души будет совпадать с божественным взглядом природы, свидетельствуя о величии  души  человека.  Таким  образом,  метод  «физического» определения раскрывает ту истину, что все, не являющееся добродетелью,  относится  к  безразличному.  Отсюда  следует,  что наиболее совершенной является жизнь, при которой человек будет безразлично относиться к вещам безразличным. Это требование безразличного отношения к безразличным вещам заключается в том, чтобы обнаружить равенство всех вещей между собой как выражающих волю универсальной природы. Моральный субъект принимает их с любовью, но все они равны между собой как объекты интеллектуальной любви человека. Медитативная сверхзадача философского размышления служит тому, чтобы придать другой вид «вечному повторению» человеческих дел, всего того, что прежде казалось банальным, утомительным, даже отвратительным: все становится знакомым для человека, отождествляющего свое видение с видением природы.

Пьер Адо останавливается и на формальных началах, характеризующих стоический дискурс. По его мнению, принципом организации материала «Размышлений» является троичная схема, которая принадлежит Эпиктету, составившему в своих   «Беседах»   три   философских   топоса,   три   правила философского рассуждения. Первое правило – выработка правильного  отношения  к  событиям  универсально-природного порядка: принимать их с радостью, благочестием и готовностью. Второе правило касается направленности межчеловеческих отношений: нужно действовать справедливо во благо человеческому сообществу. Третье правило определяет основания для правильного мышления: исследовать внимательно наличные  представления,  чтобы  давать  согласие  только  на  то,  что постигаемо через «постигающее представление».

 

     Все три  топоса у Марка Аврелия основываются на основном догмате стоицизма, утверждающем различие между тем, что зависит от нас, и тем, что от нас не зависит. От нас зависят наши свободные  акты,  т.е.  три  функции  разумной  души:  желание, устремление и одобрение. Не зависят от нас вещи, осуществление которых выходит за рамки нашей свободы: здоровье, слава, богатство; события, основанные на вмешательстве внешних сил. Добро и зло реализуются только в том, что зависит от нас. Если  все  обстоит  именно  так,  то  нужно желать  только  наше настоящее благо – благое желание, благое устремление, благое  суждение. В них и выражаются все три топоса: сообразное воле природы желание, сообразное нашей разумной природе устремление и сообразное реальности вещей суждение. При этом первый топос предполагает знание причин всех вещей и умение рассматривать каждое событие как происходящее посредством необходимого  сцепления  этих первоначальных  причин,  как будто бы сотканных судьбой. Дисциплина желания, таким образом, становится «физикой», которая помещает всю человеческую жизнь в космическую перспективу. Как полагает Адо, все три топоса взаимно подразумевают друг друга, и каждый из них есть одновременно «физика», «логика» и «этика», и одновременно все они являются упражнением и усилием, направленным на преобразование себя.

     Идеи Пьера  Адо оказали влияние и в то же время получили своеобразное преломление в исследованиях Мишеля Фуко, пред-ставленных в его работе «История сексуальности». Раскрывая понятие «культуры себя», Фуко прямо отсылает читателей к работе Адо «Духовные упражнения и античная философия» 11 . Однако несмотря на явный пиетет, который испытывали друг к другу оба мыслителя, и несмотря на моменты очевидного сходства и преемственности, их исследовательские позиции в отношении традиции античного морализма существенно различаются. Обращение Фуко к античной философии разворачивается в контексте его размышлений о формах отношения к себе, посредством которых индивид конституирует и осознает себя в качестве субъекта – субъекта «сексуальности», субъекта желания, морального субъекта. Исследуя вопрос о причинах и условиях, при которых половая активность и связанные с ней удовольствия становятся  предметом  морального  внимания  и  заботы,  Фуко приходит к выводу, что эта проблематизация формируется в античности на основе совокупности особого рода практик. Он определяет их как «искусства (или эстетики) существования» и подразумевает под ними «продуманные и добровольные практики,  посредством которых люди не просто устанавливают для себя  правила поведения, но стараются изменить самих себя, преобразовать себя в собственном особом бытии и сделать из своей жизни произведение, несущее в себе определенные эстетические ценности и отвечающее определенным критериям стиля.

 

     Фуко выделяет  два аспекта понятия морали: аспект  кодек- 

 

сов поведения, т.е. совокупность правил и ценностей, приня-

 

тых в данном обществе, и аспект форм субъективации и соот-

 

ветствующих практик себя. Или иными словами, Фуко пред-

 

лагает различать в морали элементы кодекса и элементы аскезы.

 

С его точки зрения, «моральное»  действие не сводится к поступ-

 

ку или к серии поступков, соответствующих некоему правилу,

 

закону, ценностям. Оно предполагает отношение к себе, кото-

 

рое есть не просто «самосознание», а организация, конституи-

 

рование себя как морального субъекта. Это особого рода «прак-

 

тика себя», посредством  которой человек задает себе опреде-

 

ленный  тип  бытия,  который  будет  для  него  иметь  ценность

 

                                        13

 

морального самоосуществления              . И хотя оба аспекта морали

 

невозможно полностью  отделить друг от друга, с точки зрения

 

Фуко, в моральной мысли  греческой и греко-римской антич-

 

ности в большей степени акцентируются формы отношения к

 

себе, методы и техники, с  помощью которых они выстраива-

 

ются, и практики, в которых они реализовываются.

 

     Именно в  сфере изменения практик себя, согласно Фуко,

 

следует  искать  основания  усиления  сексуальной  строгости  и 

 

даже некоторого ригоризма  в отношении половой активности

 

 

 

12 Фуко М. История сексуальности  – III: Забота о себе. С. 17–18.

 

13 Фуко М. Использование  удовольствий. История сексуальности.  Т. 2 / Пер. 

 

    с фр. В.Каплуна. СПб., 2004. С. 46–47.

 

 

----------------------- Page 10-----------------------

 

36                 «Духовные упражнения» или «забота  о себе» 

 

 

 

и  использования  удовольствий,  характерного  для  моральной

 

рефлексии  в  первые  века  новой  эры.  В «Заботе  о  себе»  Фуко

 

отмечает, что в философской  и медицинской мысли импера-

 

торской эпохи наблюдается усиление требований к сексуаль-

 

ному поведению. Презрение  к удовольствиям, озабоченность 

 

физическими и духовными  последствиями невоздержанности,

 

«валоризация» брака и  высокая оценка супружеской верности,

 

отказ от спиритуализации мужской любви находят свое отра-

 

жение в моралистической рефлексии Мусония Руфа, Сенеки,

 

Плутарха, Эпиктета, Марка  Аврелия. С точки зрения Фуко, эта

 

строгость  и  интенсивная  проблематизация  сферы полового

 

поведения объясняется не ужесточением морального кодекса,

 

но тем, что именно в  эту эпоху развивается феномен, обозна-

 

ченный  им  термином  «культура себя», – культура,  в которой

 

были усилены и переоценены  внутренние связи с самим собой 

 

и повышена значимость отношения  к себе 14 .

 

     Фуко отмечает, что общее представление о  «культуре себя» 

 

дает принцип «заботы  о себе», которому подчинено искусство 

 

существования. При этом он отчетливо акцентирует внимание

 

на тех трансформациях, которые претерпевает «забота о  себе» в

 

императорскую  эпоху.  В классической  Греции  забота  о  себе

 

выступает в роли аскетики, направленной на достижение влас-

 

ти над собой, своими желаниями и удовольствиями, и одно-

 

временно она является упражнением, позволяющим властво-

 

вать над другими. И наоборот, все, что способно служить вос-

 

питанию  гражданина,  будет  служить  ему  и  в  тренировке

 

добродетели.  Иными  словами,  искусство  существования  не

 

предполагает наличие  специального корпуса техник, отличных

 

от  практики  добродетели,  а  само  упражнение  в  добродетели 

 

неотделимо от формирования гражданина. В первые века но-

 

вой эры принцип «заботы  о себе» постепенно приобрел «изме-

 

рения и формы подлинной  “культуры себя”… он стал образом 

 

действия, манерой поведения, оформился в многочисленные

 

процедуры, практики, предписания, которые осмысляли, раз-

 

вивали, совершенствовали и преподавали. Таким образом, он

 

конституировал социальную практику, предоставив основание 

 

 

 

14  Фуко М. История  сексуальности – III: Забота о  себе. С. 47–51.

 

 

----------------------- Page 11-----------------------

 

                            П.А. Гаджикурбанова                             37

 

 

 

для межличностных связей, обменов и коммуникаций, а порой 

 

                       15

 

и для институтов»        . В «Заботе о себе» Фуко подробно описы-

 

вает эту форму искусства существования, культивируемую сто-

 

ическими философами.

 

     Требование  заботиться о своей душе –  основной императив 

 

моральной  доктрины  стоиков  от  Зенона  до  Сенеки.  Главная 

 

мысль Сенеки – забота о  себе: посвятив себя ей, нужно оставить

 

все прочие занятия, освободить свою душу, чтобы не теряя вре-

 

мени и не жалея усилий «сделать себя», «преобразовать себя»,

 

«повернуться к себе». Эту тему повторяет и Марк Аврелий: ни

 

чтение, ни письмо, никакие  пустые надежды не должны отвле-

 

кать нас от самого важного – от непосредственной заботы о сво-

 

ей сущности. Но наиболее глубокую разработку этой темы дают

 

сочинения Эпиктета: в его  «Беседах» человек определен  как су-

 

щество, посвятившее себя заботам о себе, – в этом его отличие

 

от всех других существ, которые  все необходимое телу находят 

 

готовым; человек же благодаря своему разуму способен свобод-

 

но распоряжаться самим  собой. Эта уникальная способность  дает

 

нам возможность и вместе с тем вменяет нам в обязанность  за-

 

ботиться о себе; обеспечивает нам свободу, вынуждая принимать

 

самих себя как предмет  всей нашей деятельности. Фуко приво-

 

дит слова Сенеки, согласно которому учиться жить всю жизнь –

 

значит превратить свое существование в непрерывное упражне-

 

ние. Пример подобного отношения к жизни – корреспондент

 

Сенеки по письмам Луцилий, отправлявший должность проку-

 

ратора Сицилии, который не только делился с философом на-

 

сущными проблемами своего существования, но даже просил со-

 

ветов в тех или иных жизненных ситуациях. Наряду с этим он,

 

на седьмом десятке  лет, слушал лекции еще одного специалиста