Способность животных к символизации

     Результаты, полученные в первый же период работы с Уошо, а затем и с другими обезьянами, превзошли первоначальные осторожные прогнозы. За 3 года обучения Уошо усвоила 130 знаков, передаваемых сложенными определенным образом пальцами.

     В словарь овладевшего амсленом шимпанзе входят жесты, означающие:

• названия предметов, которыми пользуется животное в повседневном обиходе;
• обозначения действий, совершаемых самой обезьяной и окружающими;
• обозначения определений цвета, размера, вкуса, материала используемых предметов;
• обозначения эмоциональных состояний — “больно”, “смешно”, “страшно” и т.п.;
• обозначения отвлеченных понятий — “скорее”, “еще”;

     ♦   обозначение отрицания “нет”.   

     Эксперименты, проведенные на разных обезьянах, показали, что словарь даже в 400 жестов далеко не исчерпывает их возможностей. При обучении “йеркишу” животные также усваивали сотни знаков и понимали более 2000 слов устно. Опыты проводились на молодых шимпанзе и прекращались самое позднее, когда им было 10 лет. Учитывая, что в неволе шимпанзе могут жить до 50 лет, авторы допускали, что полученные данные отражают далеко не все возможности этих животных.

     По  окончании экспериментов обезьяны долгие годы помнят усвоенный словарь  и навыки обращения с ним. Так, Уошо, которую ее воспитатели Гарднеры посетили после семилетнего перерыва, сразу же назвала их по имени и прожестикулировала: “Давай обнимемся!”

     Употребление знаков основано у шимпанзе на когнитивных процессах более высокого порядка — на обобщении и абстрагировании. Об этом свидетельствует тот факт, что, хотя при обучении использовались, как правило, единичные конкретные предметы, обезьяны применяли усвоенные жесты к довольно широкому набору незнакомых предметов той же категории. Так, например, знаком “бэби” все обезьяны обозначали и любого ребенка, и щенков, и кукол. 

     Обезьяны  переносят навык называния предмета с единичного образца, использованного  при обучении, на все предметы данной категории. 

     Ряд данных свидетельствует, что шимпанзе не просто заучивают связь между  жестами и обозначаемыми ими  предметами и действиями, но понимают их смысл. Оказалось, что они могут употреблять жесты в переносном смысле, причем иногда делают это довольно тонко. Так, Уошо назвала служителя, долго не дававшего ей пить, “грязный Джек”, и это слово явно не имело смысл “запачканный”, а “звучало” как ругательство.

     Наряду  с импользованием амслена в обстановке эксперимента и Уошо, и ее “коллеги” по собственной инициативе использовали жесты в незапланированных, экстренно сложившихся ситуациях.

     Описаны примеры, когда горилла, разглядывая  иллюстрированный журнал, жестами комментировала знакомые картинки. Уошо, известная своей боязнью собак, отчаянно жестикулировала “Собака, уходи!”, когда во время прогулки на автомобиле за ним с лаем погнался пес.

     Усвоенную ими систему знаков шимпанзе использовали как средство классификации предметов и их свойств.  
 

3.4. Свойства языка шимпанзе и критерии Хоккета 

     Знаки амслена, которые усваивают шимпанзе, обладают свойством "семантичности”, т.е. с их помощью обезьяны могли присваивать определенное значение некоторому абстрактному символу.

     До  недавнего времени считалось, что  свойство продуктивности совершенно не характерно для естественных коммуникативных  систем животных. О том, что языку, усвоенному шимпанзе, присуще свойство «продуктивности», свидетельствует, например, способность комбинировать знаки для обозначения новых предметов. Так, Уошо называла арбуз “конфета — питье” (candy — drink). Горилла Коко изобрела жест для обозначения любимых побегов бамбука “дерево — салат». Она же, рассердившись, называла свою тренершу “Пенни – сортирный грязный дьявол”. Т.е. сама из известных ей слов сконструировала настоящее ругательство, к тому же употребив знаки в переносном смысле.

     В работах Р. Футса приведены отдельные наблюдения, свидетельствующие о наличии «перемещаемости» свойства в языке, усвоенном Уошо и Люси. Так, например, когда Люси разлучили с заболевшей собакой — ее любимицей, она постоянно ее вспоминала, называла по имени и объясняла, что той больно. Коко, когда ей показывали картинку с изображением ванной комнаты, говорила: “Здесь я плачу”.

     Для специального анализа этого вопроса  Р. Футс провел опыты на шимпанзе Элли. Он обратил внимание, что тот неплохо  понимает устную речь окружающих, и, воспользовавшись этим, научил его названиям нескольких предметов. На следующем этапе Элли научили знакам амслена, соответствующим этим словам, но обозначаемых ими предметов при этом не показывали. Во время теста обезьяне предъявляли новые предметы тех же категорий, что и использованные на начальном этапе — при заучивании словесных обозначений. Оказалось, что Элли правильно называл их с помощью жестов, как бы мысленно “переводя” их названия с английского на амслен.

     Употребление знака в отсутствие обозначаемого им предмета свидетельствует о формировании и хранении в мозге внутренних (мысленных) представлений об этом предмете. Это наиболее убедительное свидетельство способности к символизации, так как элемент языка-посредника употребляется в полном “отрыве” от обозначаемого реального предмета.

     Культурная  преемственность составляет отличительное свойство языка человека. На вопрос, проявляется ли такое свойство у шимпанзе при пользовании языком-посредником, точного ответа пока не получено. Общение Уошо с ее приемным сыном Лулисом показывает, что такая преемственность, по-видимому, может существовать.

     Фаутс и его сотрудники умышленно не употребляли в присутствии шимпанзенка  жестов языка ASL, за исключением семи вопросительных жестов, означавших “какой”, “кто” и “что”. Ни один человек  не учил Лулиса жестам. Тем не менее, только благодаря наблюдению и подражанию, он выучил в течение 5 лет более 50 знаков. Исследователям трижды удалось наблюдать, как Уошо обучала знакам своего приемного сына, шимпанзенка Лулиса.

     Взрослые  шимпанзе также в ряде случаев  усваивали знаки, подражая “говорящим” сородичам.

     Язык-посредник  амслен, который усваивают шимпанзе, обладает не только свойством семантичности, но отчасти свойствами продуктивности, перемещаемости и культурной преемственности.  
 
 

3.5. Составление предложений и понимание их структуры 

       Уже на самых ранних этапах экспериментов выяснилось, что, осваивая амслен, обезьяны комбинировали знаки не только для обозначения новых предметов. Выучив всего 10—15 жестов, они по собственной инициативе объединяли их в 2—4-членные цепочки, напоминавшие предложения, которые произносят начинающие говорить дети. Они понимали не только значение, но и порядок употребления отдельных жестов. Первыми такими комбинациями были “дай — сладкий” и “подойди — открой”, “Уошо — пить — скорее”. Анализ структуры 158 фраз, самостоятельно составленных Уошо, показал, что в большинстве случаев порядок слов в них отвечает принятому в английском языке (подлежащее — сказуемое — дополнение) и отражает те же, что и у детей, основные отношения типа:

     Субъект — действие,

     Действие  — объект,

     указательная частица — объект.

     Были  высказаны предположения, что обезьяны овладевают элементами синтаксиса.  
 

3.6. «Йеркиш» и ответы на спорные вопросы 

     Ответы  на многие спорные вопросы были найдены в 70-е годы в работах Д. Рамбо.

     Разработанный Рамбо язык-посредник “йеркиш” был более формализованным и контролируемым средством общения с обезьяной. “Словами” этого языка служили значки на клавишах компьютера (лексиграммы), которые появлялись на мониторе, когда обезьяна нажимала на клавишу. Процесс обучения происходил как диалог обезьяны с компьютером, а не с человеком.

     Первая  обезьяна, овладевшая этим языком, —  шимпанзе Лана — научилась главным  образом тому, чтобы нажимать на соответствующую клавишу компьютера для получения нужного ей предмета. Она продемонстрировала способность выстраивать лексиграммы на мониторе в соответствующем порядке, уверенно задавала вопросы (знак “?” в начале фразы). Лана адекватно употребляла слово “нет”, когда хотела выразить протест, например, если кто-то в ее присутствии пил кока-колу, а ей это было недоступно.

     Поведение Ланы подтвердило данные, полученные при обучении амслену, — было доказано, что обезьяна строит фразы самостоятельно, без “подсказок” и подражания инструктору.

     Сэведж-Рамбо  привлекла внимание к тому, что, как  правило, шимпанзе подают знаки главным образом в присутствии предметов, если они получают за это подкрепление. В то же время знак можно считать символом, если он употребляется в отсутствие обозначаемых предметов, без связи с подкреплением и в разном контексте.

     В ее экспериментах обезьян (как и обучавшихся ранее амслену) воспитывали в полусвободных и обогащенных условиях, в тесном контакте с воспитателями и с другими обезьянами – почти как детей, чтобы создать языковую среду и побудить обезьян к «обучению ради узнавания».

     Новая методика С. Сэведж-Рамбо не фокусировала внимания обезьян только на получении  объекта. Их побуждали использовать знак-лексиграмму не столько для  получения какого-то предмета, сколько  для его “наименования”. По этому  методу одновременно воспитывали двух шимпанзе Шермана и Остина. Они научились общаться с помощью знаков с человеком и друг с другом, отвечать на вопросы и с их помощью воздействовать на поведение друг друга и окружающих.

     Обученные по этой системе Шерман и Остин  употребляли знаки в гораздо более разнообразных ситуациях, чем их предшественники по изучению йеркиша, особенно Лана. Стремление к “наименованию” предметов обнаруживалось у них спонтанно, без инструкции тренера. Очевидно, что научить этому специально невозможно. Это свойство проявилось и в отношениях между самими шимпанзе.

     Стремление  Шермана и Остина к наименованию предметов по собственной инициативе, в том числе, когда они их не видят, говорит о том, что усвоенные ими знаки приобрели свойства символов и эквивалентны навыкам, описанным у детей. Они, несомненно, показывают, что языковые навыки обезьян при определенных условиях обучения могут обладать свойством перемещаемости.  
 

3.7. Понимание устной человеческой речи 

     После работ с Шерманом и Остином Сэведж-Рамбо приступила к воспитанию детенышей карликового шимпанзе-бонобо в такой же речевой среде, в какой обычно растут дети, с тем чтобы проверить их способность понимать устную (звуковую) речь человека.

     Она старалась максимально разнообразить  условия их содержания, систематически меняя все возможные компоненты среды, позволяла им общаться и с людьми, и с другими обезьянами. Но главной особенностью программы было то, что люди постоянно разговаривали при обезьянах. Исследователи создавали для обезьян соответствующую языковую среду.

     Одна  из особенностей этого долгосрочного  эксперимента, продолжающегося уже  более 20 лет, состояла в том, что он был начат в раннем возрасте, когда  двум карликовым шимпанзе (бонобо) и  трем детям было по 10 месяцев.

     Первым  учеником был Кэнзи, которого научили также общаться с человеком и с другими обезьянами при помощи клавиатуры с лек-сиграммами. Главным в этой части программы было заставить обезьяну называть окружающие объекты, а не просто произносить “просьбы” о том или ином предмете с последующим получением подкрепления. Бонобо обнаружили настолько значительные успехи, что свою книгу о Кэнзи Сэвидж-Рамбо и Левин назвали: “Кэнзи: обезьяна на грани человеческого сознания”.

     Оказалось, что в возрасте 5 лет Кэнзи спонтанно  начал понимать устную речь, и не только отдельные слова, но и целые фразы. Он мог употреблять символы “бескорыстно”, без предварительного обучения, усваивая их из контекста общения, как это делают маленькие дети. Например, он нажимал лексиграмму “мяч” и подталкивал руку человека к мячу или же сам брал мяч в руки и играл им. Нажав на лексиграмму “одеяло”, Кэнзи начинал играть в прятки, надевая одеяло на голову. Поедая яблоко или дыню, он подходил к клавиатуре и нажимал клавишу “яблоко” или “дыня”, то есть комментировал ситуацию и называл предметы, а не просил их. Как и обезьяны, общавшиеся с помощью амслена, он понимал разницу между фразами “Унеси картошку за дверь” и “Иди за дверь, принеси картошку”. Такое же понимание он проявлял и в собственных высказываниях, в зависимости от ситуации делая одни и те же лексиграммы то подлежащим, то дополнением.