Основные правовые системы современности-Давид Рене

87. Стиль законов. Что касается стиля  законов, то в странах романо-германской  правовой семьи сложились две  противоположные тенденции: первая  заключается в стремлении сделать  законы как можно доступнее, вторая, напротив,-- в применении при выработке  нормы права по возможности  наиболее точного технического  языка, даже если это может  сделать право понятным лишь  специалистам. Во всех странах  имеются сторонники и того  и другого подходов. Различие  между германским Гражданским  уложением, с одной стороны, и  французским или швейцарским  кодексами -- с другой, ясно показывает, какие препятствия для взаимопонимания  порождает применение разной  законодательной техники. Любопытно  отметить, что в отношении стиля  судебных решений положение как  раз обратное: французские судебные  решения понятны только посвященным, тогда как более развернутые  немецкие решения читаются гораздо  легче.

88. Толкование законов. Издание закона  или регламента -- дело властей. Однако  практическое значение закона  зависит от способа его применения. Применение же закона предполагает  и определенный метод толкования, важность которого в наше время  неоднократно подчеркивалась доктриной. В различных странах романо-германской  правовой семьи предлагались  самые разнообразные методы толкования: от школы экзегез до школы  свободного права, с промежуточной  позицией "юриспруденции интереса".

Довольно трудно определить, каково же практическое влияние каждой из этих теорий в той или иной стране. Законодатель с похвальной мудростью никогда не считал, что он может установить определенные методы толкования; любые правила, которые могли бы быть изданы им в этой связи, не уменьшили бы свободу толкования. Нигде и никогда практика не придерживалась только одного из существующих методов толкования; стремясь найти справедливое решение, она комбинирует различные подходы. В конечном счете все зависит от психологии того или иного судьи и позиции той школы, которую он сознательно или интуитивно поддерживает. Повсюду судья, стремясь к тому, чтобы избегнуть упреков в произволе, отдает предпочтение толкованию, которое наряду с буквой закона учитывает и намерение законодателя. Это означает, что в подавляющем большинстве случаев судья проводит логическое (если не грамматическое) толкование, дополненное и подправленное в необходимых случаях обращением к законоподготовительным работам. Но если того требует справедливость, судья в любой стране найдет способ отставить мешающий ему текст закона. Для этого имеется достаточно средств.

89. Оценка фактов. Сохраняя уважение  к тексту закона, судьи имеют  возможность достаточно свободного  обращения с ним уже в силу  того, что сам законодатель часто  использует, иногда намеренно, иногда  нет, термины и выражения, не обладающие  точностью. Когда закон употребляет  такие понятия, как вина, интерес  семьи, возмещение ущерба, невозможность  исполнения, то судья призван  в каждом конкретном случае  уточнять, позволяют ли обстоятельства  дела применить закон, содержащий  одно из этих понятий. Оценивая  более строго или, наоборот, свободно  конкретные обстоятельства, судья  может существенно модифицировать  условия применения закона. От  него зависит определение того, что понимать под интересом  семьи или детей, он может строже  или мягче подойти к оценке  должного основания увольнения, избрать одни или другие способы  возмещения вреда, истолковать расширительно  или, наоборот, ограничительно понятия  непреодолимой силы и добрых  нравов.

В правовых системах романо-германской семьи судьи не связаны установками своих предшественников: оценивая факты иначе, чем они, судьи существенно модифицируют условия применения норм закона. Происходит это вполне легитимно. Есть все основания презюмировать, что законодатель, употребив формулы без уточнения их точного содержания, тем самым дал полномочие на "свободный дополнительный поиск в рамках закона". Этот свободный поиск требует от судей самостоятельных ценностных суждений, которые не могут быть выведены из позитивного права'.

Однако такого рода возможности судей в ряде случаев оказываются недостаточны и для того, чтобы вынести справедливое решение, суды, проявляя большую смелость, отставляют в сторону законодательные предписания как неприменимые к новым общественным условиям. В этой связи используется два способа.

90. Новый смысл законодательного  текста. Первый из них сводится  к тому, чтобы вырвать закон  из его исторического контекста. Используемые в законе слова  интерпретируются вне их исторического  происхождения, без учета намерений  его авторов, и им придается  такой смысл, который, по мнению  суда, сегодня в наибольшей мере  отвечает требованиям справедливости.

В обоснование такого способа толкования приводились великолепные аргументы'. Поскольку действующие в стране законы образуют единую систему, то все они должны толковаться в одном и том же духе -- а именно в духе нашего времени, без привязок к обстоятельствам, при которых в разное время принимались эти законы. Кроме того, намерения законодателя -- это по большей части сфера гадания; особенно сложно их установить в условиях современной демократии, когда закон выступает как коллективная воля, процесс формирования которой весьма сложен.

Судьи в разных странах благосклонны к этой аргументации. Вместе с тем они отбрасывают крайние подходы и продолжают придавать значение такому критерию, как намерение законодателя. Однако если оно не обнаруживается в самом тексте закона и его приходится искать в законоподготовительных работах, то судья уже не чувствует себя абсолютно связанным. Таково положение даже в тех странах (Австрии, Италии), где закон предписывает судьям толковать нормы права в соответствии с намерением законодателя.

91. Французская судебная практика. Председатель Кассационного суда  Франции Балло-Бопре в одной  из своих знаменитых речей, произнесенных  в 1904 году в связи с празднованием  столетия Кодекса Наполеона, призвал  отказаться от исторического  метода толкования кодекса, которое  до этого безоговорочно господствовало  в доктрине. "Если императивная  норма ясна и точна, не вызывает  сомнений, судья обязан склониться  перед ней и подчиниться ей... Но если в тексте обнаруживаются  неясности, то появляются сомнения  в смысле и пределах действия  нормы, а при ее сопоставлении  с другой нормой она будет  в какой-то мере противоречить  ей, предстанет в более узком  или, наоборот, более широком значении. Я полагаю, что в этих случаях  судья управомочен на самое  широкое толкование. Он не должен  с упорством выяснять, чем руководствовались  авторы кодекса сто лет назад  при составлении той или иной  статьи. Лучше спросить себя, какой  бы была эта статья, если бы  авторы кодекса формулировали  ее сегодня, подумать, как с учетом  изменений, происшедших за сто  лет в идеях, нравах, институтах, экономическом и социальном состоянии  Франции, приспособить наиболее  свободным и гуманным образом  законодательные тексты к требованиям  справедливости, разума и современной  жизни".

На примере гражданско-правовой ответственности легко убедиться в том, что развитие в последующие десятилетия полностью отразило эти установки. Судебная практика вложила совершенно новый смысл в несколько слов, содержащихся в ст. 1384 Гражданского кодекса, причем таких -- и это можно утверждать с уверенностью,-- каким создатели кодекса не придали какого-либо специального значения. Именно таким путем была безгранично расширена ответственность за причинение вреда "вещами, которые находятся под надзором лица". Создатели кодекса понимали под этим вред, причиненный животными и строениями, принадлежащими лицу. Своим широким толкованием судебная практика восполнила пассивность законодателя, который своевременно не занялся решением проблем в сфере ответственности, порожденных развитием техники, и в частности резким увеличением числа транспортных происшествий. Однако то, что произошло в сфере деликтной ответственности, не является всеобщим правилом. Более того, ситуация здесь отличается от общей тенденции французской судебной практики. Если намерения законодателя ясны, а условия, создавшиеся после издания закона, не породили совсем новой проблемы, французский судья обычно учитывает законоподготовительные работы, как это делают и его коллеги из других стран романо-германской правовой семьи.

92. Использование общих формул. Немецкая  судебная практика. Существует и  другой способ приспособления  закона к обстоятельствам, не  предусмотренным законодателем, способ, не связанный с модификацией  сформулированных им предписаний. Суть его -- в нейтрализации этих  предписаний с помощью других, более общего характера, также  сформулированных законодателем.

Лучшие образцы использования этого способа демонстрирует немецкая судебная практика. После вступления в силу 1 января 1900 года германского Гражданского уложения страна вскоре оказалась в состоянии кризиса, и здесь более остро, чем где бы то ни было, возникла потребность приспособления права к новым условиям. Судебная практика должна была заменить при этом во многом бессильного законодателя. Но поскольку Гражданское уложение вступило в силу недавно, суды остерегались давать его конкретным нормам толкование, прямо противоречащее установке законодателя. Немецкие суды продолжали поэтому толковать нормы ГГУ в том же плане, какой им был придан авторами уложения. Но когда возникала особая необходимость, они нейтрализовали действие конкретных норм путем обращения к общим принципам, также сформулированным авторами уложения.

Этот способ использовался уже до первой мировой войны. Ссылаясь на требование уважать добрые нравы , содержащиеся в 826 ГГУ, высшая судебная инстанция -- рейхсгерихт -- не побоялась внести ряд изменений в систему деликтной ответственности. Рейхсгерихт признал обязанность возместить не только реальный ущерб, но и упущенную выгоду, хотя 823 достаточно ясно исключает такую возможность. Суд запретил лицу совершать любые действия, нарушающие интересы другой страны и в тех случаях, когда закон возлагал на это лицо лишь обязанность возместить вред.

Судебная практика такого рода окончательно утвердилась после первой мировой войны в исключительных условиях инфляции, охватившей страну. Опорным стал теперь 242 ГГУ, который требовал от сторон договора-уважения к "доброй совести". Рейхсгерихт признал необходимость вмешательства судебной практики, для того чтобы избежать тех грубых несправедливостей, к которым привели бы классические способы толкования. В 1920 году суд признал отклонявшуюся им ранее теорию изменившихся обстоятельств; был решен в пользу собственника спор, существо которого состояло в том, что собственник обязался топить сданный им в наем дом, но стоимость отопления за два года достигла суммы, равной наемной плате за десять лет. В 1923 году был сделан еще один решительный шаг. Суд отказался от принципа номинализма ("марка равняется марке") и не согласился с тем, что должник по денежному обязательству может исполнить его, уплатив кредитору в обесцененных марках номинальную сумму долга. Требование "доброй совести", сформулированное в 242 ГГУ, возобладало над специальными нормами, аналогичными ст. 1895 французского ГК, согласно которой если до срока платежа денежная единица увеличилась или уменьшилась, то должник обязан возвратить данную взаймы номинальную сумму и обязан лишь отдать эту сумму в денежных единицах, имеющих хождение в момент платежа.

93. Скандинавские страны. На первый  взгляд может показаться, что  идея преобладания некоторых  общих формул над специальными  предписаниями закона нашла свое  подтверждение в Швеции и Финляндии.

Официальные, ежегодно публикуемые сборники шведских законов предваряли до 1950 года так называемые правила для судей, что связано с очень старой традицией. Эти правила для судей, упоминавшиеся еще в Законе Вестготии в XIII веке (существовало сорок три правила), были отредактированы приблизительно в 1550 году известным деятелем реформации Олаусом Петри. Хотя они никогда не имели силу закона, тот факт, что в течение более чем двух веков они включались в официальные собрания шведских законов, заслуженно привлекает к ним внимание. Некоторые из правил дают судьям широкие полномочия в процессе применения права. В правилах, например, записано: "Закон, который окажется вредным, перестает быть законом", "Сознание честного человека -- это высший закон"; "Хороший судья всегда умеет решать в соответствии с обстоятельствами"; "В качестве закона рассматривается все, что наиболее соответствует благу человека, даже если буква писаного закона как бы устанавливает иное".

Не вытекает ли из подобных принципов большая свобода судей по отношению к закону? Такой вывод был бы ошибкой. Наряду с процитированными изречениями в правилах встречаются, например, и такие: "Право, доведенное до крайности, превращается в бесправие"; "Не должен быть судьей тот, кто не знает закона и его смысла". С установлением демократических режимов судьи в северных странах, так же как и на континенте, стали считать, что их полномочия по выработке права ограниченны и что они должны, каковы бы ни были их личные настроения, применять нормы, сформулированные законодателем. Толкование закона в том виде, как оно осуществляется в северных странах, подчиняется с некоторыми нюансами тем же принципам, что и в других странах Европейского континента'.

94. Критическая оценка. Метод, о котором  речь шла выше,-- нейтрализация  специальных норм путем ссылок  на общие формулы, содержащиеся  в законе,-- на первый взгляд  основан на уважении намерений  законодателя. Используя этот метод, говорят, что норма закона потеряла  смысл. Сама процедура толкования  имеет характер чисто логический: при наличии двух норм, предлагающих  разное решение дела, предпочтение  отдают той, которая ведет к  наилучшему в сегодняшних условиях  решению. Однако это ложная аргументация. Редакторы германского Гражданского  уложения не предполагали, что  созданные ими конкретные нормы  могут быть в будущем отнесены  к неправильным. Общие формулы  создавались ими лишь для того, чтобы помогать толкованию конкретных  норм и в исключительном случае  дополнять их, но не для того, чтобы исправлять эти нормы  и даже совсем отменять их  действие. Использовать общие формулы  против конкретных -- это значит  перевернуть принцип "специальный  закон имеет преимущество перед  общим". Это в свою очередь  чревато риском поставить под  угрозу правопорядок в целом, заменить судебную практику, основанную  на толковании закона судебной  практикой, руководствующейся несколькими  весьма общими нормами'. Гораздо  лучше откровенно признать, что  предписания закона, подобно статьям  договора, привязаны к определенным  условиям, и, если сложилась совершенно  новая ситуация, непредвидимая в  момент издания закона, судья  может, исходя из требований справедливости, отказаться от его применения. Такой подход соответствует традиции  романо-германской правовой системы.