Философские проблемы смысла жизни, смерти и бессмертия

«И подобно тому,  как человеческое существо - всегда незавершенность, всегда "еще не...",  оно изначально является и собственным концом. Этот конец, обозначаемый смертью, не делает человеческое существо некой конечностью,  а лишь предназначением к этой конечности, не "существом-концом", а "существом-для-конца". Смерть - форма бытия,  которую человеческой существо  изначально  приемлет: "едва человек  родится,  он  уже достаточно стар,  чтобы умереть»18.

Начиная с Хайдеггера, философия определяет жизнь не иначе, как “бытие к смерти”. В какой-то степени это верно – едва родившись, человек «устремляется» к смерти. И смерть в любой момент может оборвать нить жизни… можно, да и нужно понять людей, чьи мысли и чувства – под влиянием личных и социальных переживаний – повернулись, в основном, к проблемам смерти.

 

 А.Камю в «Мифе о Сизифе» заявил, что место центрального философского вопроса должна занять проблема самоубийства — стоит жизнь или не стоит того, чтобы ее прожить… И он видел  свою гуманистическую задачу в том, чтобы  помочь человеку, который находится на грани отчаяния, на грани самоубийства, сохранить жизнь.

Но жизнь в определении Камю – это абсурд. Из такой констатации он делает два вывода. Первый  из  них - самоубийство,  второй - «философское  самоубийство».  Если  для  абсурда  необходимы  человек  и  мир,  то  исчезновение  одного  из  этих  полюсов  означает  и  прекращение  абсурда.  Абсурд  есть  первая  очевидность  для  ясно  мыслящего  ума.  Самоубийство  представляет  собой  затмение  ясности,  примирение  с  абсурдом, его  ликвидацию.  Такое  же  бегство  от  абсурда  представляет  собой  «философское  самоубийство» - «скачок»  через  «стены  абсурда».  В  первом  случае  истреблен  тот,  кто  вопрошает,  во  втором - на  место  ясности  приходят  иллюзии,  желаемое  принимается  за  действительной,  миру  приписываются  человеческие черты - разум,  любовь, милосердие  и  т.п.  Очевидная  бессмыслица  трансформируется  в  замаскированную,  человек  примиряется  со  своим  уделом.

Сам  по  себе  мир  не  абсурден,  он  просто  неразумен,  так  как  полностью  является  внечеловеческой  реальностью,  не  имеющей  ничего  общего  с  нами. В  мире  нет  окончательного,  последнего  смысла,  мир  не  прозрачен  для  нашего  разума,  он  не  дает  ответа  на  самые  настоятельные  наши  вопросы.  Количество  измерений  пространства  и  времени,  структуры  атома  и  галактики - эти  вопросы  при  всей  своей  значимости  для  науки  не  имеют  никакого  человеческого  смысла.  Мы  заброшены  в  этот  космос,  в  эту  историю,  и  на  вопрос  о  цели  существования,  о  смысле  всего  сущего  наука  не  дает  никакого  ответа.  Не  дала  его  и  вся  история  философской  мысли.

Чем человеку способна помочь философия? Во всяком случае, рассуждает Камю, не благодушно-оптимистическими уверениями в том, что жизнь прекрасна – к ним отчаявшийся человек, скорее всего, отнесется без всякого доверия. Бессмысленны, безнравственны и те концепции философии прошлого, согласно которым человек живет в лучшем из миров. Мир этот абсурден, заявляет Камю, так же, как абсурдны действия Сизифа, поднимающего, по наказанию богов, камень на гору, с которой он снова должен покатиться вниз… И все-таки жизнь, даже в ситуации абсурда, - ценность, равной которой у человека нет. Но это жизнь, всегда «пограничная» со смертью.

 Но сама смерть как пограничная ситуация дает единственную возможность существованию понять себя как целое, как завершенное и неизменное. Ставить-себя-перед-лицом-смерти — это бессознательный, длительный акт существующего человека, быть-устремленным-вперед, в сущности,   значит   «заглядывание   в смерть», которым экзистенция раскрывается как бытие, идущее к смерти. В смерти становящееся целостностью существование приходит к самому себе, она и есть будущее, из которого вытекает также временность, а также историчность и конечный характер существования.

Но  из  абсурдности жизни  следует  и  отрицание  универсальных  этических  норм.  Без  ницшеанского  энтузиазма  Камю  принимает  вывод  из  абсурда - «все  дозволенно».  Единственной  ценностью  становится  ясность  видения  и  полнота  переживания.  Абсурд  не  надо  уничтожать  самоубийством  или  «скачком»  веры,  его  нужно  максимально  полно  изжить.  На  человеке  нет  греха,  становление  «невинно»,  и  единственной  шкалой  для оценки  существования  является  подлинность,  аутентичность  выбора.

Если  Ницше  предложил  утратившему  христианскую  веру  человечеству  миф  о  «вечном  возвращении»,  то  Камю  предлагает  миф  об  утверждении  самого  себя - с  максимальной  ясностью  ума,  с  пониманием  выпавшего  удела,  человек  должен  нести  бремя  жизни,  не  смиряясь  с  ним - самоотдача  и  полнота  существования  важнее  всех  вершин,  абсурдный  человек  избирает  бунт  против  всех  богов.

 «Рано или поздно  наступает время, когда нужно выбирать  между созерцанием и действием. Это и называется стать человеком…

В этой вселенной единственным шансом укрепиться в сознании, зафиксировать в нем свои дерзания является творчество»19.

 

Как бы в полемике с Камю испанский философ Ортега-и-Гассет ставит вопрос иначе — как прожить жизнь так, чтобы она того стоила. Вопрос стар как мир. Ответа домогались и мудрецы, и простые смертные, но уверенно и безапелляционно отвечали лишь законоучители и моралисты. Ответ же можно свести едва ли не к парадоксу: конечный ответ в том, что сам вопрос ставится и решается на каждом шагу. Испанский экзистенциалист говорит: “Жизнь, данную нам, мы не получаем готовой, а должны сделать ее, каждый свою. Мы должны внутренне оправдать свой выбор, то есть понять, в каком из возможных действий мы полнее осуществимся, в каком из них больше смысла, какое из них наиболее наше. Не решив это, мы обманем и предадим себя, убьем частицу нашего жизненного срока, тем более что времени у нас в обрез”.

Совет ясен и прост, но несколько опасен и на первый взгляд толкает к полному произволу, поскольку выбрать можно все, чего душа пожелает, а уж “внутренне оправдать свой выбор” — и вовсе дело нехитрое. Но это лишь на первый взгляд.

Для Ортеги жизнь — это поручение. Тех, кто рожал в муках и растил в трудах и тревогах. Народа, в котором растем, проникаясь его культурой и этикой. Человечества с его тяжким опытом борьбы и выживания. Законов живой природы и других, неведомых, перед которыми опыт и знание уступают место вере.

Жизнь всегда единственна, это жизнь каждого, жизни “вообще” не бывает”. И если поручение не выполняется, то жизнь становится лишь неудачным самоубийством. “Наша жизнь — стрела, пущенная в пространство, но стрела эта сама должна выбирать мишень. Поэтому ничто так достоверно не говорит о человеке, как высота мишени, на которую нацелена его жизнь. У большинства она ни на что не нацелена, что тоже своего рода целенаправленность”, - говорит Ортега.

 

А вот что думает по поводу всего этого экзистенциалист-профессионал Жан-Поль Сартр: “История любой жизни есть история поражения”, “абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем”. Человек, по Сартру, - бесполезная страсть, заброшенная в этот бессмысленный мир.

Заброшенность означает, что человек никем не создан, не сотворен. Он появляется в мире по воле случая и ему не на что опереться. Бога нет, Бог умер – утверждает Сартр. Ни христианская мораль, ни любая другая светская мораль не укажет человеку, как ему действовать, «в мире нет знамений».

«Человек просто существует, а он не только такой, каким себе представляют, но такой, каким он хочет стать. И поскольку он представляется себя уже после того, как начинает существовать, и после этого прорыва к существованию, то он есть лишь то, что сам из себя делает»20.

«Свобода человека предшествует его сущности, она есть условие, благодаря которому  последняя становится возможной, сущность бытия человека подвешена в его свободе, которая является ничем иным, как самим существованием»21.

Однако свобода, по Сартру, должна быть принимаема в одиноком героизме, без переклички с другими, без помощи, без метаний по сторонам  в поисках средств спасения, освобождающих оправданий. У Сартра перед глазами позиция древних стоиков, сопротивляющихся своим непоколебимым равнодушием нападкам враждебного мира и сохраняющих даже в несчастье сознание своего превосходства.

Люди свободны в выборе средств для достижения поставленных целей. Но если человек поступает свободно, если существует свобода воли, выбора и средств их осуществления, значит, он в ответе и за последствия своих действий.

Концепция свободы воли развертывается у Сартра в теории “проекта”, согласно которой индивид не задан самому себе, а проектирует, “собирает” себя в качестве такового. Трус, например, ответственен за свою трусость, и “для человека нет алиби”.

В своей «Тошноте» Сартр показывает, что мир не имеет смысла, «Я» не имеет цели. Только через акт сознания и выбора «Я» придает миру значение и ценность.

Исходя из такой философии цель жизни – построить себя как личность, не опираясь на общество, т.к. жить в этом обществе, согласно Сартру, как живет в нем “довольное собой сознание”, можно лишь отказавшись от себя, от личной подлинности, от “решений” и “выбора”, переложив последние на чью-либо анонимную ответственность - на государство, нацию, расу, семью, других людей. Но и этот отказ - ответственный акт личности, ибо человек обладает свободой воли. Только с помощью свободы и ответственности каждый человек в отдельности создает свою сущность, только так можно для себя «разжать бытие».

 

Философия экзистенциализма признана дать лишь некоторые ориентиры для поведения человека в мире, «осветить» экзистенцию и приблизить человека к трансценденции, помочь понять абсурдность жизни, принять эту абсурдность и существовать с ней, создавая свою сущность, тем самым, приближаясь к «безусловному бытию», которое непостижимо для научного познания, но имманентно присуще человеку.

Экзистенциалисты мне близки отрицанием каких-либо конечных значимых целей в жизни человека. «Суета сует и томление духа» (Ветхий Завет, Эккл.) – вот что такое жизнь человека. Она находится в свободном парении, и для любителей истины важно понять, что «целей нет», что «Бог умер», что «для человека нет алиби», что «мы живем для смерти».  Жизнь пуста, но ее можно легко наполнить, приняв все вышеуказанное. Смысл жизни появляется в ней самой, в существовании, в проживании, в процессе. Еще Гегель нам дал понять, что лично индивиду ничего не светит в этом мире, но в целом его жизнь имеет определенные потенции, которые можно развернуть на благо человечества. А заодно и субъект жизни порадуется, насколько этот мир забавен.

 

Путь «сердца»

«Все за всех перед всеми в ответе»

Достоевский, «Братья Карамазовы»

 

В философии славянских мыслителей и писателей сквозят идеи всеединства, гармонии, любви, природы. Все люди как один род связаны между собой общим смыслом, который проявляется в указанных понятиях. Рассмотрю лишь некоторых философов, наиболее мне близких.

Например, я всегда восхищался странствующим украинским философом XVIII века Г.Сковородой, который умел согласовывать свои действия со своими знаниями. Пожалуй, это высшая мудрость.

Смысл жизни Сковорода видел во «внутреннем мире» человека, в «радости сердца», в цельности души. «Как собственную мать можно найти дома, так и собственное счастье человек находит в себе». Согласно украинскому Сократу для человека может быть два способа жизни: «мирской» и «божественный». Только последний приводит человека в равновесие и гармонию с самим собой и окружающим миром. Жить в истине значит жить во Христе.  Каждый человек стремится к самопознанию, и самый короткий путь к Богу – через собственное сердце, через открытие в нем образа божьего.

Но гармония великого мира (макрокосмы) и человека (микрокосмы) не устанавливается сама собой, автоматически, а имеет в основе творческую жизненную инициативу самого человека. По мнению Сковороды (и я с ним в этом совершенно согласен) существует много разных способов гармонизации человека с миром, и каждый должен найти свой «сродный» способ жизни, отвечающий его неповторимости и уникальности.  «Сродная» жизнь, и в первую очередь труд, является важнейшим условием достижения человеком счастья, реализации действительно человеческого способа жизнедеятельности, самоутверждения личности. Труд по призванию, который отвечает познанной внутренней природе, потребностям и врожденной склонности человека, является наивысшим наслаждением и подлинным счастьем.

 

На сходных позициях стоят и русские философы. Так, Соловьев видит нравственный смысл личности, являющейся связующим звеном между божественным и природным мирами, в акте любви к другому человеку, к природе, к Богу.

 

Согласно Толстому смысл жизни можно постигнуть лишь через «истинную религию», путем отказа от какой-либо борьбы, непротивления злу насилием, путем добродетели и нравственности. Чем ближе мы к природе и к народу, тем ближе мы к истине, которая наполняет жизнь смыслом. Толстой проповедовал всеобщую любовь, вслед за Сковородой повторяя: «царство божие внутри нас».

 «Самое короткое  выражение смысла жизни такое: мир движется, совершенствуется; задача человека – участвовать в этом движении, подчиняясь и содействуя ему»22.

 

Даже в XX веке продолжаются традиции, заложенные Сковородой. Так, С.Франк говорит в своем учении об истинной жизни и ее смысле: «Истинная жизнь есть жизнь во всеобъемлющем единстве, неустанное служение абсолютному целому; мы впервые подлинно обретаем себя и свою жизнь, когда жертвуем собой и укрепляем существо в ином - в Боге, как первоисточнике всяческой  жизни»23.

Но тем самым, по мнению Франка, мы связываем себя со всем живущем на Земле, и,  прежде всего, с нашими ближними и их судьбой: «Любовь есть основа человеческой жизни, само ее существо».

«Смысл жизни», пишет Франк - «в ее утвержденности в вечном, он осуществляется, когда в нас и вокруг нас проступает вечное начало. Лишь поскольку наша жизнь и наш труд соприкасается с вечным, живет в нем, проникается им, мы можем рассчитывать вообще на достижение смысла жизни». При этом он выводит противоречие: «Чтобы существенно изменить нашу жизнь и исправить ее, мы должны усовершенствовать ее сразу, как целое; а во времени она дана лишь по частям, и,  живя во времени, мы живем лишь в малом, переходящем ее отрывке»24.

Поиски смысла жизни – это укрепление в себе веры, которая представляет собой напряженное внутреннее действие по преобразованию нашей жизни. В глубине человека совершается творческое и плодотворное дело, являющееся основным делом человека. То есть внутри человека совершается творческое и плодотворное дело, являющееся его основным делом. Оно состоит в действенном утверждении себя в первоисточнике жизни, в молитвенном подвиге, в обращении человеческой души к богу, в аскетическом подвиге борьбы с мутью и слепотой наших чувственных страстей, нашей гордыни и эгоизма.