Лишение свободы

Карательная сущность наказания состоит в предусмотренных УК лишениях и ограничениях прав и свобод, зависящих от вида наказания, например: права выбора места жительства, передвижения, выбора рода деятельности; при конфискации – лишение имущества; лишение воинского звания, а то и жизни.

Наказание обязательно влечет последствие обще правового и уголовно–правового характера – судимость. Действующий УК не имеет конкретно такого указания. Однако по содержанию норм, помещенных в гл.12 «Освобождение от наказания», можно сделать вывод о наличии этого признака.[10]

Таким образом, рассмотрев данный вопрос, можно сделать вывод о том, что уголовное наказание имеет строго определенное понятие и специфические признаки, которые позволяют его определять от других видов наказания. Для того чтобы раскрыть содержание наказания необходимо рассмотреть его сущность.

Уголовное наказание представляет собой одну из форм уголовно–правового воздействия, в которой наиболее остро проявляется реакция государства на совершение преступления. Сущность уголовного наказания – кара, но понимаемая не как намеренное причинение страданий, а как справедливое воздаяние виновному за совершенное им преступление, которое заключается в осуждении совершенного преступления и порицании лица, его совершившего.[11]

Сущность наказания выражается в понимании наказания, т.е. в его сути как меры государственного принуждения.

Сущность наказания включает в себя различные подходы в науке уголовного права к определению места кары в наказание, и с различными взглядами ученых на природу самой кары.

Проблема уголовного наказания является одной из наиболее сложных и многогранных в уголовно–правовой науке. Ее значение определяется тем, что уголовное право реализует себя, прежде всего, угрозой и применением наказания. Деяние, как тонко подметил в свое время Н.С. Таганцев[12], чтобы быть преступным, должно быть воспрещено законом под страхом наказания. Причем страх этот не есть что – либо отвлеченное, не есть фантом, только пугающий того,  кто посягает на нормы права, а реально им ощущаемое последствие такого посягательства, действительное наказание как проявление того особо юридического отношения, которое возникает между карательной властью и ослушником велений авторитетной воли законодателя.

Преступление и наказание тесно связаны. Наказание – это естественная реакция государства на совершенное преступление. Если общественно опасное деяние не влечет за собой наказания, оно не может считаться преступлением. Признак уголовной наказуемости – обязательный признак понятия преступления.

Вместе с тем следует заметить, что в юридической литературе не все ученые придерживались и придерживаются мнения о диалектическом взаимодействии преступления и наказания. Так, к примеру, известный криминалист А.Ф. Кистяковский[13] утверждал, что первенствующее место в уголовном праве, несомненно, принадлежит наказанию. В нем выражается душа, идея уголовного права. А настоящие сторонники примата наказания доказывают при этом, что и сам институт наказания появился в общественной жизни общественном сознании раньше, выкристаллизовалось понятие преступления.

Не может существовать понятие преступления без наказания, и наоборот.  Сказанное подтверждает не только вышеприведенные доводы, но и вся история развития преступления и наказания в отечественно  уголовном законодательстве.

Обращаясь к истории можно условно выделить два основных периода. Первый охватывает время от  Русской Правды до конца XVIII века и отражает стремление законодателя к мести и устрашению. Преступление в период зарождения государства и права было, главным образом, частным делом, и наказание исходило, соответственно, от частного лица, являясь формой не общественной кары, а самоуправства или самосуда. Впоследствии, с развитием государства, меняются понятия преступления. Под ним понимается уже не  «Обида», а «лихое дело», т.е. всякое нарушение правопорядка, установленного государством; меняется и система наказаний. Можно сказать, что наказание этого периода являлось, по сути, физическим мучением. И вероятно, осознавая  жестокость карательной системы, законодатель присоединял к санкциям различные пояснения, оправдывающие суровость той или иной меры: чтобы на то смотря иным неповадно было воровати, в государев двор красти», «чтобы на то смотря иным не повадно было так делати», «чтоб впредь не лгали», «не приезжай на чужой дом насильством», «чтобы на то смотря иные такого беззакония и скверного дела не делали и от блуда унялись» и т.д.[14]

Второй период ведет отсчет с конца XVIII века. Наказание перестает быть по преимуществу физическим страданием. В России начинают развиваться буржуазные отношения, а с их возникновением появляется настоятельная необходимость кодификации и создания единого законодательного акта, способствующего развитию этих отношений. Возникшая биржеспекулятивная окраска общественных идеалов придала иное значение общей системе карательных мер. Основное и превалирующее место занимают в этот период различные формы лишения свободы и иные меры, в основном имущественного характера.

Уголовное наказание – наиболее острая форма государственного принуждения, правовое основание которого, как когда–то верно заметил Лист, заключается в его необходимости поддерживать правовой порядок, а эта необходимость выводится из общего понятия оправе, как охранителе интересов.  Запрещая и требуя, указывая на необходимость известной деятельности или бездействия, нормы правового порядка являются защитой правовых благ.

Чтобы обеспечить повиновение его предписаниям и нормам, право нуждается в силе. Эту силу дает ему государственная власть. Именно государственное принуждение, выражающееся в принуждении выполнять, восстанавливать нарушенный порядок, а также в наказании непослушного превращают запреты и требования права в уголовные предписания, осуществляемые в порядке правосудия особыми карательными мерами.

Иными словами, уголовно–правовое принуждение есть содержательная мера уголовной ответственности, закрепляемая законом в конкретном виде наказания. Уголовное правоохранительное отношение включает в себя уголовно–правовое принуждение, функционально выражающееся в осуждении лица, совершившего преступление, и в назначении ему уголовного наказания.

Меры государственного принуждения разнообразны. Уголовное наказание – одна из наиболее значительных таких мер. Об этом свидетельствует исторический опыт. Итальянский просветитель и гуманист Ч.Беккариа (1738 – 1794) в трактате «О преступлениях и наказаниях» писал, что «только законы могут устанавливать наказания за преступления, и власть их издания может принадлежать только законодателю… Никакой судья не может, не нарушая справедливости, устанавливать наказания для других членов общества. Несправедливо наказание, выходящее за пределы закона, так как оно явилось бы другим наказанием, не установленном законом».

«Впечатление производит не столько строгость наказания, сколько его неизбежность», – писал Ч. Беккариа.[15]

Таким образом, можно заметить такой аспект, что преследует ли наказание по отношению к преступнику цель покарать его за преступление. Как правило, в литературе, да и законодательстве высказывались по этому поводу различные взгляды.

Представляется, что исключение из текста закона термина «кара» символично. Так, уже в ст.10 Руководящих начал 1919 года нашел свое закрепление принцип отрицания возмездия: «Наказание должно быть целесообразно и в то же время совершенно лишено признаков мучительства, и не должно причинять преступнику бесполезных и лишних страданий». Эта формулировка Руководящих начал была воспринята затем ст.26 УК РСФСР 1922 года, ст.4 Основных начал 1924 года; ст.9 УК 1926 года.[16]

Однако использование законодателем термина «государственное принуждение» не означает, что последний не придает должной значимости элементу кары. «Принуждать», согласно толковому словарю В.Даля, значит «приневолить», «неволить», «вынуждать». Синонимами этого термина являются: «насилие, сила, давление, нажим». Уголовное наказание, как правило, связано с принуждением, но отнюдь не всегда (порой наказание может быть желаемо лицом, раскаявшимся в совершенном преступлении).[17]

В.Д. Филимонов, комментируя ч.1 ст.43 УК РФ пишет: «Отказ нового уголовного кодекса от определения наказания как кары за совершенное преступление имеет свои основания. Основная причина этого отказа состоит в том, что слова «наказание» и «кара» – синонимы. [18]

Поэтому определение наказания как кары ничего для выяснения содержания этого явления не дает.  Определение наказания как меры государственного принуждения, напротив, указывает на наиболее существенные его признаки».[19]

Таким образом, сложность познания сущности наказания связана не только с различными подходами в науке к определению места кары в наказании, но и с различными взглядами ученых на природу самой кары. В юридической литературе нет единого понимания содержания кары как сущности наказания. Многие авторы сводят ее к страданиям и лишениям, которые доставляет осужденному наказание. Так, М.Д. Шаргородский писал: «Наказание является лишением преступника, каких – либо принадлежащих ему благ и выражает отрицательную оценку преступника и его деяния государством. Наказание причиняет страдание тому лицу, к которому оно применяется. Именно это свойство, являясь необходимым признаком наказания, делает его карой».[20] Как видно, приоритет отдается моментам лишения и страдания.

В отечественной науке к вопросу о том, что включает в себя наказание, несколько подходов. Выделим два основных.

Согласно мнению сторонников первого подхода, к числу которых можно, прежде всего, отнести А.Л. Ременсона, А.З. Наташева, Н.А. Стручкова,[21] наказание исчерпывается карой. Если допустить, считают они, что наказание – это совокупность карательной и воспитательной сторон, то применительно к лишению свободы кара должна выражаться в сроках, степени изоляции осужденных и ряде других ограничений, а воспитательную сторону должны составлять труд без элементов кары и политико–воспитательная работа. Следуя логике, в частности, закону о соотношении части и целого, пришлось бы признать, что труд в местах лишения свободы не входит в систему наказания (любого его вида) и не является его существом.

По мнению сторонников второго подхода (И.С. Ной, Б.С. Никифоров, А.С. Шляпочников и др.)[22], наказание содержит и кару, и воспитание, рассматриваемые в диалектическом единстве. Так И.С. Ной писал, что карательный элемент выражается в самом факте лишения свободы. Однако этим не исчерпывается принудительная сторона наказания. Она выражается, кроме того, в режиме лишения свободы, в принуждении всех трудоспособных заключенных работать, а также повышать свой общеобразовательный уровень и т.п.

Думается, что такой подход более верен. С одной стороны, и это отчетливо следует из смысла закона, наказание является карой, обладающей свойством лишать или ограничивать человека в определенных правах и свободах. С другой стороны, помимо кары, оно имеет цель исправить осужденного, предупредить совершение им новых преступлений, то есть законодатель прямо говорить о том, что нельзя рассматривать наказание лишь как кару – содержание его гораздо шире. Кроме того, в системе видов наказания имеется такая мера, как исправительные работы, которую нельзя рассматривать как карательную, иначе их можно представить себе как штраф, но в рассрочку, что, конечно же, неправильно, поскольку спецификой таких работ является именно исправление, сопровождаемое материальными и иными ограничениями.

Таким образом, содержание карательных и воспитательных элементов в наказании предопределяется характером со степенью общественной опасности совершенного преступления, а также опасностью личности преступника. Чем выше степень общественной опасности преступления и лица, его совершившего, тем выше уровень карательных элементов в уголовном наказании.

§ 2. Становление института лишения свободы в русском праве

Институт лишения свободы в современном пони­мании отождествляется прежде всего с помещением в специальные места лишения свободы. Между тем не­посредственное понимание выражения «лишение сво­боды» предполагает, что человека ограничивают в его состоянии свободы, превращают в несвободного. Именно такое содержание чаще всего встречается на ранних этапах становления отечественного права. В первых письменных источниках древнерусского права лишение свободы предстает перед нами как обращение в рабство.

В отечественной юридической литературе суще­ствует значительное количество работ, в которых под­робно был рассмотрен институт рабства и его источ­ники. М.А. Чельцов–Бебутов, говоря о распространен­ности института рабства в Киевской Руси, перечисляет источники рабства, известные по ст. ПО Русской Правды: «... «полон», продажа или самопродажа в хо­лопы, женитьба на холопке «без ряду» или вступление на службу тиуном или ключником в таких же услови­ях, рождение от несвободных, обращение в рабство за преступление»[23]. Из всех названных источников для нашей темы представляет интерес обращение в рабст­во за преступление.

Относительно этого вида наказаний в тексте Рус­ской Правды прежде всего обращает на себя внимание институт потока и разграбления. В исследовательской литературе предпринимались различные попытки объ­яснить содержание данного вида наказания. М.Ф. Владимирский–Буданов считал, что «потоком называется лишение личных прав, а разграблением — лишение прав имущественных; и то, и другое составляет одно наказание, а не два вида наказаний, хотя в одном слу­чае»[24]. В.И. Сергеевич полагал, что «под потоком и разграблением нужно понимать конфискацию имуще­ства преступника и ссылку его в заточение»[25]. М.Д. Шаргородский рассматривал поток и разграбление как «конфискацию всего имущества и отдачу преступника и его семьи в ссылку, в заточение или предание их смерти»[26].

Некоторые авторы подчеркивали те аспекты дан­ного вида наказания, которые позволяют рассматри­вать его как форму лишения свободы. Так, Эверс пола­гал, что поток означает «отлучение от общества, веро­ятно, посредством продажи в рабство в чужую землю». С.В. Ведров рассматривал поток как форму госу­дарственного рабства: «Наказание выдачей на поток равнялось лишению свободы, т.е. преступник заточа­ется князем: ... виновный делался государственным рабом». Напротив, другие исследователи, говоря о потоке и разграблении, не рассматривают его как ис­точник холопства. Например, М.А. Дьяконов указыва­ет, что Русская Правда предусматривает обращение в рабство за преступление только «для закупа, совер­шившего кражу или тайно убежавшего». Однако сразу же вслед за этим Дьяконов оговаривается, что смоленский договор с немцами 1229 года позволяет дополнить это установление Русской Правды еще од­ной ситуацией, когда князь велит отнять у русина «все, жену и дети оу холъпство»[27]. По словам исследова­теля, «здесь бесспорно имеется в виду наказание, из­вестное и Русской Правде под названием потока и раз­грабления и назначавшееся за убийство в разбое, под­жог и конокрадство. Последствием этого наказания также могло быть обращение преступника в холопы». Точно так же М.Д. Шаргородский после рассмот­рения института потока и разграбления переходит к изложению обращения в рабства как формы лишения свободы, а список тех, кто подвергался такому наказа­нию, начинается у Шаргородского с приговоренного к потоку и разграблению.[28]