Норма права: понятие, структура, виды

Частицы, элементы правовых норм находят выражение в статьях, пунктах, параграфах текстов нормативных  актов в виде определений общего характера, обладающих рядом признаков  норм. Как отмечено, те из них, которые  представляют собой логически завершенные, обязательные для соблюдения положения, называются нормативными предписаниями. Некоторые нормативные предписания  по содержанию и логической структуре («если -- то -- иначе») близки к правовой норме, но и они не могут применяться  без учета общих и других положений  законодательства, в соединении с которыми они только и могут образовать норму; другие правовые предписания логически строятся по форме: «если -- то»; есть и такие, что не имеют другой структуры, кроме грамматической Некоторые части статей нормативных актов (особенно «отсылочные») вообще не образуют правовых предписаний (например: «те же действия, совершенные повторно, влекут...» и т.д.)..

Формулировка многих правовых предписаний строго зависит от содержания выражаемых ими правовых норм; таковы управомочивающие, обязывающие, запрещающие  нормы права. Последние (запрещающие) нередко вообще как бы выносятся  за рамки ряда норм и целых отраслей права, в пределах которых находятся  охраняемые ими диспозиции, и формулируются  как перечни деяний, которые запрещено  совершать (составы преступлений и  других правонарушений), и санкций, соответствующих качествам и  тяжести этих деяний (уголовные кодексы, кодексы об административных правонарушениях, положение о материальной ответственности  рабочих и служащих и др.). При  помощи этих санкций, как отмечено, охраняются обширные комплексы различных  отраслей права; таковы также положения  Гражданского процессуального кодекса, регулирующие исполнительное производство: как санкция они связаны с  рядом норм гражданского, трудового, семейного, административного, уголовного права; общий характер (по отношению  ко всему гражданскому праву) имеет  предписание о возмещении убытков. Существование в законодательстве правовых предписаний, выражающих общие  для многих норм санкции, облегчает  деятельность законодателя -- при дальнейшем развитии права учитывается, что  новые нормы права (диспозиции) включаются в комплекс норм, уже охраняемый определенной санкцией.

Важное место среди  нормативных подписаний занимают обобщения  условий действия и применения правовых норм. Таковы содержащиеся в законах  и других нормативных актах общие  положения о субъектах права, их видах и правовых статусах, об условиях действия нормативно-правовых актов, порядке их реализации, о процедурах решения юридических споров, о  правовом режиме различных имуществ и др. Нормативные предписания  такого уровня в процессе реализации права осуществляются через правовые нормы, регулирующие поведение отдельных  лиц; вместе с тем они имеют  самостоятельное значение в системе  средств правового воздействия. Особенное значение среди нормативных  предписаний имеют законодательные  определения основных прав и свобод граждан. Обычно они излагаются в  конституциях или в специальных  нормативно-правовых актах (Декларация прав человека и гражданина, Билль  о правах). После Второй мировой  войны ряд основных прав и свобод закреплен в международных документах Всеобщая Декларация прав человека (1948), Международный пакт об экономичес-ких, социальных и культурных правах и  Международный пакт о гражданских  и полити-ческих правах (1966)., положения  которых признаны обязательными  в Российской Федерации.

Нормы права и статьи законов  не всегда тождественны по той причине, что тексту нормативного акта, как  и любому литературному произведению, нередко свойственны образность, ориентация на массовое правосознание, обращенность к общественному мнению. Так, для нашего уголовного законодательства традиционны условные, как бы неправильные, формулировки: «преступление (хищение, вымогательство, убийство, клевета, хулиганство, разбой, мошенничество, получение или  дача взятки, заведомо ложный донос  и т.д.) наказывается...», хотя на самом  деле наказывается не преступление, а  преступник (вор, убийца, взяточник, хулиган, мошенник, клеветник и т.п.). В законодательстве используются условные термины; например, «молодой специалист» может оказаться  по возрасту далеко не молодым работником, осваивающим новую для него специальность  и потому имеющим право на некоторые  льготы. В ряде статей нормативных актов для смыслового усиления должное описывается как сущее: «Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого»; «Депутату обеспечиваются условия для беспрепятственного и эффективного осуществления его прав и обязанностей». В тех же целях (для смыслового усиления, образного выражения непререкаемости закона) запрещенное порой характеризуется как вообще невозможное: «Никто не может быть произвольно лишен жизни»; «Собственность не может использоваться в целях, противоречащих интересам общества, правам других граждан».

Одним из наследии времен, когда  законодательство было формой пропаганды, является наличие в текстах законов  идеологических и политических сентенций, имеющих программный, но не юридический  характер. Стремление придать текстам  законов непременно политическое звучание приводило к тому, что эти тексты неправильно выражали правовые нормы. Так, если в законах говорится  об обжаловании в суд «незаконных  действий» должностных лиц и  государственных органов (вариант: «действий, нарушающих права и свободы  граждан»), получается так, что суд  может принимать жалобы только на действия, незаконность которых где-то и кем-то уже установлена (зачем  тогда вообще обращаться в суд?), а жалобы на законные действия принимать  вообще не должен, хотя бы жалобщик и  считал свои права нарушенными. В  другом нормативном акте определялся  порядок возмещения ущерба, причиненного гражданину «незаконными действиями органов  следствия, дознания, суда»; выходило, что ущерб, причиненный законными, но ошибочными действиями этих органов, возмещению не подлежит.

Различие между нормами  права и статьями законов и  в том, что в тексте нормативного акта могут содержаться не только нормативно-правовые предписания, но и  индивидуальные распоряжения, а также  обоснования нормативного акта, фактические  утверждения, программные положения, призывы, декларации, правила общежития, морально-политические нормы и принципы, не связанные непосредственно с  механизмом правового регулирования. Право же состоит из норм, выраженных через правовые предписания. Это  различие способно порождать противоречия между правом и текстом закона, которые могут осложняться и  обостряться в связи с тем, что в массовом сознании исторически  сложилось преобладание преимущественно  моральных критериев и норм, а  также бытуют порой негативные оценки юридических категорий как сугубо «формальных», а то и «бюрократических». Эти оценки и критерии могут вести  к тому, что при обращении к  закону часть общественного правосознания  признает в нем «своими» и примет только те положения, которые не являются собственно юридическими, а представляют собой описание в тексте закона социальных ценностей, изложение программных  положений, выражение общественно-политических, нравственных, идеологических принципов  и норм. На практике это противоречие, если в структуре закона собственно юридические предписания не обособлены от морально-политических и иных положений, может вести к досадным недоразумениям и трагическим разочарованиям («в законе сказано так, а суд решил  как-то иначе»).

Существуют, наверное, еще  и другие различия и противоречия между законом и действующим  правом. Если такие противоречия своевременно не осознаются и не преодолеваются, авторитету закона причиняется ущерб: коль скоро не все содержание вступившего  в силу закона оказывается действующим  правом, он воспринимается как нечто  декларативное, что-то обещающее, но на практике ничего не дающее. Важной задачей  правоведения является разработка механизма  перевода тех положений закона, которые  носят самый общий, абстрактный  характер, в нормативные предписания, через которые эти законоположения  воплощаются в систему правовых норм, регулирующих поведение членов общества.

С тревогой отмечалось, однако, что в правоведении обнаружились недостаток нормативного мышления, недостаточное  умение нормативно выражать мысли и  намерения в проектах законов  См.: «Советское государство и право». 1987. № 9. С. 23.. Привычка ученых-юристов  мыслить в основном политическими, идеологическими, социологическими категориями  нередко влияет на качество подготовки проектов нормативных актов, где  предписание должного порой заменяется описанием существующего, точное определение  прав и обязанностей подменяется  рассуждениями об их социально-политическом значении, запреты и санкции за правонарушения если и упоминаются, то в самой неопределенной, расплывчатой форме.

Особенно сложной для  современного отечественного правоведения стала проблема соотношения правовых норм и статей (текстов) Конституции. То обстоятельство, что не все положения  Конституции имеют юридическое  содержание, общеизвестно и официально признано Конституционным Судом  Российской Федерации Так, в постановлении  Конституционного Суда Российской Федерации  «По делу о проверке конституционности  ряда положений Устава (Основного  закона) Тамбовской области» от 10 декабря 1997 г. говорится: «Юридическое содержание использованного в Уставе области  понятия финансового, валютного, кредитного регулирования отличается от конституционного содержания этого понятия» (СЗ РФ. 1997. № 51. Ст. 5877)..

В теории права сложились  три основных мнения о юридической  природе конституционных норм.

Одни теоретики вообще не считают Конституцию правом, ссылаясь на то, что содержащиеся в ней  правила невозможно осуществить  в принудительном порядке См., например: Шершеневич Г.Ф. «Общая теория права». Т. 1. Вып. 1. Москва. 1995. С. 202, 251.. Другие правоведы  считают правовыми нормами все  вообще тексты, содержащиеся в конституциях О взглядах О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского  наст. 1 Конституции СССР 1936 г. см. выше, § 3..

Третье направление в  изучении конституционных норм признает, что ряд положений (текстов) Конституции  носит программный или декларативный  характер, торжественно провозглашая цели и задачи государства, основные принципы его организации и деятельности, его зависимость от народа, а также  некоторые нравственные нормы. Признание, что наряду с правовыми нормами  в Конституции содержатся неюридические  положения, не только никак не умаляет, вопреки опасениям отдельных  авторов, авторитет Конституции (декларативные  положения традиционно содержатся в конституциях всех стран континентальной  Европы) Отмечая особенности образа мышления английских юристов, Р. Давид  пишет: «Юрист континентальной Европы видит в праве принципы социального  порядка. Он оценивает право в  свете этих принципов; он говорит  о принципах политической свободы, социальных правах, святости собственности  и договоров, а практикам оставляет  заботу о проведении этих принципов  в жизнь.

Английский же юрист -- своего рода наследник практиков, как правило, с недове-рием относится к тому, что считает пустыми словами: что стоит какое-либо правовое положение  или принцип, если на практике не существует способов для его осуществле-ния? ...Англичане не воспринимают европейских  правовых норм: они им кажутся часто  просто общими принципами, выражающими  какие-то пожелания морального порядка  или устанавливающими скорее политическую программу, а не нормы права» (Давид  Р. «Основные правовые системы современности». Москва. 1988. С. 301, 330)., но и дает возможность  вывести на первый план проблему реализации тех конституционных положений, которые имеют юридический характер, но не могут быть воплощены в действующее  право без дополнительного правового  нормотворчества.

Проблема заключается  в том, что ряд положений, содержащихся в Конституции, не достигли того уровня конкретизации, при котором было бы можно говорить о существовании  правовых норм, способных однотипно  воплощаться в общественные отношения. Как отмечено, в законах и иных нормативных актах нет ничего собственно юридического, кроме формулировок прав, обязанностей, условий их возникновения, а также запретов и санкций  за их нарушение. Вся проблема реализации закона начинается с разработки правовых норм как моделей правоотношений, способных peгулировать поведение людей  и организаций посредством собственно юридических связей (взаимных прав и обязанностей). Для претворения  общих положений закона в реально  осуществимое право необходимо учесть такое предъявляемое к правовым нормам требование, которое именуется  «формальной определенностью». Суть дела в том, что право может  успешно функционировать лишь при  условии бесспорности, недвусмысленности, а также доказуемости условий  возникновения прав и обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или  не делать для выполнения обязанности; каковы гарантированные возможности  поведения управомоченного), ясности  запретов (чего нельзя делать?) и санкций  за их нарушение. Лишь при выполнении этих условий тексты законов образуют нормативные предписания, складывающиеся в нормы права. Без этого суждения о прямом действии Конституции (и  любого закона) остаются практически  неосуществимыми.

В действующей Конституции  Российской Федерации содержатся положения, для реализации которых требуется  принятие дополнительных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмотренных ч. 3 ст. 59 Конституции. Поскольку соответствующий федеральный  закон, предусмотренный той же статьей, еще не принят, названное право  осуществить невозможно; поэтому  Конституция в данном случае имеет  прямое действие лишь по отношению  к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий  закон, а также органам правосудия, оправдывающим тех, кто отказывается от военной службы по основаниям, указанным  в ст. 59 Конституции.

В юридической литературе давно и неоднократно отмечалась неосуществимость ряда конституционных  положений без принятия нормативных  актов, детализирующих эти положения  до той степени абстрактности, которая  способна воплотиться в конкретных правоотношениях См.: Халфина P.O. «Общее учение о правоотношении». Москва. 1974. С. 56-57; Михале-ва Н.А. «Социалистическая  конституция (проблемы теории)». Москва. 1981. С. 127 и след.; Стумбина Э.Я., Кузнецов А.В., Эглитис В.В. «Механизм реализации конституции (государ-ственно-правовой аспект)». Рига. 1984.. Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права конституционные  положения, которые, по замыслу законодателя, направлены на правовое регулирование, но не могут быть реализованы в  правовой системе, так как они  еще не получили в текущем законодательстве развития и конкретизации, необходимой  для их практического воплощения в общественных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования их «нормами-принципами», «в известном или определенном смысле специфическими нормами особого  рода» лишь подтверждают, что правовые нормы в соответствующих текстах  законов еще не воплощены.

В теоретическом плане  эта проблема усложняется тем, что  в последние годы в учебной  и научной литературе распространилось противопоставление права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы) всегда хорошо и справедливо, а закон (текст нормативного акта) нередко бывает несправедливым и  плохим. Однако неосуществимость ч. 3 ст. 59 Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного соотношения, когда хорошему и справедливому закону не только не соответствует осуществимое право, но и в общественной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и аномалии.

Разумеется, лучше всего  было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из правовых предписаний, не требующих развития и конкретизации  в других нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением практически  могла бы и не возникнуть проблема различий и противоречий между нашими правом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются  в ряде противоречий, недостаточное  внимание к которым может существенно  препятствовать претворению закона в жизнь.

К ним относится, прежде всего, противоречие между абстрактностью отдельных предписаний закона, лаконично  определяющего основные принципы правового  регулирования определенной сферы  общественной жизни, и конкретностью  этой сферы, многообразием и индивидуальной неповторимостью составляющих ее жизненных  ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко требует такой конкретизации  общих положений закона в подзаконном  нормотворчестве, которое, не сужая  сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержало бы «формально-определенные нормы», отражающие типические черты  соответствующих ситуаций и отношений  и определяющие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирования  юридическими средствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность этого  противоречия делает закон практически  неосуществимым (при чрезмерной абстрактности  содержащихся в нем положений), либо ограничивает сферу его действия (при чересчур детальном, дробном  регулировании соответствующих  отношений подзаконными актами), либо может даже вести к искажению  целей и смысла закона (при подмене  закона лавиной ведомственных инструкций, противоречащих замыслу законодателя).