Макс Вебер: Теория капитализма(на основе книги: "Протестантская этика и дух капитализма")

принадлежит еще Кальвину, о том, что «народ» (т.е. рабочие  и

ремесленники) послушен воле Божьей лишь до той поры, пока он беден. То

есть люди в своем большинстве  работают лишь тогда, когда их заставляет

нужда.

Следует отметить, что этой идее по мере отмирания ее религиозных

корней был придан утилитарный  оттенок, являющийся лейтмотивом

капиталистического хозяйства  и его теории производительности, по крайней

мере, на его раннем этапе  развития, а именно: постулировалась

необходимость низкой заработной платы в качестве одной из основ

производительности труда.

Не менее важным обстоятельством, с точки зрения развития

капиталистического хозяйства, являлось религиозное стимулирование

индивидуального рационального  легального предпринимательства,

основанного на личных качествах и личной инициативе. Более того, как

констатирует Вебер, «если  пользовавшаяся государственными привилегиями

монополистическая промышленность Англии скоро пришла в упадок, то

рациональное предпринимательство  пуритан сыграло решающую роль в

развитии тех промышленных отраслей, которые возникали без  какой-либо

поддержки со стороны государства, а подчас… и вопреки ему». И здесь очень важна оценка ситуации, связанной с идеей

профессионального призвания  с культурологической точки зрения, - точки

зрения перспектив развития человека, которая является центральной и для

современной жизни. Эту оценку, как отмечает Вебер, хотел довести  до

нашего сознания уже Гете, который осознал факт отречения  и прощания с

эпохой гармоничного, прекрасного  человека, повторение которой для нашей

культуры невозможно.

Капитализм не нуждается  в розовых мечтах эпохи Просвещения, ибо

«он покоится на механической основе». В этом плане «пуританин хотел быть

профессионалом, мы должны быть таковыми». И это представление  о

«профессиональном долге», лишенное высших духовных ценностей, бродит

по миру как призрак  религиозных идей, и современный  человек обычно не

пытается вникнуть в суть этого понятия. Оно лишено своего религиозно-

этического содержания и  вырождается в простое стремление к наживе. Как

подчеркивает Вебер, там, где это стремление достигает  своей высшей

свободы, как в США, оно  принимает характер безудержной  страсти, подчас

близкой к спортивной15.

В этом плане очень показательны рассуждения Вебера о соотношении

этических установок, сформированных в лоне религиозных общин, к

требованиям рационального  капиталистического хозяйства. Как  он пишет:

«…Чем больше космос современного капиталистического хозяйства

следовал своим имманентным  закономерностям, тем невозможнее

оказывалась какая бы то ни было малейшая связь с этикой религиозного

братства. И она становилась  все более невозможней, чем рациональнее и тем

самым безличнее становился мир капиталистического хозяйства». Ибо, если

еще можно было этически регулировать личные отношения между

господином и рабом  именно потому, что эти отношения  были личными, то

отношения между меняющимися  владельцами ипотек и неизвестными, также

меняющимися должниками ипотечного банка, между которыми нет никакой

личной связи, регулировать было уже невозможно – во всяком случае в таком же смысле и с теми же результатами. Если все-таки попытки такого рода

делались, то, согласно Веберу, они служили препятствием развитию

формальной рациональности.

Отмечая огромную роль и  значение протестантизма для становления

капитализма западного типа и формирования его культуры, Вебер, вместе с

тем, предостерегает от прямых выводов и считает необходимым  исследовать,

в какой степени оказала  влияние на этот процесс вся совокупность

общественных и культурных факторов, и, прежде всего, экономические

факторы.

В своих примечаниях к  «Протестантской этике» Вебер прямо  пишет:

«Было бы очень легко расширить  границы (т.е. воздействия религиозных

идей на «материальную» сторону  культурной жизни – авт.), создав

«конструкцию», в которой  все «характерные» черты современной  культуры

логически дедуцировались бы из протестантского рационализма. Однако мы,

отмечает он, представляем тем дилетантам, которые верят  в «единство»

«социальной психологии»  и возможность свести ее к одной  формуле. Как

замечает он в этой связи, «…мы не намерены заменить одностороннюю

материалистическую интерпретацию  каузальных связей в области культуры

и истории столь же односторонней  спиритуалистической каузальной

интерпретацией»16.

Еще одним немаловажным фактором формирования современного

«духа» капитализма, заключенного в пуританизме и образовавшихся на его

основе аскетических общин  и сект, является их радикальный  разрыв с

различного рода патриархальными  путами и стремление, исходя из

заповедей, «повиноваться  более Богу, чем людям». Это, по Веберу, являлось

одной из важнейших предпосылок  современного «индивидуализма». И в

этом плане цеховая организация в ее средневековой форме, если и служила

предпосылкой (хотя и вопреки  ее назначению) развития капитализма  и форм

конкурентной борьбы, однако только одна цеховая организация не могла,

конечно, породить буржуазно-капиталистический  этнос. «Индивидуалистические» импульсы в области экономики были вызваны

прежде всего условиями жизни аскетических сект.

Таковы в общих чертах, по Веберу, основные направления

религиозного влияния  и этических норм поведения, сформировавшихся на

базе протестантизма и  определивших «дух» западного капитализма. Этот

«дух» с его тенденцией к универсальной рационализации отличает

современный капитализм от его патриархальных форм «с иррационально-

спекулятивным характером». Аскетически настроенный протестант

сформировал этос будущего функционера промышленного

капиталистического производства с его тягой к техническому применению

научного знания и рационализации структуры права и легального

государственного устройства, которое в своей формальной определенности,

по Веберу, и осуществляет лишь на Западе. Здесь, видимо, необходимо

признать, что тип отношения  к действительности, который характерен для

протестантизма, и та социальная реальность, которая этим типом

деятельности формировалась, оказались для Европы гораздо  более

универсальными, чем можно  было бы предполагать. Можно сказать, что

огромное значение работы Вебера «Протестантская этика и  дух

капитализма» состоит  в том, что он первый зафиксировал важность

культурно-этических установок  протестантизма для капиталистического

развития Запада. Кроме  того, он одновременно через сравнение  с

протестантизмом выявил характер рациональности как фундаментального

принципа индустриального  общества.

Понимание М. Вебером феномена западноевропейского капитализма  с

его «духом формальной рациональности и индивидуализма» стало во многом

поворотным пунктом не только для анализа капитализма, но и исследования

путей развития человеческой истории в целом, хотя по многим аспектам

изучение данных проблем  является совпадающими как в методологическом,

так и содержательном планах. Ярким примером этого служит теория

модернизации в самых  различных ее вариантах. Ибо ясно, что для

большинства ее представителей исходная точка развития и финал человеческой истории (высшая точка развития) упирается в

западноевропейский капитализм.

Конечно, с каждым витком развития современных обществ,

принадлежащих к самым разным по своим социокультурным и

экономическим признакам  укладам, открываются все новые  возможности

осмысления и интерпретации  веберовского учения о капитализме.

М. Вебер, показав духовные истоки развития западноевропейского

капитализма (модернизации), проделал гигантский труд в своей  социологи

религии, сравнивая Европу с различными неевропейскими культурами.

Причем, как это можно  убедиться, он пришел к выводу, что  религиозно-

этические традиции этих культур (и, в частности, индийской и китайской) не

способствовали формированию ни рациональности, ни индивидуальной

автономии, так необходимых для капитализма и столь характерных для

западной цивилизации. Между  тем успехи развития ряда стран восточно-

тихоокеанского региона, и, прежде всего Японии, дали большие  доводы для

критических обоснований  в адрес М. Вебера.

Как пишет один из последователей веберовской методологии

исследования капитализма  известный американский экономист  и социолог

П. Бергер: «…По всей вероятности, Вебер ошибался, полагая, что

конфуцианство и восточно-азиатские традиции препятствуют модернизации

общества. Но, если некоторые  его ответы сегодня кажутся сомнительными,

то поставленные вопросы  продолжают сохранять свою актуальность. Труды

Вебера остаются важной составляющей частью любой теории модернизации

и, следовательно, всякой теории капитализма»17. Собственно, когда Япония

доказала всему миру, что  можно эффективно капитализироваться, не изменяя

сущность национальных традиций, была пробита брешь в классической

твердыне М. Вебера.

Второй удар по Веберу был  нанесен сразу в нескольких регионах мира:

со стороны четырех  восточно-азиатских драконов (Тайвань, Южная Корея,

Сингапур, Гонконг); затем  ряда ближневосточных стран (Кувейт, АрабскиеЭмираты, Оман); наконец, в 1980-е годы веберовскую идею «опровергли»

Бразилия и Аргентина.

Успешное капиталистическое  развитие всех этих стран не

предусматривалось Вебером, поскольку ни у кого из них не отмечалось

«капиталистического духа», который был необходим для  этого. Понятно, что

этот «дух» не мог появиться  за несколько десятилетий, поскольку  культура,

духовные традиции не способны столь быстро развиваться.

Таким образом, остается сделать  два вывода: либо причиной

капиталистического взлета выступают, вопреки мнению Вебера,

экономические факторы, либо, как и думал Вебер, культурно-религиозные,

но отнюдь не протестантизм  или не только протестантизм.

Но этот вывод явно расходится с веберовским учением.18

Однако здесь далеко не все так очевидно и однозначно. С одной

стороны, Вебер действительно  дал основания абсолютизировать характер

западноевропейской культуры и рассматривать ее в качестве единственной

духовной предпосылки  успешного капиталистического развития общества. И

здесь стоит сослаться  на его рассуждения в «Предварительных замечаниях» и

«Протестантской этике и  духе капитализма».

Как он отмечает, эмпирические знания, размышления о проблеме

жизни и мироздания, философская, а также глубокая теологическая

мудрость, познание и наблюдения поразительной тонкости – все  это

существовало в Индии, Китае, Вавилоне и Египте. Тем не менее только на

Западе существует наука во всех ее проявлениях на той стадии развития,

«значимость» которой мы признали в настоящее время. Ту же «значимость»

он находит и в учении о государстве. По Веберу, ни в одном  учении о

государстве, возникшем в странах Азии, нет ни систематики, подобной

аристотелевской, ни рациональных понятий вообще, т.е. нет того, что

позволило бы говорить о  рациональной теории права.

Аналогично обстоит дело, как утверждает он, и в области  искусства во

всех его проявлениях. Это объяснятся им тем, что искусство  в своем развитии также требует  рациональных основ, а их у восточных  народов не

было.

Как констатирует Вебер, лишь на Западе известна рациональная и

систематическая, т.е. профессиональная, научная деятельность, специалисты-

ученые, а также чиновники  – опора современного западного  государства и

современной западной экономики. «Вообще», - заключает он, -

«государство» как политический институт с рационально разработанной

«конституцией», рационально  разработанным правом и ориентированным  на

рационально сформулированные правила, на «законы», управлением

чиновников–специалистов в  данной существенной комбинации решающих

признаков известны только Западу, хотя начатки всего этого  были и в других

культурах. Так же обстоит дело с самым могучим фактором нашей

современной жизни – с  капитализмом».19

Кроме того, сюда нельзя не добавить и идею индивидуальной

автономии человека, которую  всегда подчеркивал Вебер, когда  говорил об

отличительных чертах азиатской и западной цивилизации. В данном случае

Вебер воспроизвел установку  Гегеля, когда тот рассматривал в  своей

«Философии истории» человеческую историю как историю осознания

различными народами идеи свободы, в которой и воплощается

индивидуальная автономия. Эта идея, по Гегелю, свойственна  только

западной истории.

То же повторение мы можем  наблюдать если не в текстуальном, то в

содержательном плане со стороны М. Вебера, оценок Гегеля различных

видов культурной деятельности народов стран Востока, и, прежде всего,

Китая20.

С другой стороны, в этой спорной ситуации можно согласиться  с

исследователями, считающими, что из теории Вебера в целом, из его

сравнительной социологии религии  и анализа хозяйственной этики  мировых

религий не вытекает необходимость  следования всех цивилизаций по западному  пути. Здесь просто показана специфика  западной культуры и