Предмет политологии

Европейские понятия «эволюционной лестницы» и прогресса, применяемые к истории общества,— понятия глубоко эгоцентрические. В романо-германском мышлении исторический процесс предстает как единая линия. «Не пучком лучей и не связкой параллелей, а лишь одной-единственной линейной направленностью судьбы человечества, как единого целого», представляется временное развитие культуры этому мышлению. Культуры, сменяя друг друга в ходе исторического движения, по очереди выходят на каком-то отрезке вперед, и последняя по времени начинает осознавать себя призванной вечно сохранять главенствующую роль. На положение таковой и претендует романо-германская культура, полагая, что разгадка «мировой тайны» ею уже найдена.

Душа культуры. Согласно евразийской концепции, культуре нельзя научиться или просто заимствовать ее — продолжателем культурной традиции является только тот, кто качественно ее обновляет и превращает в свою собственность, в неотъемлемый духовный элемент личного бытия, как бы воссоздает ее заново. Она в каждом человеке как бы возрождается вновь и делает таким образом шаг, прыжок из прошлого в настоящее, а из него в будущее. История вся состоит из прыжков, там, где подобный процесс прерывается, культура умирает и остается один косный, бездушный быт.

Выстраивая схему культурно-исторического (линейного) развития, европейское мышление исходит из молчаливой предпосылки о том, что прошлое упирается в настоящее, как в тупик. «И если в конце концов нам начинает казаться, что жизнью управляет железный закон рокового предопределения, то только потому, что из этой предпосылки мы и исходим». Весь расчет здесь строится на том, что реален лишь быт, но не живая культура, не ее душа.

Именно о духе, душе всегда пеклась евразийская мысль, пытаясьотыскать выход за пределы современной ей европейской цивилизации. Евразийское мировосприятие строилось на признании вполне реального существования общественно-культурных циклов зарождения, расцвета и упадка. При таком подходе культура наделяется всеми признаками личности, что достигается через ее индивидуализацию и совокупность выполняемых ею общественных ролей. Так называемая «симфоническая личность» культуры составляется из комплекса иерархически организованных личностей (класс, сословие, семья, индивид), сосуществующих одновременно, но генетически связанных с предшествующими им прошлыми поколениями. В качестве такого сложного организма культура переживает определенные стадии своего развития, но не в рамках непрерывного эволюционного ряда, а в кругу законченного (закрытого) культурного цикла.

Вера есть духовный символ, который окрашивает культуру религиозно. Евразийцы убеждены, что рождение всякой национальной культуры происходит на почве религиозной: она появляется на свет, сопровождаемая мифом о своем рождении. Мифом евразийской культуры стало православие. Оно характеризуется стремлением к всеединству, что позволяет ему синтезировать различные идеологические течения — как входящие в рамки данной культуры, так и пребывающие за ее пределами. В этой связи язычество можно рассматривать как «потенциальное православие», причем в процессе христианизации русское и среднеазиатское язычество создают формы православия, более близкие и родственные евразийской православной традиции, чем европейское христианство.

Мессианизм. Восток отличает от Запада «горение веры», и культура, пронизанная идеей православия, или, как говорят евразийцы, «идеей-правительницей», формирует под ее воздействием весь строй духовной жизни, создает в себе государственность особого, идеократического типа. Идеократичность требует жертвенности. Но эта жертвенность осуществляется не во имя не слишком конкретного понятия «народ» или чересчур отвлеченного — «человек»: она — во имя срединногопонятия «особый мир», под которым мыслится «Россия-Евразия».

Любая идея, претендующая на действительное влияние, дает начало мифу и обычно именно в этой своей мифологической оболочке она предстает настоящей силой. Говорить об истинности или ложности идей бессмысленно, ибо всякая идея соответствует какому-нибудь внутреннему переживанию и в этом смысле является реальностью. Задача историка — обнаружить это переживание за обволакивающим идею мифом. С учетом сказанного, культура Евразии ориентирована на «организацию хаоса» и постепенное распространение организованного (истинного) начала на всю сферу Вселенной. И здесь она противостоит романо-германской культуре, ориентированной на непримиримый конфликт истинного и ложного.

Евразийская концепция констатировала наличие в «потенциальном православном мире» тяготения к русскому православию как к особому центру. Православие признает себя культурой, претендующей на часть истины, один из ее аспектов, но не отрицает претензий на нее других культур, интерпретация истины которыми рассматривается как особые выражения православной идеологии. Православие не замкнуто в себе и в своем развитии призывает «к свободному саморазвитию других».

Церковь и государство. Православие обладает способностью легко «прирастать» к той или иной политической форме посредством веры в возможность и необходимость преображения бытия через его христианизацию. Оно не считает государство единственной реальной силой, верует в собственную силу и потому принципиально благожелательно ко всем разновидностям политической организации общества, расценивая любую из них как преходящую, а не раз и навсегда данную и неустранимую модель.

Взаимопроникновение церкви и государства затрудняет разграничение сфер их культурного творчества. Евразийство стремится выработать принцип такого разграничения: направление деятельности церкви — свободная истина, соборное единство, освоение и раскрытие соборного предания; государства — единство нецерковного мира, отъединенного в известной мере от церкви и разъединенного в самом себе. Государство черпает основы своей идеологии в церкви, пребывает в органической связи с нею, но конкретизирует и осуществляет эти идеи в собственной, мирской сфере. Оно неизбежно ошибается и грешит, поскольку функционирует в мире греха. Его внутренняя разъединенность ярче всего проявляется в разделении людей на правящих и управляемых, в отчуждении личности от общества, в использовании силы и принуждения.

«Государство Правды». К своему идеалу Русь шла не путем рационального сознания, а через религиозно-положительный опыт. Главная идея справедливого государства, «государства Правды», которое она постоянно стремилась создать,— подчинение государственности ценностям, имеющим непреходящее значение. Из этого проистекает важный вывод: «государство Правды» оказывается не конечным идеалом, установленным в результате социальных преобразований, а только этапом на пути достижения истины. В истории России под наслоениями многообразных взглядов и теорий всегда проглядывало желание соблюсти эту изначальную истину, обуздать стихию человеческой воли, добиться самоподчинения человека религиозно-государственной правде.

В евразийской трактовке перед «государством Правды» всегда стояли три задачи: блюсти православие, «возвращать правду на землю» и противостоять абсолютизации материального начала в жизни народа. Самой важной была обязанность «возвращать правду на землю». И если «государство Правды» вообще сопоставимо с правовым государством Запада, то исключительно в первом может иметь место «подвиг власти», существо которого не исчерпывается лишь правовой стороной. «Государство Правды и правовое государство — два различных миросозерцания: для первого характерен религиозный пафос, для второго — материальные устремления, в первом правят герои, во втором — серые, средние люди».

«Идея-правительница». Чтобы обезвредить ложные и абстрактные идеологии и вместе с тем не лишиться одушевляющего пафоса, культура должна выработать свою, органически связанную с конкретной жизнью. Такая идеология может проистекать только из некой абсолютной, стержневой идеи и, «заземляясь», конкретизируясь, становится элементом жизни, которую она осмысливает, преобразует и творит.

Истинная идея есть смысл самой действительности (хотя критерий истинности у евразийцев остается неуловимым). Она становится «правительницей, а вся система власти оформляется в идеократию. Центральная «идея-правительница», придающая тон и окраску культуре, является ее сущностью, квинтэссенцией, структурирующим фактором. Вместе с тем ей принадлежит и роль изначальной основы, или архетипа, данной культуры, на обнаружение которого направляется вся культурная деятельность («поиск истины») в ее рациональной и бессознательной формах. Этот архетип в конечном счете определяет и перспективу развития культуры в сложном сочетании географических, этнических, психологических и иных моментов. Его черты способны проявляться в бессознательном устремлении культуры в пространстве и времени, особенностях национального творчества и стилях мышления, агрессивности или сдержанности.

«Идея-правительница» не может быть рационально понята до конца. Это — мотив культурной деятельности, питающий ее источник; она переживается, но часто не осознается. Колыбелью ее является духовное самосознание и реальный опыт правящего слоя данной национальной культуры.

Господство идеологии. Идеи, составляющие государственно-общественный идеал, при самых разнообразных формах государственного и политического устройства формируют систему «идеалоправства». «Всякое длящееся правление, будь оно единодержавным, народодержавным или иным, есть та или иная форма осуществления идеалоправства. Более реально и ощутимо, чем люди и учреждения, народами и странами правят идеи». Так, реальная власть в государствах Востока принадлежит не столько царю, сколько религиозной идее царя; в Риме — не императору, а национально-религиозной идее Рима; в Англии — не министрам, а идее правового государства. По своему характеру эти идеи представляются объективными, надличностными, коренятся в господствующей идеологии и, осмысливая общественные явления, выступают в виде идеала, образца, задания. Им присущи надпространственность и надвременность, то есть черты мифологичности.

Предлагаемая евразийством новая идеология (стержень которой — русское православие) обращена к конкретной действительности текущего дня и, следовательно, становится основанием сознательно-волевой деятельности, то есть программой действий. Новая эпоха предполагает новую установку сознания. Носителем этого сознания призвана быть партия особого рода, «правительствующая и своей властью ни с какой другой партией не делящаяся, даже исключающая существование других таких же партий. Она — государственно-идеологический союз, но вместе с тем она раскидывает сеть своей организации по всей стране и нисходит до низов, не совпадая с государственным аппаратом, и определяется не функцией управления, а идеологией». Новая партия должна находиться в тесной связи с правящим слоем, вырастать из него, сливаться с ним.

Идеология — не просто инструмент власти, она, в истолковании евразийцев, сама власть, которая предстает в двух ипостасях: «идее-правительнице» и «правящем отборе» (в вольном толковании его можно определить как правящий слой в широком смысле слова). Первая— ее основа, квинтэссенция, второй — социальная основа власти.

«Правящий отбор». Правящий слой культуры выражает не групповой, а общенациональный интерес. С евразийской точки зрения, «правящий отбор» определяет не только тип государственного устройства, но и тип социальной структуры общества, тип народного хозяйства, тип культуры в целом. Когда «правящий отбор» находится на службе у «идеи-правительницы», это — время его нормального функционирования. Когда же служба становится самоцелью, тогда усиливаются бюрократизм и коррупция, происходит конфликт между правящей группой и «отбором». Правящий слой дает трещину и сдвигается с идеальных устоев в «классовый период своего существования»: возрастает его замкнутость, усиливается групповое самосознание. Жизненная необходимость заставляет его пополняться за счет других социальных групп, и чужаки начинают подвергать критике старый идеал. Целостность «отбора» нарушается, дробится.

Наиболее качественным типом «правящего отбора» должен стать такой, при котором происходит сплочение на основе общности мировоззрения. Тот тип «отбора», который «призван установиться в мире, и в частности в России-Евразии,— писал Н. С. Трубецкой,— называется идеократическим и отличается тем, что основным признаком, которым при этом типе отбора объединяются члены правящего слоя, является общность мировоззрения».

Идеократня. Приверженцы «идеи-правительницы» должны всем своим существованием доказывать преданность ей. Четких критериев «отбора» концепция не дает, но это не конкуренция демократического типа и не сословность феодальной иерархии. Пожалуй, такие механизмы «отбора» присущи корпоративной организации — само дело отбирает достойных. Представители «правящего отбора» должны наиболее чутко и адекватно улавливать доминанту, составляющую основу политической жизни. И, улавливая ее, они уже тем самым ее формируют, творят.

Общей исторической тенденцией является то, что на смену старым моделям правления призвана прийти новая — идеократия. В ней все государственное и культурное строительство стихийно направлено на создание особых форм, соответствующих самому ее принципу, независимоот конкретного содержания «идеи-правительницы». Идеальный государственный строй отличается максимализмом, он требует, чтобы власть была максимально сильна, но чрезвычайно близко стояла к народу .

Политическая организация. Политическая культура, описываемая в евразийской модели, в значительной степени напоминает целевое объединение религиозно-орденского типа. «Политические партии и масоны — западный продукт, мы же — восточники, и нас не вдохновляют ни идеалы иезуитов, ни свободные мыслители реформантов и протестантизма... По духу своему мы, пожалуй, первый тип русского ордена. Мы не знаем, были ли у нас предшественники. Но, кажется, что прототипом нашего объединения было «старчество»,— отмечал Н. Н. Алексеев.

Однако, судя по дальнейшим рассуждениям, аналогии с иезуитскими и масонскими культурными традициями все же прослеживаются. «Носители идеала» могут оставаться в «надпартийном состоянии», независимо от форм деятельности основных масс его приверженцев. Оказавшись в условиях многопартийной политической системы, евразийцы должны ориентироваться на партии, ближе всего стоящие к ним «по духу». В однопартийной системе они обязаны приложить все усилия для того, чтобы «сделаться мозгами... нового режима, чтобы наполнить новым содержанием обветшалые формы. Евразийцы должны всеми силами просочиться в этот новый режим и руками новой власти построить свое новое государство».

Корпоративизм. В евразийской концепции культуры государство описывается как «демотическое». Это значит, что феномен «народного суверенитета» в нем рассматривается не как «атомизированный суррогат западной культуры», а как органическое и организованное единство. Народ здесь — не случайный набор граждан, а совокупность исторических поколений: прошедших, настоящих и будущих, образующих оформленное государством единство культуры. Государство не должно выражать волю «всех взрослых вообще», оно опирается на реальных носителей организационных государственных функций: «мы хотим заместить искусственно-анархический порядок представительства отдельных лиц и партий организованным порядком представительства потребностей, знаний и идей», то есть корпоративизмом.