Жак-Рене Эбер. Политический портрет

     1 октября  1791 года начало свою работу новое Законодательное собрание, избранное на основе цензовой избирательной системы. «Правую часть Законодательного собрания составляли фельяны — партия крупных финансистов и негоциантов, судовладельцев, работорговцев и плантаторов, а также владельцев копей и крупных земельных собственников, промышленников, связанных с производством предметов роскоши. Опираясь на многочисленную группу депутатов политического центра, фельяны первое время играли в Законодательном собрании руководящую роль.

     Левую же часть собрания составляли депутаты, связанные с якобинским клубом. Вскоре и они раскололись на две группы, одна из которых получила название жирондистов, так как наиболее видные депутаты этой партии были избраны в департаменте Жиронда. Виднейшими представителями жирондистов были Бриссо, по профессии журналист, и Верньо»³⁰. В клубах якобинцев и кордельеров политика жирондистов подвергалась яростной критике как со стороны Робеспьера и его сторонников, так и со стороны Шометта и Эбера, который к тому моменту также «обрастал» единомышленниками. Их оппозиция Жиронде на какое-то время объединила таких, в сущности, разных людей (разных не в смысле характеров и поступков, а разных по своим политическим воззрениям), какими были Робеспьер и Жак-Рене Эбер. Оба они вскоре стали депутатами избранного на основе всеобщего избирательного права Национального Конвента. «В Конвенте было 750 депутатов, 165 из них принадлежали к фракции жирондистов, около 100 — к фракции якобинцев»³¹.

     Первыми актами Конвента были декреты об упразднении монархии и установлении во Франции республиканского правления, а одним из главных политических вопросов, ставших камнем преткновения в борьбе между жирондистами и якобинцами, в конце 1792 года был вопрос о судьбе бывшего короля. Вопрос этот обсуждался настолько бурно, что по требованию Марата было проведено поименное голосование депутатов Конвента, большинство которых высказалось за немедленную смертную казнь Людовика. Эбер, как один из руководителей клуба кордельеров и представитель Парижской коммуны, к тому же активно участвовавшим в подготовке восстания и свержения монархии, после начала работы Конвента в своей газете постоянно и настойчиво требовал смертного приговора Людовику XVI, удаления жирондистов из Конвента и создания революционного правительства.

     Эбер был так активен  как «левый» якобинец, депутат  Конвента и член клуба кордельеров,  что в декабре 1792 года был  назначен заместителем прокурора Парижской коммуны. Во многом благодаря его статьям и призывам большинство депутатов приняло решение о смертном приговоре королю, который был казнен 25 января 1973 года.

     В период с 31 мая по 2 июня 1793 года леворадикальные силы во главе с якобинцами фактически совершили государственный переворот и пришли к власти единоличной, устранив более либерально настроенных жирондистов. И вновь Эбер, «бывший одним из вождей этого народного восстания, вынудившего Конвент принять решение об аресте жирондистов», требовал для них смертной казни. И вновь его поддерживало большинство, сторонников Жиронды во главе с Дантоном казнили, а значит вновь лилась кровь и число казненных росло, росло и росло… Царствовал режим якобинской диктатуры. В учебной литературе об этом периоде написано так:     «Для борьбы против контрреволюции был создан Революционный трибунал, без суда и следствия каравший всех, кого он признавал «врагами революции». 16 октября 1793 г. была обезглавлена королева Мария- Антуанетта, на выдачу которой надеялись интервенты. 31 октября была проведена казнь лидеров жирондистов, которым было предъявлено обвинение в преступлениях против революции и намерении заключить мир ценой уступок антифранцузской коалиции. В департаментах и в армии бесчинствовали комиссары Конвента, которые самовольно распоряжались судьбами людей и их имуществом. Армейские отряды проводили обыски и реквизировали запасы продовольствия у крестьян. Вся власть сосредоточилась в руках Комитета общественного спасения, который вместе с революционным трибуналом был карательным органом якобинской диктатуры и осуществлял «революционный» террор»³².

     Уже в первые месяцы якобинской диктатуры резко возросли цены и началась спекуляция продовольствием. Продовольственный кризис породил движение беднейших слоев городского населения, еще раньше получивших название «бешеные». Их возглавляли Жак Ру, Варле, Леклер. «Бешеные» призывали к конфискации и разделу части состояния новых богачей, созданию вооруженных отрядов для производства реквизиций, чистке армии.

     Подавляющее большинство якобинцев враждебно относилось к движению бедняков, но «на первых порах, для укрепления своей власти, Комитет национального спасения, возглавляемый Робеспьером, был вынужден пойти навстречу беднякам и на непродолжительное время привлечь тем самым низшие слои населения Парижа на свою сторону. Правительство взяло под свой контроль золото и серебро, принадлежавшее частным лицам, были введены налоги на зажиточных граждан, осуществлялись принудительные займы для нужд республики»³³. Однако все эти меры сопровождались произволом новых властей, порождали хаос, углубляли противоречия в обществе, а главное, возможность тотального террора.

      Жак-Рене Эбер  на всех этапах революции оставался верен себе, требуя ликвидации крупной собственности, уничтожения богачей и торговцев, введения террора в самых крайних формах, а в последствии, усиления террора против всех, кого он считал врагами революции.

     После прихода к власти якобинцы установили жестокую диктатуру и начали массовые репрессии не только против контрреволюционеров, но и против всех оппозиционных сил. 27 июля 1793 года Конвент издал закон о смертной казни за спекуляцию товарами первой необходимости, а менее чем через месяц, 17 сентября 1793 года, был обнародован закон «О подозрительных». «Подозрительными» объявлялись все, не получившие от народных обществ свидетельств о гражданской благонадежности отстраненные от государственной службы, эмигранты и связанные с ними дворяне, лица, которые не могли указать источники своего существования. Выявление «подозрительных» возлагалось на народные общества. Все выявленные «подозрительные» подлежали немедленному аресту»³⁴. Безусловно, при выявлении «подозрительных» допускались грубейшие злоупотребления властью и часто сводились личные счеты.

     Эбер, занимавший пост  заместителя прокурора Парижской  коммуны, неистовствовал и в  своих статьях, и в неустанных  требованиях новых и новых  казней, тем более что военные успехи, достигнутые вследствие реорганизации армии, не остановили якобинцев от продолжения тактики террора внутри страны. В глубоко верующей Франции стала активно проводиться политика дехристианизации, одним из самых активных инициаторов и исполнителей которой стал Эбер. В это время он уже пользовался такой мощной поддержкой со стороны парижской бедноты, что не боялся идти против святая святых – веры в Бога.

     На практике  политика «дехристианизации» выражалась  в том, что в стране развернулось мощное антикатолическое движение, к служителям культа начали применять карательные меры, нередко очень суровые. Многие священники, не присягнувшие якобинской Конституции, были высланы или арестованы. К тому же новая власть в принудительном порядке вводит новый «революционный календарь», в котором за начало летоисчисления («новой эры»), принимался день провозглашения Франции республикой - 22 сентября 1792 года. Месяцы делились на декады и получали новые названия по характерной для них погоде, растительности, плодам или сельскохозяйственным работам. Упразднялись воскресные дни. Вместо католических праздников вводились революционные. В ноябре 1793 года было запрещено отправление религиозных культов.  Лидеры «дехристианизации» Шометт и Эбер даже пытались ввести «новую религию» - «культ Разума». Однако закрытие католических церквей, лишение священников культового сана вызывали недовольство крестьянства и значительной части горожан и во многом предопределили крах якобинской диктатуры.

     Летом 1793 года значительно обострилось продовольственное положение внутри страны. Городские низы испытывали сильную нужду. Представители плебейства, в первую очередь «бешеные», выступали с критикой политики якобинского правительства, а также конституции 1793 года. Они считали, что она не обеспечивает интересов бедноты. Якобинцы ответили на выступления «бешеных» очередным всплеском репрессий. В начале сентября Жак Ру и другие предводители «бешеных» были арестованы и, как водится, казнены.

     После разгрома «бешеных» наиболее влиятельной группировкой в Париже стали сторонники Шометта и Эбера — левые якобинцы, которых впоследствии стали называть эберистами. В какой-то мере их можно было считать преемниками «бешеных», поскольку Эбер для достижения и укрепления личной популярности всегда стремился завоевать расположение именно городских «низов», но, в отличие от «бешеных», степень сплоченности и однородности в рядах эберистов была невелика.

     Раскол  наметился и в рядах самих якобинцев. Осенью 1793 года среди них стали формироваться две оппозиционные группировки. Первая из них образовалась вокруг Дантона, т.е. «определилась группировка дантонистов, они стали правым крылом якобинцев, которое представляло разбогатевшую на революции новую буржуазию. Дантонисты требовали иногда более, иногда менее откровенно ликвидации революционно-демократической диктатуры»³⁵. При этом Комитет общественного спасения, возглавляемый Робеспьером и робеспьеровцами, встречал оппозицию не только справа, но и слева, т.е. со стороны Эбера и Шометта. Для Эбера такое поведение было, в некотором роде, поступком, ведь он долгое время работал рядом с Робеспьером и знал этого человека, знал, что может с ним случиться, если он станет противостоять Робеспьеру активно.

     Между тем недовольство политикой бывшего адвоката со стороны «левых» якобинцев выражалось все активнее. Эбера окружали и поддерживали его сторонники и постепенно позиция его нашла поддержку не только в Париже, но и в провинции. «Эберисты искали пути к смягчению нужды бедного населения и требовали далее проводить политику суровых репрессий против спекулянтов, нарушителей закона по «максимуму» и т.п.»³⁶.

     Влияние  эберистов крепло и, возможно, они бы обрели большинство  в Парижской коммуне, однако  Эбера подвела та самая политика  «дехристианизации», по поводу которой между ним и робеспьеровцами осенью 1794 года обнаружились серьезные расхождения. К тому времени в некоторых провинциях и даже в самом Париже эберистами принудительно закрывались церкви, а духовенство заставляли отрекаться от сана. Эти действия, осуществлявшиеся главным образом административными мерами, натолкнулись на резкое сопротивление народа и особенно крестьянства. Неизвестно, был ли Робеспьер действительно против «дехристианизации», но он вынужден был осудить антирелигиозную политику Эбера и прекратить практику ее проведения.

     В исторических  трактовках этого периода революции  и террора у историков преобладал  «мотив обстоятельств». Так, бывший член Комитета общественного спасения Б. Барер писал: «События показали, что не было иного пути к спасению Франции и свободы и что Конвент избрал единственный способ обеспечить национальную безопасность»³⁷. Необходимым средством защиты, ответом ударом на удар считал террор на тот момент и Л. Карно, также бывший членом Комитета (если верить свидетельству его сына). Правда, к мнению этих двух революционеров необходимо относиться критически, ведь оба эти бывшие члены «Великого комитета» уж очень единодушны в одном - в характеристике робеспьеристов. Отличительной особенностью этой политической группы оба признавали «фанатическую преданность определенным идеологическим принципам»³⁸. Правда, ни тот, ни другой никогда не касались сущности этих принципов и их влияния на политику робеспьеристского триумвирата.

     «Мотив  обстоятельств» преобладал и  в действиях Эбера, который упорно, несмотря на враждебность Робеспьера, продолжал выступать в Конвенте за ограничение крупной собственности, строжайшее выполнение закона о максимуме цен на предметы первой необходимости, усиление революционного террора, раздел имущества «подозрительных», ведение войны до победного конца. В конце концов, предводительствуемые Эбером леворадикальные деятели якобинского блока призвали к восстанию против власти робеспьеровского Конвента, а Эбер в марте 1794 года, используя недовольство парижской бедноты недостатком продовольствия, вместе с некоторыми другими руководителей клуба кордельеров даже призвал народ к очередному вооруженному восстанию, «новому 31 мая». В ответ на приготовление к восстанию Комитет общественного спасения приказал арестовать эбертистов, несмотря даже на то, что сам Эбер, «убедившись, что генеральный совет Парижской коммуны к восстанию не готов, дал отбой и пытался оправдаться»³⁹. Несмотря на то, что Коммуна Парижа и Шометт не поддержали призыв Эбера к восстанию, их постигла та же участь: 18 марта 1794 года Шометт был арестован и обезглавлен. Репрессиями руководил лично Робеспьер, который во время последовавшего через несколько месяцев процесса над Эбером, когда тот, отвечая на вопрос Сен-Жюста о связях с «бешеными», ответил, что «как к народным агитаторам он имеет к ним отношение», заметил: «О да! Вы к ним имеете отношение еще и как человек, их, собственно, погубивший...»⁴⁰.

2.3. «Жак-Рене Эбер (тридцати пяти лет), заместитель национального агента при парижской коммуне»

     Итак, весной 1794 года Робеспьер решил при помощи послушного своего орудия — революционного трибунала — расправиться с возможными своими врагами как «справа» (с Дантоном и Камиллом Демуленом, находившими чрезмерной жестокость террористической политики), так и «слева» - с Эбером и эбертистами. То, как рисуют документы первый из этих процессов, может многое сказать о политическом портрете Жака-Рене Эбера.

     Суд над  Эбером начался 1 жерминаля (августа) 1794 года. На скамье подсудимых, кроме  него, было двадцать человек: Шарль-Филипп Ронсен, генерал революционной армии; Франсуа-Никола Венсан, главный секретарь военного департамента; Антуан-Франсуа Моморо, книгоиздатель-типограф, заведующий парижским департаментом; Фредерик-Пьер Дюкроке, бывший парикмахер и комиссар по делам о скупщиках; Жан-Конрад Кок, банкир; Мишель Ломюр, бывший полковник-пехотинец, губернатор Пондишери и, наконец, бригадный генерал; Жан-Шарль Буржуа, чиновник военного министерства и начальник вооруженных сил своей секции; Жан-Батист Мазюель, бывший сапожник, начальник эскадрона революционной армии; Жан-Батист Лабуро, медик и первый секретарь в совете здравоохранения (его доклад, найденный в бумагах Робеспьера, заставляет думать, что он играл роль шпиона в этом деле); Жан-Батист Анкар, чиновник департамента в отделении розыска эмигрантов; Аман-Юбер Леклерк, бывший начальник дивизии в военном отделе; Жакоб Перейра (пятидесяти одного года), табачный фабрикант; Мария-Анна Латрэй, жена Кэтино; Анахарсис Клоотц, уроженец Клева, бывший депутат национального конвента, писатель; Франсуа Дефье, виноторговец из Бордо; Антуан Декомб, бывший пирожник, секретарь секции Прав Человека; Жан-Антуан-Флоран Арман, учащийся школы хирургов; Пьер-Юльрик Дюбюиссон, писатель; Пьер-Жан-Бертольд Проли, бывший негоциант. Эти люди, такие разные по возрасту и общественному положению, были объявлены сторонниками Эбера.