Народничество как вариант идеологии популизма

В какой-то мере деятельность народовольцев можно рассматривать как попытку реализации “бланкистских” идей в народничестве (П. Н. Ткачев и др.). Но нелегальные организации и методы борьбы не исчерпывали все народническое движение. Вокруг народнического подполья существовал широкий круг сочувствующих. Большинство их относилось к тому идейно-психологическому типу, который принято называть либерально-народническим. Разделяя основные элементы народнического миросозерцания, либерально-народнические деятели в основном занимались просветительством среди трудящихся, главным образом, крестьянского населения. Дело было не только в нехватке темперамента или боязни репрессий, но часто и в принципиальном отстаивании целесообразности линии на постепенные преобразования и легальные методы работы.

У либерального народничества были свои теоретики, например, Я. В. Абрамов, которые в эпоху политической реакции 80-х гг., наступившей после убийства Александра И, выступили с лозунгом, что “наше время — не время широких задач”. Они призывали интеллигенцию заняться социальной работой в крестьянской среде — пропагандой агрономических знаний, устройством музеев техники, организацией коммерческих кооперативов, артелей и пр. Долгое время историки советского периода презрительно именовали их оппортунистами и “рыцарями малых дел”. Между тем в реальной истории “малые дела”, которыми занимались легальные народники, оказались не столь уж малы.

Например, в 70-х  годах возник кружок князя А. И. Васильчикова. Он объединил близких по духу к народничеству молодых чиновников, служащих банков, ученых и других специалистов, которые занялись организацией дешевого кредита для крестьян. Это была очень важная практическая задача, так как после реформы многие крестьяне, обремененные выкупными платежами, не имели средств для поддержки и развития своего хозяйства и вынуждены были занимать деньги у деревенских ростовщиков под большие проценты. Поначалу активистам кружка было очень трудно изменить эту ситуацию. Но постепенно под их влиянием стали возникать кредитные товарищества (по типу народных банков Г.Шульце-Делича в Германии). Кроме того, им удалось убедить Министерство финансов всерьез заняться организацией народного кредита. К началу Первой мировой войны система народного кредита охватывала почти четверть населения России.

Немало проникнутых  народническими идеями образованных людей, специалистов пошли “служить народу” в земство — органы местного самоуправления. Там они работали врачами, школьными учителями, землемерами, агрономами и т.д. Их труд был отмечен духом настоящей самоотверженности. “Земский врач”, “земский учитель” — эта характеристика стала своего рода эталоном высокого профессионального и нравственного уровня. Широко известны были также земские статистики, при которых статистические обследования в России достигли мировых стандартов.

Интересно, что когда сами революционные народники от социалистического агитаторства переходили на почву конкретных практических дел, жизненно важных для крестьян, они имели успех. Например, во второй половине 70-х годов, когда общество “Земля и воля” стало организовывать постоянные поселения революционеров в провинциях, некоторые народники поступали на службу волостными писарями, тоесть низшими земскими чиновниками и вели делопроизводство в крестьянских общинах. Защищая интересы крестьян, обучая их самих отстаивать собственные интересы, революционеры сближались с народом и завоевывали себе большой авторитет среди простых людей. Однако такие примеры были не часты. Большинство нелегальных деятелей, сгорая революционным “нетерпением”, предпочитало радикальные призывы к “светлому будущему” и силовые методы общественной борьбы, которые не приводили к результатам.

Тем не менее  революционная деятельность народников создавала им тот героический  ореол, который оказывал немалое  влияние на общество, на культурную элиту. В этом смысле эпоха народничества оставила значительный след в русской культуре пореформенного периода. Существовали легальные журналы и газеты, придерживавшиеся народнической ориентации (“Современник”, “Отечественные записки”, “Неделя”, “Русское богатство”и др.). Известные композиторы сочиняли оперы о народе, художники рисовали картины о горькой жизни русского мужика и молодых пропагандистах, отстаивающих его интересы. Писатели (например, Иван Тургенев, Лен Толстой, Глеб Успенский и другие), писали романы и рассказы о народниках, крестьянстве. В общественных науках также образовывались направления, так или иначе связанные с народническими идеями. К народникам-экономистам, о которых говорилось выше, можно прибавить Н. А. Карышева, Н. А. Каблукова, М. Б. Ратнера и, наконец, теоретика кооперации А. В. Чаянова, книги которого стали классическими в мировом крестьяноведении. Известна народническая школа в исторической науке (В. И. Семевский, А.П. Щапов, А. С. Пругавин, А. Я. Ефименко и др.). В их трудах много внимания уделялось изучению народных движений, общины и крестьянского быта. Все это в широком смысле может быть включено в народническое общественное движение.

Народнические политические партии в начале XX в. После  разгрома “Народной воли” народничество  сумело преодолеть кризис лишь к началу XX в. В 1901 г. произошло объединение нелегальных и легальных народнических деятелей в России с “Аграрно-социалистической лигой”, образованной русскими эмигрантами в Европе. На этой основе в 1905 г. возникла партия социалистов-революционеров (В. М. Черно”, Л. Э. Шишко, М. Р. Гоц и др.). 
Идеология позднего народничества в России была менее цельной, чем у его предшественников. Во взглядах эсеров заметны влияние марксизма, заимствования из других концепций, хотя они старались сохранить преемственность по отношению к своим классикам — Герцену, Лаврову, Михайловскому.

Кроме того, партия социалистов-революционеров быстро оказалась  расколотой. От нее отделилось более  умеренное крыло, образовавшее отдельную  партию народных социалистов (А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, Н. Ф. Анненский и др.). Позднее от эсеров отделилось и левое крыло — так называемые “максималисты”.

Народнические партии заняли свою часть политического  спектра в России в 1905-1917 годах. В  целом они защищали традиционный для себя лозунг “земли и воли”. Но в трактовке этого лозунга каждая партия имела собственные интерпретации.

Эсеры выступали  за “социализацию” земли, т.е. захват помещичьей земли крестьянами и  уравнительное распределение ее между крестьянскими семьями  по “трудовой норме”. Аренда земли, наемный труд и продажа земли запрещались. Эти положения легли в основу составленного эсерами в 1917 г. “Наказа”, который использовали в качестве “Декрета о земле” большевики. 
Аграрная программа народных социалистов не содержала этих ограничений, не поощряла захват помещичьих земель крестьянами и предполагала передачу данных земель крестьянству законным путем — через Учредительное собрание. Можно считать, что народные социалисты ориентировались на крестьянина фермерского типа, хотя социалистические элементы в их взглядах присутствовали (в основном, в форме проектов кооперации в деревне). 
Народнические партии принимали участие в работе национального парламента — Государственной думы, составляя там значительную часть “левого блока”. Народные социалисты сумели объединить так называемых “трудовиков” — крестьянских депутатов в Думе. Это свидетельствует о том, что “фермерский” популизм народных социалистов находил определенный отклик в крестьянской среде.

Наиболее массовой среди народнических партий были социалисты-революционеры. В период Февральской революции это была самая многочисленная партия в России (400 тысяч членов). Однако в организационном плане партия эсеров была очень слаба, а ее массовое членство — в значительной мере фиктивным. Ее связи со “своим” классом, крестьянством были непрочны. Массовой работы в деревне они практически не вели, сделав своей основной базой город, рабочую и студенческую среду. Но и здесь эсеры тяготели главным образом к крайним, террористическим средствам борьбы. Они, правда, помня об опыте прошлого не рисковали трогать особу императора, но покушений на министров, великих князей, губернаторов и крупных чиновников было много.

Однако, эсеровский террор, в отличие от времен “Народной  воли”, выглядел менее впечатляющим, более прагматичным и приземленным. Немало террористических актов представляли собой так называемые “эксы” — экспроприации банков и других богатств в фонд эсеровской партии. Особенно не стеснялись в подобных предприятиях “максималисты”. В их деятельности грань между политическим и уголовным было трудно различить. 
Идейные и организационные слабости народнических партий решающим образом сказались в 1917 г. после Февральской революции. Придя к власти во втором составе Временного правительства во главе с членом партии социалистов-революционеров А. Ф. Керенским, они не смогли удержать бразды правления и были свергнуты большевиками. Фракция левых эсеров какое-то время еще пыталась сохранять союз с победителями, но это продолжалось недолго. С приходом коммунистов история народничества в России была кончена. 
Исторические итоги. В русском популизме бросается в глаза несоответствие между масштабами народнического движения, длительностью соответствующей идейной и культурной традиции — и сравнительно бедными результатами деятельности народничества в России. Оно практически не сумело выйти на уровень национальной политической власти. Очень часто действия народников (например, террор) приводили не к тем последствиям, которые они ожидали. Их аграрную программу использовали их политические соперники. В чем причины такого относительно невысокого “коэффициента полезного действия”?

Думается, что  в глубокой внутренней противоречивости идеологии и движения народничества, присущей им “несистемности”. Во взглядах виднейших народнических теоретиков и лидеров мы видим различные тенденции, порой полярно противоположные, — анархизм и этатизм, радикальный социализм и ориентацию на крестьянство фермерского типа, общинность и защиту индивидуальности и т.п. Это характерно не только для русского народничества. Популизм как модель идеологии и политической деятельности везде отличается внутренней амбивалентностью, сосуществованием в его рядах разнообразных, нередко противостоящих друг другу течений.

Данная особенность  не случайна. Она не может объясняться лишь спецификой популистского типа мышления. Дело заключается в чрезвычайно широкой, пестрой социальной базе (“народ”), на которую пытается опираться популизм, а также в сочетании различных исторических задач, которые он одновременно стремится решить: осуществлять процесс модернизации и в то же время поддерживать традиционные институты, комбинировать буржуазно-демократическую и социалистическую ориентацию.

Как таковой, популизм порожден проблемами перехода от традиционного  общества к современному, он в значительной мере может считаться идеологией модернизации. Более того, его внутренний пафос во многом заключается в стремлении включить в модернизацию широкие массы, облегчить им адаптацию к изменениям. Но эти задачи решаются им как правило недостаточно четко и последовательно. Можно в целом согласиться с английским ученым П.Уорсли, что в силу своей идеологической противоречивости и организационно-политической аморфности популизм составляет лишь “переходный этап” к непосредственному осуществлению модернизации, проводимой уже иными политическими силами, либо к “другого рода институционализованному революционаризму”.

Российский  пример вполне подтверждает этот вывод (особенно в его второй части). В  общем согласуется с ним и  исторический опыт популистских течений, возникших уже после российского народничества во многих развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки. В отличие от русских предшественников многие популистские течения в “третьем мире” находились у власти и могли на практике испытать собственные программы и лозунги. Результатом было фиаско подавляющего большинства “национальных социализмов” с популистской окраской и провал соответствующих социальных экспериментов (в Танзании, Бирме, Индонезии, Гвинее, на Мадагаскаре, в Перу и других странах). 
Конечно, можно указать на страны и примеры, где популизм сыграл исторически позитивную роль — в частности, Тайвань и Мексику. Именно на Тайване Гоминьдану, партии популистского типа, удалось провести форсированную модернизацию страны и достичь впечатляющего экономического прогресса. Мексиканские “аграристы” в 30-х годах XX в. сумели разрушить латифундистскую систему землевладения, создали общинно-кооперативный институт для мелкого крестьянства (“эхидо”), национализировали производство нефти, что дало возможность поддерживать процесс национального развития. Но и в этих странах популизм постепенно сходит со сцены. На Тайване однопартийная модель власти уступила место либеральной, многопартийной. В Мексике правящая партия и госаппарат с начала 80-х годов отказались от популистских принципов экономической политики и взяли курс на модернизацию либерального типа, развитие рыночных отношений, хотя популистская фразеология еще остается идеологическим прикрытием данного курса ^[4].

Список  литературы

1. Народничество // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
2. Статья в энциклопедии «Кругосвет»
3. Бутенко А.П., Миронов А.В. Сравнительная политология в терминах и понятиях. Учеб, пособие. – М.: НОУ, 1998. – 411с.
4. Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении § 5.