Шпаргалка по "Истории политических и правовых учений"

В отличие от Муравьева Пестель — сторонник единого русского централизованного государства. Федерацию он отвергал как возрождение "удельной системы". Особенно пагубной и вредной он считал федерацию в России, где много племен и народов, языков и вер.

В будущей России, полагал Пестель, все эти племена и народности обрусеют: "Все различные племена, составляющие Российское государство, признаются русскими и, слагая различные свои названия, составляют один народ русский".

Исключение составит Польша — Пестель, как и другие декабристы, был сторонником восстановления ее независимости.

Для осуществления "Русской Правды" предполагалось установление Временного Верховного правления на срок не менее 10 лет. Временное правительство из пяти директоров при опоре на тайные общества и воинские части должно провести размежевание общественных (волостных) и частных земель, предупредить и подавить* возможные волнения и беспорядки.

* "Рабство должно быть  решительно уничтожено и дворянство  должно непременно отречься от  гнусного преимущества обладать другими людьми. Нельзя ожидать, — писал Пестель, — чтобы нашелся один злосовестный дворянин, чтобы не содействовать всеми силами к уничтожению рабства и крепостного состояния в России. Но ежели бы, паче всякого чаяния, нашелся изверг, который бы словом или делом вздумал сему действию противиться или оное осуждать, то Временное Верховное правление обязывается всякого такового злодея безызъятно немедленно взять под стражу и подвергнуть его строжайшему наказанию, яко врага отечества и изменника противу первоначального коренного права гражданского. Сие уничтожение рабства и крепостного состояния возлагается на Временное Верховное правление, яко священнейшая и непременнейшая его обязанность".  

Разногласия Северного и Южного обществ помешали их объединению. "Южная и Северная думы приняли два различных направления: первая положила себе целью демократический переворот, вторая — монархически-конституционный, — писал впоследствии один из декабристов. — Несмотря на это разногласие целей и средств, обе думы, не действующие совокупно, не прекращали сношений между собою. Двигателем по Южной думе был Пестель, по Северной — Никита Муравьев". Переговоры привели к тому, что после приезда Пестеля в Петербург (декабрь 1823 г.) в Северном обществе сложилась устойчивая группа сторонников республики (Рылеев, Оболенский и др.).

Особое место среди декабристов занимало "Общество соединенных славян", созданное группой офицеров войск, расквартированных в южной России. Это общество ставило своей целью освобождение и объединение славянских народов, разобщенных и страдающих от крепостного права, от турецкого и иного иноземного ига и гнета; итогом борьбы за свободу мыслился федеративный союз свободных славянских народов.

В конце лета 1825 г. члены Южного общества случайно узнали, что существует "Общество соединенных славян". К "славянам" был направлен Бестужев-Рюмин с извлечением из "Русской Правды" ("Конституция — Государственный завет"). На этой программной основе "Общество соединенных славян" слилось с Южным. Бывшие члены этого Общества приняли активное участие в восстании Черниговского полка.

Выступление декабристов было самым заметным и значительным фактом общественно-политической истории Российской империи первой четверти XIX в. Политико-правовые программы тайных обществ по-новому поставили ряд коренных проблем развития России. Актуальность этих проблем обусловила разнообразие и противоречивость идеологических оценок событий 1825 г.

Разногласия историков и публицистов, в том числе современных, начинаются уже с определения сословие-классовой основы движения. Толкование событий 1825 г. как "заговора аристократии" не объясняет резкого противоречия между составом тайных обществ и их целями, противоречия, выраженного каламбуром графа Растопчина, впоследствии переданным стихами: "В Европе сапожник, чтоб барином стать, бунтует — понятное дело. У нас революцию делает знать — в сапожники, что ль захотела?" Не находит подтверждения в источниках предположение марксистских теоретиков об интересах развивающегося в России купечества как движущей силе декабристского движения; продолжительные и настойчивые поиски некоторых историков не обнаружили причастности к тайным обществам хотя бы одного купца или промышленника. Ближе к истине находится бытовавшая в народнической литературе концепция "внеклассовой, внесословной интеллигенции", борющейся против самодержавия и крепостничества за общенародные интересы, за освобождение России; однако эта концепция требует учета того обстоятельства, что идеям и проектам декабристов, в отличие, скажем, от идей Радищева и многих народников, в какой-то мере присуща защита некоторых специфических интересов землевладельческого сословия, т.е. дворянства.

Немало споров об идейных истоках декабристского движения. Существовало и существует представление о нем как о результате заимствования западных идей офицерами — участниками заграничных походов. Однако декабристы вышли на Сенатскую площадь не для того, чтобы осуществить западные идеи, а чтобы упразднить существующее в России крепостничество. Много вреда исследованию истории отечественной политико-правовой идеологии принесла и так называемая "борьба с космополитизмом", безосновательно отрицавшая очевидную связь политико-правовой идеологии декабристов с общественной мыслью и конституционным развитием передовых стран.

Велики разногласия в оценке выступления декабристов. Немало исследователей оценивают его отрицательно, причем с противоположных позиций: одни сетуют на бестолковость и непрофессионализм стояния на Сенатской площади ("надо было брать Зимний дворец!"), на неуклюжесть и несуразность блужданий Черниговского полка ("надо было штурмовать Киев!"), другие, наоборот, рассуждают, что это выступление воспрепятствовало проведению правительственных реформ. Правительство, однако, отнюдь не собиралось отменять крепостное право либо ограничивать самодержавие, причем долгие десятилетия оно оставалось сильнее любого революционного движения, в силу чего взятие Зимнего дворца декабристами или штурм Киева вряд ли привели бы к изменению общественно-политического строя Российской империи.

При всем том выступление декабристов было единственным внешним и наглядным проявлением кризиса крепостнического строя, ибо резко поставило вопрос об отмене рабовладения в Российской империи. Поэтому непонятно, почему борцы против рабства Джон Браун и Бичер Стоу заслуженно и всенародно считаются национальными героями своей страны, а Радищев и декабристы в нашей отечественной литературе и публицистике за то же самое порой подвергаются порицанию и осуждению.

46. Политические идеи  Т. Компанеллы

Итальянский социалист и монах-доминиканец Томмазо Кампанелла (1568-1639) изобразил свою утопию в книге «Город Солнца». Т. Кампанелла стал создателем коммунистической утопии, причем старался реализовать свои идеи на практике. В 1598-1599 гг. Т. Кампанелла возглавил заговор против испанского владычества в Калабрии, но был схвачен и около 27 лет провел в тюрьмах.

Город-государство соляриев занимается военным делом (руководит этим правитель Мощь), наукой (под водительством правителя Мудрость), воспроизводством населения, обеспечением его пищей и воспитанием граждан (этим командует правитель Любовь). Во главе управленческой пирамиды города Солнца стоит премудрый Метафизик.

В городе Солнца, где нет частной собственности, земледелие, ремесла и прочие занятия являются делом совместного труда соляриев, коим ведают правители и подчиненные им должностные лица – специалисты в одной из трех областей. Все, в чем солярии (жители города Солнца) нуждаются, «они получают от общины, и должностные лица тщательно следят за тем, чтобы никто не получал больше, чем ему следует».

Государство вмешивается буквально во все (даже в творчество поэтов), делая это, как подчеркивает Т. Кампанелла, в интересах общего блага, чтобы все были одинаково счастливы. Труд общеобязателен при 4-часовом рабочем дне. Господствуют здесь установки на аскетизм, авторитаризм, отдельная человеческая личность пренебрегается (так, хоть граждане и участвуют в политическом процессе, на деле им отведена там роль статистов), даже имена детей подбираются не случайно, а Метафизиком по определенной схеме. Над городом Солнца царит дух однообразия: у всех одинаковые жилье, одежда, пища, занятия, развлечения, обыкновения, даже строй мыслей.

Доминируют интересы государства, а интересы частных лиц существуют постольку, поскольку все они являются частичками единого государственно-общественного целого. Нет не то чтобы сфер, даже уголков общественной жизни, скрытых от всевидящего ока государства и лично Метафизика.

47. Юридический позитивизм Г.Ф. Шершеневича

Наиболее видным представителем юридического позитивизма в России был Габриэль Феликсович  Шершеневич (1863—1912), который в своих работах развивал формально-догматическую трактовку права, опираясь на позитивистскую философию О. Конта и Дж. Ст. Милля и продолжая традиции английской аналитической школы (Дж. Остин) и континентального юридического позитивизма (ранний Р. Иеринг). Согласно Шершеневичу, в социальной диаде «государство — право» приоритетное положение принадлежит государству, которое исторически возникло раньше права. Обязанность права как производной, вторичной социальной реалии состоит в том, чтобы обслуживать государство, обеспечивать необходимый для его функционирования общественный порядок. Обладая реальной силой и властью, государство ставит себя выше правовых ограничений и настаивает на том, что они должны распространяться только на граждан. Государству принадлежит ведущая роль в формировании мотивов законопослушного поведения в индивидуальном сознании, оно должно побуждать граждан к зако-нопослушанию посредством угроз и практики воспитательных мер. От эффективности этой деятельности зависит большая или меньшая готовность граждан подчиняться нормам права.

Важным мотивом, побуждающим граждан соотносить свое социальное поведение с правовыми нормами, выступает индивидуальный интерес, сознание собственной выгоды. Так, индивиду выгодно действовать в соответствии с нормами права, чтобы самому иметь возможность требовать от своих контрагентов того же самого. При этом чем выше развитие личности, тем отчетливее она сознает значимость цивилизованного правопорядка для общего благополучия и тем тверже ее намерения следовать предписаниям закона. В тех случаях, когда индивид не имеет врожденной наклонности к добропорядочному поведению и не получил должного воспитания, пробудить в нем мотивы к законопослушному поведению можно лишь посредством угрозы. Страх перед санкцией, содержащейся в правовой норме, перед возможным наказанием способен удерживать людей от нарушений закона. Подоплекой же страха является природный эгоизм человека. Именно он в качестве инстинкта самосохранения, боязни лишиться жизненных благ, свободы или даже жизни заставляет большинство людей считаться с правовыми предписаниями. Эгоизм выступает в роли своеобразного рычага, который дает законодателям возможность воздействовать на поведение людей и поддерживать должный правопорядок в обществе.

Для Шершеневича страх выступает в качестве основного, ведущего мотива законопослушного поведения. Сила и авторитет закона способны внушать не только уважение, но и страх. Мощь государства, стоящего за спиной права, несоразмерна с силами отдельного человека, и бессознательное ощущение этой мощи пронизывает мотивы многих видов социальной деятельности людей. При этом страх является базовым мотивом, а все остальные — только производные от него. Для государственной машины важно то обстоятельство, что страх включает свои регулятивные резервы тогда, когда остальные мотивы оказываются не действенны. Нормам права свойственно организовывать принудительное воздействие на поведение людей, будить соответствующие мотивы и тем самым осуществлять психическое принуждение. Это могут быть мотивы, склоняющие к должному поведению, и мотивы, за ставляющие преодолевать наклонности к недолжному поведению, но в обоих случаях силой, воздействующей на индивидуальную психику, выступает государственная власть и ее правоохранительные органы.

Данное обстоятельство заставило Шершеневича исключить из сферы права и правосознания все то, что лишено признаков организованного принуждения и связано со сферой нравственной мотивации должного поведения. То же самое он делает и с религиозной мотивацией, исключая 'из правовой области каноническое, церковное право. Эта же логика потребовала от него вывести за пределы права всю область международного права. И уж совершенно парадоксальным оказался вывод следующего содержания: «Если нормы права выражают собою требования, обращенные государственной властью к подчиненным ей, то правила, определяющие устройство и деятельность самой государственной власти, не могут иметь правового характера. Этим выводом из области права выносятся так называемые основные законы. Государственная власть не подчинена праву, потому что требование, обращенное к самому себе под угрозою, не имеет никакого значения. В действительности государственная власть находится всецело под санкцией общественного мнения, и этим правила ее деятельности переносятся в сферу морали».

В этих рассуждениях просматривается характерная для юридического позитивизма логика редукции права к механизму принуждения, стремление к отделению от него всех сопредельных нормативно- ценностных сфер, к превращению его в конце концов в орудие насилия, уверенное в собственной неподотчетности и самодостаточности. Отсюда остается один шаг до превращения права в неправо. Он становится неизбежен в условиях, когда фактически отметаются все традиционные, религиозные и нравственные критерии оценки содержания социально-регулятивной деятельности. Показателен и другой вывод Шершеневича: государство оказывается за пределами правовой регуляции. Становясь неподзаконной силой, не подчиняющейся требованиям ни религии, ни нравственности, ни права, оно фактически распахивает для себя врата в анормативный мир вседозволенности, разрушительного произвола и безнаказанно творимого насилия.