Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества

Сотрудники  уголовно-исполнительной системы и  работники этой системы отличаются друг от друга комплексом прав и обязанностей. Первые обладают контрольными и надзорными функциями в отношении осужденных, на них возлагается задача обеспечения деятельности учреждений и органов уголовно-исполнительной системы в соответствии с ее целями, реализуют комплекс мер исправительно-трудового воздействия, организуют режим отбывания наказания, они являются ответственными за обеспечение изоляции от общества.

Работники уголовно исполнительной системы, не относящиеся  к числу сотрудников, не могут быть потерпевшими от рассматриваемого преступления. В случае посягательства на их жизнь или здоровье деяние квалифицируется по статьям о преступлениях против личности.

Местами содержания под стражей, согласно ст. 7 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (с изм. от 21 июля 1998 г.), являются:

следственные  изоляторы уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции Российской Федерации;

следственные  изоляторы органов федеральной службы безопасности;

изоляторы временного содержания подозреваемых и обвиняемых органов внутренних дел;

изоляторы временного содержания подозреваемых и обвиняемых Пограничных войск Российской Федерации.

В случаях, предусмотренных законом, местами содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых могут являться учреждения уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции РФ, исполняющие уголовное наказание в виде лишения свободы, и гауптвахты.

Если задержание по подозрению в совершении преступления осуществляется в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством капитанами морских судов, находящихся в дальнем плавании, или начальниками зимовок в период отсутствия транспортных связей с зимовками, подозреваемые содержатся в помещениях, которые определены указанными должностными лицами и приспособлены для этих целей.

К сотрудникам  мест содержания под стражей относятся  лица рядового и начальствующего  состава органов внутренних дел, сотрудники учреждений и органов  уголовно-исполнительной системы, военнослужащие органов федеральной службы безопасности, Пограничных войск РФ и Вооруженных Сил РФ, исполняющие обязанности по обеспечению режима содержания под стражей.

На период исполнения обязанностей по обеспечению режима содержания под стражей капитаны морских судов и начальники зимовок, а также уполномоченные ими лица несут обязанности и пользуются правами, предоставленными законом сотрудникам мест содержания под стражей (ст. 12).

В качестве потерпевшего в законе названы и близкие сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей. Согласно постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)" к близким потерпевшему лицам, наряду с близкими родственниками, могут относиться иные лица, состоящие с ним в родстве, свойстве (родственники супруга), а также лица, жизнь, здоровье и благополучие которых заведомо для виновного дороги потерпевшему в силу сложившихся личных отношений (п. 6).

Как нами уже  отмечалось, суть преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 321 УК РФ, заключается в том, чтобы заставить осужденного, отбывающего наказание, либо отказаться от выполнения режимных требований, либо отказаться в будущем от содействия администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы. Этого можно добиться как путем воздействия на него самого, так и на его близких. Однако последние не названы в числе потерпевших от рассматриваемого преступления. Думается, это пробел в законодательстве. В целях усиления уголовно-правовой охраны деятельности соответствующих учреждений и органов необходимо в число потерпевших по ч. 1 ст. 321 УК РФ включить и близких осужденных, отбывающих наказание. Иная квалификация противоправного воздействия на указанных лиц не будет отражать ни социальной направленности общественно опасного деяния, ни его мотивации.

Объективная сторона  преступления характеризуется альтернативно  указанными деяниями: а) применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, в отношении осужденного, сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей и его близких; б) угроза применения насилия.

Характеристика  первого деяния не вызывает каких-либо сложностей. Согласно постановлению  Пленума Верховного Суда РФ от 22 апреля 1966 г. № 31 "О судебной практике по делам о грабеже и разбое" (с последующими изм. и доп.), под насилием, не опасным для жизни и здоровья, следует понимать побои, причинение легкого вреда здоровью, а также иные насильственные действия, связанные с причинением потерпевшему физической боли либо с ограничением его свободы (п. 6).

Второе деяние выражается в угрозе применения насилия. В законодательстве отсутствует  ее понятие, в литературе же высказаны  различные мнения как по ее сути, так и по соотношению с другими  видами насилия, в частности психического.

Так, Н. И. Панов  исходит из того, что угроза —  это психическое насилие, выражающееся в опасном противоправном воздействии  на психическую сферу (подструктуру) человека, являющемся либо конечной целью  действия виновного (например, при угрозе убийством), либо "средством" ограничения или же подавления воли потерпевшего и принуждения его к определенному (пассивному или активному) поведению. Эту позицию разделяют многие специалисты.

Иначе считает  Н. В. Стерехов. По его мнению, угроза — родовое понятие, которое включает в себя запугивание причинением вреда различным благам личности, распространением позорящих потерпевшего сведений. К психическому насилию он относит исключительно угрозу применения физического насилия.

По Л. Д. Гаухману, угроза может включать в себя и физическое воздействие. Данное утверждение он иллюстрирует следующим примером. Виновный подталкивает потерпевшего в тамбуре вагона движущегося поезда к открытой двери, требуя прекратить законную деятельность.

На наш взгляд, описанная ситуация свидетельствует также об информационном воздействии. Главное здесь — не физические действия, заключающиеся в подталкивании к дверям, а то, какую информацию они несут, как воздействуют на психику человека.

Представляется, что необоснованно и утверждение, согласно которому угроза может перейти (трансформироваться) в физическое насилие, если она приводит к причинению вреда здоровью или жизни и виновный рассчитывал на такой результат.

На наш взгляд, психическое насилие отличается от физического не по наступившим последствиям (они могут быть абсолютно одинаковы), а по механизму причинения вреда здоровью. "Физическое насилие — это умышленное неправомерное причинение физического вреда другому человеку против или помимо его воли путем энергетического воздействия на органы, ткани или физиологические функции организма потерпевшего". К энергетической группе способов относятся те виды поведения, которые сопряжены или выражаются в физическом воздействии субъекта на объект и предмет преступного посягательства (потерпевшего).

Некоторые авторы, определяя угрозу, исходят из двух критериев: а) из ее принадлежности к  психическому насилию и б) функциональной направленности. Например, В. Ф. Караулов считает угрозу психическим насилием, применяемым к потерпевшему в целях изменения его поведения в интересах угрожающего. По мнению К. Л. Акоева, угроза — это выраженное любым способом намерение причинить вред правоохраняемым благам.

Прав в этом случае А. Ю. Кизилов, утверждая, что  стремление авторов истолковать  видовое понятие (угроза) через родовое (психическое насилие), более широкое по объему, нарушает правила логики, поскольку при конструировании дефиниции часть не может вводиться ранее целого, в противном случае определение будет тавтологичным ("угроза — это психическое насилие…", "психическое насилие состоит в угрозе…"). Не совсем верно сводить содержание угрозы к "выраженному вовне намерению причинить вред". Действительные побуждения виновного зачастую состоят не столько в желании причинить ущерб материальным благам потерпевшего, сколько в стремлении вызвать у него чувство страха, тревоги, беспокойства.

Более адекватно  отражает суть рассматриваемого понятия  Н. В. Стерехов. Под угрозой им предлагается понимать посягательство на свободу  деятельности гражданина, выражающееся в воздействии на волю потерпевшего посредством передачи ему информации о решимости причинить существенный вред его интересам.

На наш взгляд, угроза, предусмотренная ст. 321 УК РФ, — это общественно опасное  информационное воздействие на осужденного, сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей либо его близких, в результате которого потерпевший оказывается в состоянии выбора: продолжать выполнять требования режима, оказывать содействие администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы, осуществлять служебную деятельность, осознавая возможность реализации угрозы и причинения вреда (ради одного правоохраняемого блага жертвовать другим), либо подчиниться угрожающему, стать исполнителем его воли, пренебречь своими обязанностями. При этом, надо заметить, возникает не только нравственная парадигма. Для сотрудника указанных учреждений ситуация куда сложнее. Последний вариант поведения означает, что потерпевший в силу угроз сам причиняет вред нормальной деятельности учреждений уголовно-исполнительной системы.

Следует подчеркнуть, что информационный характер угрозы отражает ее специфику, хотя, наряду с  этим, она характеризуется еще  рядом признаков, к которым относятся: содержание; блага, относительно которых  осуществляется угроза; наличность; реальность.

Информационность  угрозы предопределяет ее персонифицированность. Иначе говоря, она должна быть адресована конкретному лицу, изменения поведения  которого добивается виновный таким  образом, и это лицо способно воспринимать данную угрозу. В противном случае исключено воздействие на психику человека. Поэтому ошибочным представляется утверждение, что угроза будет представлять собой психическое насилие и тогда, когда она по причинам, не зависящим от угрожающего, не была либо не могла быть воспринята лицом — адресатом угрозы. Указанные ситуации, думается, надо оценивать по правилам негодного покушения.

Содержание  угрозы в преступлении, предусмотренном  ст. 321 УК РФ, — применение насилия. Характер насилия при этом закон не указывает. В литературе по этому поводу высказано по существу единое мнение: в этом случае речь идет как об угрозе причинения вреда здоровью любой тяжести, так и об угрозе убийства. Таким образом, содержание угрозы ограничивается возможным причинением физического вреда.

Криминализируя  угрозу, как нам представляется, законодатель, во-первых, непоследователен, во-вторых, за пределами уголовно-правового  регулирования оставляет угрозу причинения вреда не менее ценным для потерпевшего благам и законным интересам. Так, при вымогательстве угроза может выражаться в применении насилия либо уничтожения или повреждения имущества, а также в распространении сведений, позорящих потерпевшего или его близких, либо иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего или его близких. Надо заметить, что это преступление менее опасное, чем дезорганизация деятельности учреждений уголовно-исполнительной системы, а имеет законодательно определенный больший спектр воздействия на психику потерпевшего.

Конечно, аплицировать законодательное описание преступления, предусмотренного ст. 163 УК РФ, без оговорок на анализируемое деяние, вероятно, нельзя. В сочетании "угроза распространение  сведений — отказ от исполнения служебных обязанностей" последнее более значимо. Нельзя в угоду указанным личным интересам приносить интересы службы. Здесь не возникает достаточного уровня коллизии правоохраняемых благ, как при вымогательстве. Однако совсем не очевидно, что данный вид угрозы не окажет желаемого для виновного воздействия на осужденного.

В ст. 296 УК РФ говорится  об угрозе убийства, причинения вреда  здоровью, уничтожения или повреждения  имущества. Стало быть, угроза причинения имущественного вреда в отношении, скажем, судебного пристава-исполнителя, по мнению законодателя, достигает уровня общественной опасности, необходимой для криминализации, а то же самое деяние в отношении, допустим, сотрудника учреждения уголовно-исполнительной системы, деятельность которого, в конечном счете, также заключается в реализации судебного акта, только в более сложных, специфичных условиях функционирования указанных учреждений, нет. Складывается, как видим, довольно странная ситуация.

Но сказанным  проблема не исчерпывается, и не только применительно к рассматриваемому преступлению, но и к некоторым другим преступным деяниям, выражающимся в угрозе причинения вреда правоохраняемым интересам личности (например, по ст. ст. 296 и 318 УК РФ).

На практике встречаются виды угроз, по своему психическому воздействию не уступающие, а в некоторых случаях во много раз превышающие криминализированные виды угроз. Например, угроза похищения ребенка, изнасилования малолетней девочки, эти же действия в отношении супруги, престарелых, больных родителей и т.д. Ст. 119 УК РФ, содержащая общий состав уголовно наказуемой угрозы, неприменима к указанным действиям, поскольку она предусматривает только два ее вида — угрозу убийством и причинением тяжкого вреда здоровью.

Думается, в  уголовном законодательстве, несомненно, образовался пробел, который необходимо устранить, дополнив, в частности, ст. 321 УК РФ. Все существующие и возможные в будущем виды угроз в законе предусмотреть невозможно. В связи с этим необходимо, во-первых, в диспозиции нормы указать на угрозу уничтожения или повреждения имущества, во-вторых, воспользоваться оценочным понятием "угроза причинения существенного вреда правоохраняемым интересам потерпевшего или его близких". В этом случае перечень возможных уголовно наказуемых вариантов угрозы останется "открытым", и в то же время правоприменитель получит необходимые ориентиры для уяснения сути вводимого признака: речь идет только об интересах личности, охраняемых правом, и при этом вред, причинить который угрожает виновный, является существенным. Последний момент к тому же позволит учитывать конкретные обстоятельства совершения преступления.

Практически важными  являются такие признаки угрозы, как  ее наличность и реальность. Наличность угрозы означает, что она существует в объективной действительности, а не является плодом воображения  лица. Лишь объективный критерий может свидетельствовать о наличии угрозы, а не субъективный, как полагают некоторые авторы. Трудно, например, согласиться с Г. К. Костровым, что существование угрозы, ее содержание и характер необходимо оценивать в пределах опасений, возникших у потерпевшего. Таким образом, решение вопроса автор полностью переносит в субъективную плоскость, без учета того, что адресат угрозы — потерпевший "может обладать иногда не в меру повышенной чувственностью и преувеличивать предполагаемую опасность".

Поэтому прав Э. Ф. Побегайло, считающий, что при  оценке существования угрозы надо исходить из объективных оснований, "субъективное же ее восприятие потерпевшим играет подчиненную роль".

Реальность  угрозы есть не что иное, как ее способность  вызвать у потерпевшего убеждение в своей осуществимости. Н. И. Панов в связи с этим пишет: "Следовательно, сама угроза с учетом форм и средств ее осуществления, а также поведение виновного до и после угрозы должны обладать достаточно серьезной силой убеждения, чтобы внушить потерпевшему опасения в том, что действия, которыми угрожает виновный, будут осуществлены".