Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества

Определив круг отношений, взятых под охрану уголовным  законом, перейдем к анализу их сущности. Только таким образом, на наш взгляд, можно определить объект преступления, предусмотренного ст. 321 УК РФ.

Поскольку речь идет о деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, нужно раскрыть содержание этой деятельности.

Уголовно-исполнительное законодательство оперирует двумя  понятиями: "исполнение" и "отбывание" наказания (ч. 2 ст. 1 и ч. 2 ст. 2 УИК РФ). Они отражают единый процесс реализации наказания в учреждениях уголовно-исполнительной системы. Первое понятие относится к деятельности указанных учреждений, которые обязаны реализовать весь комплекс правоограничений, предусмотренных наказанием, обеспечить осуществление предоставляемых осужденным прав и выполнение ими возложенных на них обязанностей. Понятие "отбывание" относится к осужденным, которые должны на основании приговора суда, в соответствии с положениями уголовно-исполнительного законодательства, выполнять возложенные на них обязанности, воздерживаться от действий, запрещенных нормами права, осуществлять свои права.

Деятельность  уголовно-исполнительной системы, согласно ст.1 УИК РФ, направлена на достижение цели исправления осужденных и предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами.

Из этого  можно сделать вывод, что преступление, предусмотренное ст. 321 УК РФ, нарушает не просто нормальную деятельность учреждения уголовно-исполнительной системы, а те ее составляющие, которые направлены на достижение целей и задач правосудия. Именно это обстоятельство, на наш взгляд, было положено в основу криминализации рассматриваемого деяния.

Иначе говоря, имеет  место воспрепятствование исполнению приговора в соответствии с условиями, регламентированными уголовно-исполнительным законодательством.

Аналогичная ситуация складывается и при насилии в  отношении сотрудника места содержания под стражей. В этом случае терпит урон деятельность следственных изоляторов, осуществляемая в соответствии с целями и задачами, установленными Федеральным законом от 15 июля 1995 г. "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений".

Следовательно, и в том, и в другом случае нарушаются интересы правосудия, понимаемого в широком смысле слова — как деятельности суда и органов следствия, дознания, прокуратуры, а также органов, исполняющих судебные акты, по реализации целей и задач правосудия. Объединяет их то, что нарушается судебный акт: приговор или постановление либо определение суда об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу. В этом случае надо признать, что преступление, предусмотренное ст. 321 УК РФ, оказалось ошибочно интегрированным в главу о преступлениях против порядка управления. В силу указанных причин оно относится к посягательствам против интересов правосудия и, стало быть, его место в гл. 31, а не в гл. 32 УК РФ.

В связи с  этим, как было сказано выше, надо признать обоснованной позицию стран, в которых рассматриваемое преступление отнесено к числу посягательств против правосудия (Республика Беларусь, Грузия, Латвия, Украина).

Исходя из непосредственного  объекта рассматриваемого преступления, его надо отнести к числу деяний, посягающих на отношения по реализации судебного акта. В эту группу также входят следующие преступления: незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации (ст. 312 УК РФ); побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи (ст. 313 УК РФ); уклонение от отбывания лишения свободы (ст. 314 УК РФ) и неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта (ст. 315 УК РФ). Их интеграция объясняется следующими моментами: все они в целом посягают против правосудия; характеризуются общностью специфических признаков: будучи направленными против правосудия, нарушают общественные отношения, урегулированные нормами права, обеспечивающие исполнение судебного акта (преступление, предусмотренное ст. 321 УК, характеризуется крайней формой воспрепятствования исполнению судебного акта — совершением насилия или угрозой применения насилия); в) как правило, совершаются субъектом, на котором лежит специальная правовая обязанность, или по его инициативе.

Включение рассматриваемого деяния в гл. 31 УК РФ потребует, на наш взгляд, некоторой перегруппировки названных выше преступлений, включенных в одну группу. Первым следует указать преступление, предусмотренное ст. 321 УК РФ, затем — ст. ст. 313 — 315 УК РФ. Преступление, предусмотренное ст. 312 УК, как частный случай неисполнения судебного акта целесообразно поместить после ст. 315 УК РФ. Такая последовательность будет, на наш взгляд, не только логичной, учитывающей взаимные связи уголовно-правовых норм, включенных в единую группу, но и отразит общественную опасность преступлений.

Деяние, предусмотренное  ст. 321 УК РФ, относится к числу  двухобъектных. Вторым непосредственным объектом выступает здоровье потерпевших, указанных в законе. Вопреки мнению некоторых авторов, жизнь осужденного, сотрудника мест лишения свободы, их родных данной уголовно-правовой нормой не охраняется. Нарушается соотношение объектов при отнесении к дополнительному объекту и личности потерпевшего. В этом случае в одной плоскости оказываются разноуровневые правовые явления. Как известно, личность характеризует родовой, а не непосредственный объект посягательства.

Некоторые криминалисты вообще считают, что деяния подобного  рода направлены на интересы личности, жизнь, здоровье и достоинство представителя власти.

А. В. Наумов поставил вопрос шире. По его мнению, теория объекта  преступления как общественных отношений  уже "не срабатывает" и подлежит пересмотру. Особенно это относится  к преступлениям, так или иначе  затрагивающим личность.

Примерно в  этом же ключе рассуждает А. А. Тер-Акопов. Он считает, что признание приоритета человека над иными социальными ценностями требует нового понимания объекта уголовно-правовой охраны. Определение объекта как системы общественных отношений делает личность подчиненной этим отношениям, что, как полагает автор, противоречит указанному выше исходному положению. Человек всегда должен признаваться самостоятельным объектом преступного посягательства; по сути это всегда основной объект уголовно-правовой защиты.

Наиболее радикальную позицию в этом вопросе занимает Г.П.Новоселов. По его мнению, "… г) объектом любого преступления, а не только направленного против личности, являются люди, которые в одних случаях выступают в качестве отдельных физических лиц, в других — в виде некоторого множества лиц, имеющих или не имеющих статус юридического лица, в-третьих, — в виде социума (общества);

д) не только объектом каждого  преступления, но и каждым объектом (многообъектного) преступления выступают  люди — индивиды или их малые  или большие группы;

е) в отличие от фигуры потерпевшего от преступления, возникающей  в результате совершения посягательства и фиксирующей сам факт нанесения  какого-либо вреда людям, характеристика объекта преступления — это определение  того, против кого преступление совершено".

В двухобъектных  преступлениях каждый из объектов в  отдельности самостоятельно защищается уголовным правом. Будучи объединенными  вместе, они образуют качественно  новый состав преступления. При этом первый объект отражает сущность общественно  опасного посягательства, его социальную направленность. Ради охраны именно этого объекта и принимается соответствующая уголовно-правовая норма; законодатель имеет целью защиту этих общественных отношений, нарушаемых в том числе и путем причинения вреда личности, вовлеченной в эти отношения. Таким образом, второй объект выступает необходимым компонентом преступлений подобного рода. "Дополнительный объект в таких составах преступления является обязательным, его наличие в значительной степени усиливает характер и степень общественной опасности посягательства. Однако он не находится в одной плоскости с родовым объектом, таким образом, основной и дополнительный объекты выделяются не по важности защищаемых отношений, а в зависимости от его принадлежности к родовому объекту". От себя добавим: наличие дополнительного объекта преступления зависит и от механизма преступного посягательства.

Повышенная  общественная опасность преступлений, где дополнительным объектом выступает жизнь или здоровье человека, не свидетельствует о привелигированной охране отдельных категорий граждан, как считают некоторые специалисты. Вряд ли можно согласиться и с утверждением А.А. Тер-Акопова о том, что определение в уголовном законе более строгих санкций за посягательства на представителей власти принижает статус личности по отношению к государственному статусу и является отказом в реализации провозглашенной идеи гуманизма.

На наш взгляд, при решении вопроса надо иметь  в виду, что, причиняя вред сотруднику места лишения свободы или места содержания под стражей, виновный посягает не на частное лицо, а на представителя власти, вовлеченного в соответствующие общественные отношения. От имени власти данное лицо и действует, выполняя свои функции, определенные законодательством. "Такая постановка вопроса, — обоснованно, на наш взгляд, подчеркивает П.В.Замосковцев, — не означает усиленной охраны законом личных интересов определенной категории лиц в нашей стране и отрицание равенства всех перед законом".

Повышенная санкция за описанные в законе действия по отношению к осужденному объясняется по существу тем же: виновный, совершая в отношении его насилие или угрожая его применением, нарушает две группы общественных отношений. В связи с этим возрастает и общественная опасность содеянного, она как бы складывается из опасности, вытекающей: а) из дезорганизации деятельности соответствующих учреждений и б) нарушения неприкосновенности личности. Санкция, выступая качественно-количественным отражением общественной опасности, учитывает эти моменты, исходит из "совокупной" общественной опасности посягательства.

Признание в  качестве единственного объекта  рассматриваемого и иных подобного  рода преступлений личность (человека) таит в себе большую опасность  для правоприменителя. Оно ведет к нивелированию различий между рядом преступлений, в частности исчезают характерные отличия, присущие преступлениям против личности и некоторым преступлениям против государственной власти, против правосудия, против порядка управления, против военной службы. В этом случае аннулируется уголовно-правовое значение мотивации деяния, обусловившей "… причинение вреда личности не как таковой, а постольку, поскольку она … реализует предусмотренные законом права и обязанности; не учитывается цель посягательства…".

В ч. 1 ст. 321 УК РФ в качестве потерпевшего назван осужденный. Согласно ст. 47 УПК РФ, осужденным именуется  обвиняемый, в отношении которого вынесен обвинительный приговор. Однако некоторые специалисты не учитывают данного обстоятельства и необоснованно расширяют круг потерпевших. Так, В. Г. Беляев относит к их числу и лиц, содержащихся под стражей в порядке меры пресечения. Посягательства на подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей, не подпадают под признаки дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, а подлежат квалификации по соответствующим статьям о преступлениях против личности.

Не согласуется  с законодательным описанием  преступления и утверждение И. В. Шмарова о том, что законодатель "не определяет вид наказания, к которому должно быть осуждено указанное лицо". Круг видов наказаний применительно к рассматриваемому преступлению ограничен в ст. 321 УК РФ указанием на учреждения и органы уголовно-исполнительной системы.

В законе говорится  об угрозе или насилии в отношении осужденного с целью воспрепятствовать его исправлению. Таким образом, речь в законе не идет о характеристике потерпевшего, как полагают некоторые специалисты. Например, З.А.Незнамова потерпевшим предлагает считать осужденного, вставшего на путь исправления. Как известно, такую формулировку содержала ст. 771 УК РСФСР, что вызывало в литературе ее неоднозначную оценку. На наш взгляд, назначение закона заключается не только в том, чтобы оградить от преступного воздействия лиц, уже вставших на путь исправления, но и обеспечить защиту осужденных, желающих вести правопослушный образ жизни, выполнять все режимные требования, порвать с преступными традициями и моралью. Кстати сказать, именно на этом этапе более важно гарантировать безопасность лица, так как осужденный еще только делает первые шаги по пути своей ресоциализации.

По ч. 2 ст. 321 УК РФ потерпевшими выступают две  категории лиц: а) сотрудник места  лишения свободы; б) сотрудник места  содержания под стражей.

Общая часть  Уголовного кодекса не знает понятия "места лишения свободы", в ней используются понятия "колония" (ст. 56 УК РФ) либо "исправительные колонии" (ст. 58 УК РФ). Уголовно-исполнительный кодекс оперирует понятием "учреждения и органы, исполняющие наказание".

Этот термин встречается лишь в заголовке ст. 73 УИК РФ ("Места лишения свободы") и означает место дислокации исправительного учреждения. Поэтому использование термина "места лишения свободы" в совершенно ином контексте в ст. 321 УК РФ, на наш взгляд, является некорректным.

Кроме того, понятие "места лишения свободы" не корреспондируется ни с понятием "учреждения, обеспечивающие изоляцию от общества", содержащимся в заголовке  статьи, ни тем более — с понятием "учреждения и органы уголовно исполнительной системы", указанным в ее первой части.

На наш взгляд, в законе речь должна идти о потерпевшем  — сотруднике учреждений и органов  исполнительной системы (либо, по терминологии уголовно-исполнительного законодательства,—  сотруднике уголовно-исполнительной системы).

Согласно ст. 24 Закона РФ от 21 июля 1993 г. № 5473-1 "Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы" (с изм. и доп. от 15 июня 1996 г., 13 апреля 1998 г., 21 июля 1998 г.), сотрудниками уголовно-исполнительной системы признаются лица, имеющие специальные звания сотрудников уголовно-исполнительной системы. Данное понятие не подлежит расширительному толкованию. Поэтому нельзя согласиться с утверждением А.С. Никифорова о том, что потерпевшим может быть "и неаттестованный сотрудник такого учреждения (например, медицинский работник), и любое другое лицо, осуществляющее в таком учреждении по договору трудового найма или на иной нормативной основе те или иные служебные функции".