Філософія як духовні вправи

Феномен обращения также  проявляется в движениях реформации и в религиозных «пробуждениях». Движения реформации рождаются из конверсии  реформатора, который хочет снова  найти и снова открыть для  себя первоначальное и истинное христианство, отбрасывая искажения, заблуждения  и грехи традиционной церкви: здесь  есть одновременно «возврат к первоистокам» и «новое рождение». Обращение реформатора влечет за собой другие формы обращения через присоединение к реформированной Церкви, то есть к религиозному обществу, структура, обряды, практики которого прошли очищение. В религиозных «пробуждениях» (методизм, пиетизм) также в начальной точке возникает конверсия религиозной личности, которая хочет вернуться к подлинному и к сущностному, но в этом случае конверсии представляют собой не столько присоединение к новой Церкви, сколько вступление в сообщество, где Бог начинает чувствоваться сердцем, где является дух. Этот общинный религиозный опыт может дать место явлениям коллективного энтузиазма и экстаза; он всегда сопровождается экзальтацией религиозной чувствительности.

Если политическая или  военная сила ставится на службу религии  или конкретной идеологии, она стремится  использовать насильственные методы конверсии, принимающие более или менее  интенсивный характер, от пропаганды до преследований, религиозной войны или крестового похода.

История дает изобилие примеров таких навязанных конверсии: обращение  саксов Карлом Великим, священная мусульманская  война, обращение евреев Испании, походы Людовика XIV, современные промывания мозгов. Потребность завоевания душ  всеми способами является, может  быть, фундаментальной характеристикой западного ума.

II

Различные аспекты феномена

Под каким бы углом мы ни затрагивали феномен обращения, свидетельства и документы нужно  использовать с большими предосторожностями. И в самом деле, имеется «стереотип конверсии». Традиционно конверсия  изображается по определенной устойчивой схеме, в которой, например, противопоставляются  долгие нащупывания и заблуждения жизни, предшествующей конверсии, и решающее внезапное просветление.

В частности, в истории  этого литературного жанра капитальную  роль сыграла Исповедь Августина. Этот стереотип грозит оказать свое влияние  не только на способ изложения конверсии, но и на способ ее переживания.

Психофизиологические аспекты

Первые психологические  исследования феномена конверсии восходят к концу XIX и началу XX века. Конверсия  истолковывалась в перспективе  тогдашних теорий как полная переработка  поля сознания, вызванная вторжением сил, исходящих из подсознания (У. Джеймс). Именно в эту эпоху были собраны  многие свидетельства и документы.

Современное исследование скорее рассматривает физиологические  аспекты феномена. Изучается влияние  физиологического кондиционирования (использование условных рефлексов), или церебральной хирургии (лоботомия) на преобразование личности. Некоторые  политические режимы уже использовали психофизиологические методы для «обращения оппозиционеров» («промывание мозгов»),

И, наконец, в психоаналитической перспективе, изображение «возврата  к первоистокам» и «нового рождения» может быть истолковано как форма стремления вернуться в материнское лоно.

Социологические аспекты

В социологической перспективе  конверсия представляет собой исторжение из определенной социальной среды и  присоединение к новой общности. В этом заключается крайне важный аспект феномена. И в самом деле, это изменение социальных привязанностей может сильно способствовать приданию событию конверсии кризисного характера, и оно частью объясняет вытекающее из него потрясение личности: преобразование поля сознания неразрывно связано с  преобразованием окружающей среды, Umwelt. Современные миссионеры могли воочию наблюдать всю остроту той драмы, какой было обращение в христианство для члена племенного сообщества, вырванного из своей жизненной среды. Эта проблема вставала почти постоянно в истории миссий. В общем плане, переход от одного сообщества к другому сопровождается нравственными терзаниями (ощущение предательства и покидания семейной или национальной традиции) и трудностями адаптации (впечатление отрыва от своей страны) и понимания. С другой стороны, возможно, что оторванные от своих корней индивидуальности, которые по той или иной причине на время или окончательно вырваны из своей родной среды, становятся более расположенными, чем другие, к такой конверсии. И, напротив, нужно отметить, что один из наиболее мощных движущих факторов конверсии находится в притяжении принимающего сообщества, в той атмосфере благонравия и харизмы, которая может там царить: так было в случае первоначального христианства, и это также касается некоторых общин, появившихся из движений религиозного «пробуждения». Влияние таких общин сопровождается явлением контаминации, способным к очень быстрому распространению.

Религиозные аспекты

Феномен конверсии характеризует  в основном религии «разрыва», в  которых инициатива Бога вторгается в мир и вводит радикальную  новизну в ход истории. Слово, адресуемое Богом человеку, часто  записанное в священной книге, требует  абсолютного присоединения, полного  разрыва с прошлым, посвящения всего  существа. Эти религии суть миссионерские, потому что они провозглашают  себя универсальными и требуют для себя всей личностной полноты человека. Конверсия там является «повторением», не только в смысле нового старта, возрождения, но также в смысле повторения первоначального события, на котором основывается религия обращения; это вторжение божественного в ход истории, которая повторяется в индивидуальной истории. Конверсия здесь также принимает смысл нового творения, если правильно то, что акт первоначального творения был абсолютной божественной инициативой. Августин в своей Исповеди (XII) отождествляет движение, через которое материя, созданная Богом, получает просветление и формирование и обращается к Богу, с движением, через которое его душа вырвалась из греха, была просветлена и повернулась к Богу. Помещая теорию конверсии в более общую перспективу теологии творения, Августин указывал путь, который позволил бы разрешить теологическую проблему обращения: как примирить человеческую свободу и божественную инициативу? В теологии акта творения все есть «милость», поскольку все зиждется на свободном решении и абсолютной инициативе Бога. Значит, акт конверсии полностью свободен, но его свобода, как всякая реальность, сотворена Богом. Тайна Божисй благодати, в конечном счете, отождествляется с тайной божественной трансцендентности.

Философские аспекты

В античности философия была главным образом обращением, то есть возвратом к себе, к своей настоящей  сущности, путем насильственного  вырывания из отчуждения бессознательности. Именно исходя из этого фундаментального факта и развивалась западная философия. С одной стороны, она старалась разработать физику или метафизику конверсии. С другой стороны, и в основном, она всегда оставалась духовной деятельностью, имеющей характер настоящей конверсии.

Еще античная философия предлагала физику или метафизику конверсии. Как  это возможно, чтобы душа вернулась  к самой себе, обратилась к себе, снова обрела свою первоначальную сущность? Именно на этот скрытый вопрос и  отвечали стоическое и неоплатоническое учения. Для стоиков именно сама чувствительная реальность наделена этим движением конверсии. Целая Вселенная, живая и разумная, оживляемая Логосом, была наделена вибрационным движением, идущим изнутри вовне и из внешнего к внутреннему. Конверсия философской души была, таким образом, согласована с конверсией Вселенной, и, в конце концов, с универсальным Разумом.

Для неоплатоников только настоящая реальность, то есть духовная реальность, способна на это движение, которое является движением мыслительности. Для самоосуществления ум выходит из самого себя, чтобы вернуться к самому себе, он экстатируется в жизнь и снова обретает себя в мысли. Эта схема будет доминирующей для всех диалектических философий.

Для Гегеля история есть Одиссея ума, а заданная история  в философии — это возврат  ума внутрь самого себя {Erinnerung), и под этим нужно понимать его обращение, которое Гегель, верный в этом духу христианства, отождествляет с искупительным актом, сиречь страстями Человеко-Бога: «Принятая история, это возврат к внутреннему, и Голгофа абсолютного ума, действительность, истинность и уверенность в своем троне, без которого он был бы одиночеством без жизни» (последняя фраза Феноменологии духа). По Марксу, именно человеческая реальность наделена этим движением отчуждения и возврата, извращения и обращения: «Коммунизм есть возврат человека к себе <...>, осуществленный путем эволюции, совершавшейся до сих пор» 1).

Больше и лучше, чем  теория конверсии, философия всегда сама оставалась главным образом  актом конверсии. Можно проследить формы, в которые облекается этот акт на протяжении всей истории философии, распознать его, например, в картезианском cogito, в amor intellectualis Спинозы, или же еще в бергсоновской интуиции длительности. Во всех этих формах философское обращение есть вырывание и разрыв по отношению к повседневному, к знакомому, к ложно-естественной установке здравого смысла; оно есть возврат к первоначальному и к первоисточнику, к подлинному, к внутренности, к сущностному; оно есть абсолютное новое начало, новая исходная точка, преобразующая прошлое и будущее. Эти же черты можно найти в современной философии, в частности, в феноменологической редукции, предложенной Гуссерлем, Хайдеггером и Мерло-Понти — каждым по-своему. В каком бы аспекте она ни представала, философская конверсия есть доступ к внутренней свободе, к новому восприятию мира, к подлинному существованию.

Феномен обращения раскрывает особенным образом непреодолимую  двойственность человеческой реальности и необозримую множественность  систем толкования, которые можно  к ней применить. Кто-то увидит в  конверсии знак божественной трансцендентности, откровения благодати, на которой зиждется единственная настоящая свобода. Другие — чисто психофизиологический или  социологический феномен, изучение которого возможно позволило бы совершенствовать приемы внушения и методы преобразования личности. Философ же будет думать, что единственным настоящим преобразованием  человека является философское обращение.

          «Духовные упражнения» или «забота о себе» (стоическая этика в интерпретации П.Адо и М.Фуко)

1   П.Адо, профессор кафедры истории эллинистической и римской мы Коллеж де Франс, выдающийся ученый-антиковед, издатель, переводчик и комментатор текстов Плотина, Порфирия и др. Широкое признание  в  научном  мире  Пьеру  Адо  принесла его докторская  диссертация «Порфирий и Викторин» (Hadot P. Porphyre et Victorinus. 2 vol. P., 1968).  Ему принадлежит множество книг, освещающих различные стороны античной философской традиции, в том числе книга о Марке Аврелии универсального, космического статуса. Тем самым смысл этой дискуссии  выходит  далеко  за  пределы  сугубо  исторического  анализа и историко-философской реконструкции. В конечном счете,  по  словам  П.Адо,  ее  предметом  является  определение этической  модели,  которую  современный  человек  может  открыть для себя в античности2  .

     Как отмечает  М.А.Гарнцев, в концепции Пьера Адо философия и философский дискурс предстают одновременно и несоизмеримыми, и нераздельными4  . Они несоизмеримы, поскольку философская жизнь может обойтись и без дискурса. Более того, то, что составляет суть философской жизни, – экзистенциальный  выбор образа бытия, опыт определенных состояний – невозможно до конца постичь и выразить средствами философского дискурса. Об этом свидетельствуют платонический опыт любви, аристотелевская интуиция простых субстанций, плотиновский опыт единения с Богом. У стоиков в качестве моделирующего принципа нравственной жизни рассматривается опыт согласия с самим собой и с Природой. Одновременно он предполагает единство теоретической модели нравственной жизни и самой жизненной практики морального субъекта. В то же время философский дискурс оказывается конститутивным основанием для философского образа жизни. Во-первых, философский дискурс раскрывает и теоретически обосновывает жизненный выбор. Во-вторых, он

является средством воздействия философа на самого себя и на других. В этом случае дискурс прямо или косвенно выполняет вос-питательную, образовательную и целительную функции. В-третьих, он выступает в качестве особого рода «духовного упражнения» – практики, нацеленной на кардинальное изменение видения мира и преобразование бытия.

     Как полагает  французский исследователь, духовные упражнения входили в повседневную жизнь философских школ и являлись частью традиционного устного обучения. В моральной практике стоицизма духовные упражнения играли ключевую роль, представляя собой терапию, подготавливающую морального субъекта к возможным казусам, с которыми он может столкнуться в своей повседневной жизни. Адо дает следующее описание стоических духовных упражнений: прежде всего внимание, потом медитации. П.Адо соотносит греческий термин µελετη (забота, упражнение) с латинским  понятием  meditatio  (размышление,  подготовка,  упражнение),  поскольку в риторической практике оба этих слова служили для обозначения «подготовительных упражнений». Это значение в целом соответствует современному смыслу понятия «медитация» как усилия, направленного на то, чтобы усвоить, сделать живыми в душе идею, понятие, принцип и «воспоминания о том, что есть благо», затем более интеллектуальные упражнения, т.е. чтение, слушание, поиск, углубленное исследование, и, наконец, более активные упражнения, а именно практика самообладания, исполнение должного, безразличие к безразличным вещам. Внимание, с точки зрения Адо, представляет собой фундаментальную духовную установку стоика: бдительность, напряжение  ума  и  сосредоточенность  на  настоящем,  постоянная фиксация и повторение основных догматов школы, важнейшим из которых является требование различать то, что зависит от нас, и то, что от нас не зависит. Внимание к настоящему позволяет  стоику  делать  именно,  что надлежит  в данный  момент; освобождает от страстей, которые всегда возникают из-за прошлого или будущего; открывает бесконечную ценность каждого мгновения и побуждает принять каждый момент существования в универсальной космической перспективе. Необходимо  постоянно  упражнять  разум  и  воображение, мысленно применяя важнейшее правило жизни к разнообразным обстоятельствам, пытаться увидеть все события жизни в его свете. Медитация и повторение также включают в себя упражнение в «мысленном предварении» зла. Нужно заранее представ-лять себе бедность, страдания, смерть с тем, чтобы не быть застигнутыми врасплох и чтобы в нужный момент иметь под рукой убедительные формулы и максимы, позволяющие принять эти события, не впадая в аффекты страха, гнева или печали. Упражнение медитации может выступать в различных формах: это и планирование того, что предстоит сделать в течение дня, и оценка того, что было сделано за день, и исследование снов, и контроль над внутренней речью, диалог с собой или с другими, письмо, чтение сентенций и апофтегм и т.д. Все эти методы направлены на преобразование себя, своего внутреннего мира и внешнего поведения в соответствии с основными принципами учения. На следующем этапе духовные упражнения будут выступать в виде философского обучения под руководством преподавателя, его специфические формы – чтение, поиск, углубленное изучение позволят увидеть все составные части учения (логику,