Народничество как вариант идеологии популизма

Другой идеей, выдвигавшейся народническими мыслителями, было специфическое понимание прогресса. Они отрицали прогресс в общепринятом тогда смысле — как “естественный  ход вещей”, в результате которого происходит накопление знаний, разделение труда, рост производства и пр. Все это, по их мнению, не дало ничего или дало слишком мало большинству людей, трудящимся. Прогрессом же в их глазах было превращение каждого человека в автономную и всесторонне развитую личность. Этой личности, считал Михайловский, необходима “разнородность” деятельности, то есть трудовая универсальность и кооперация с равными себе личностями. Так было в древности, в сельских общинах, но затем рост цивилизации совершался за счет профессиональной специализации, “дробления” личности, ее растущей “однородности”, отчуждения от других. Следовательно, надо возродить — разумеется, на базе современных культурных и технических достижений — принципы былой кооперации и коллективизма.

Нельзя сказать, чтобы народнические теоретики  просто навязывали свои проекты действительности, не считались с объективной реальностью. Но реальность, окружающая среда рассматривалась ими или как подспорье, или как препятствие для осуществления своих идеалов. Сами же идеалы представлялись им самоочевидными — нечто вроде морального долга, который надо было исполнять, не спрашивая, осуществим он или нет. “Будет или не будет осуществлен прогресс в его окончательных задачах — это неизвестно”, писал Лавров, но “это не касается личности... не должно влиять на ее нравственные стремления”. Даже если личность встретит непонимание со стороны тех, за интересы кого она борется, т.е. 

народа, это  не должно смущать ее — “именно  во имя народного духа... личность должна подвергнуть народный дух критике”.

Поэтому в свои концепции Лавров вводил нравственные критерии — “цены прогресса” и исторической “вины”. В знаменитых “Исторических письмах” он доказывал, что все достижения техники и культуры созданы лишь посредством эксплуатации масс, обеспечивавших своим трудом досуг для интеллектуальных занятий образованной и властвующей элите. “Цена прогресса” оказывается непомерно высокой. Поэтому часть наиболее сознательных представителей образованного слоя, “критически мыслящие личности” должны возвратить свой “долг народу”, создать человеку физического труда все условия для превращения его во всесторонне развитую личность.

Сейчас такие  взгляды могут показаться романтическими и наивными. Но тогда они отвечали настроениям интеллектуальной российской молодежи и как бы давали ей идеологическую санкцию на общественную борьбу в трудных условиях.

Принципы этического субъективизма нашли также выражение  в трудах народников-экономистов. Народничество  создало свою экономическую школу, в том числе в прикладных исследованиях, в области земской статистики. Выдвинуло оно и теоретиков в экономической мысли. Их концепции были реакцией на процесс развития капитализма в России, его противоречия и диспропорции — короче говоря, на такие его особенности, из которых народники выводили необходимость альтернативного, некапиталистического (или неклассически-буржуазного) развития.

В чем же народнические  экономисты видели эти особенности? Во-первых, в том, что развитие капитализма  в стране шло за счет подрыва хозяйства  массы мелких производителей. Сочетание  грубых, примитивных форм первоначального накопления с внедрением механизированного капиталистического производства, по мнению В. П. Воронцова, приводило к массовому разорению ремесленников, уходу крестьян с земли, образованию огромной армии безработных, которую не мог поглотить рынок наемного труда. Происходило не столько “обезземеливание” мелких производителей, то есть превращение их в фабричных рабочих, “сколько их обеднение”.

Во-вторых, как  подчеркивал другой народнический  экономист, Н. Ф. Даниельсон, развитие буржуазных отношений в России выражалось более в росте сферы обращения, нежели сферы производства. Это было следствием как своеобразной “торговой экономики” (усиленный вывоз, часто за бесценок, хлеба и сырья на европейские рынки), так и финансовой стратегии правительства, возложившего на крестьянство бремя земельного выкупа и различных налогов. Чтобы заплатить подати, крестьянин был вынужден продавать свой хлеб зимой, чтобы вновь покупать его весной. Это разоряло его, сокращало потребление, а, следовательно, подрывало производительные силы страны в целом. Но если рост обращения не подкрепляется ростом производства, “то ход всего механизма обмена сначала несколько замедлится, затем это замедление будет все более и более увеличиваться вплоть до полной остановки всего механизма”.

Таким образом, капитализм в России, считали народники-экономисты, наталкивается в своем развитии на объективные препятствия. На внешнем рынке он не в силах конкурировать с развитыми странами; в то же время внутренний рынок остается узким в силу низкой (и снижающейся) покупательной способности масс. Капиталистическая система попадает в своего рода “заколдованный круг: для ее процветания необходимо богатое население, а каждый шаг ее развития сопровождается обеднением последнего”. Это “буксование” капитализма в России народнические мыслители считали не случайным явлением, а закономерностью, характерной для всех стран с поздним развитием капитализма и находящихся на периферии развитых капиталистических держав. “Чем позднее начнет какая-либо страна развиваться в промышленном отношении, — писал Воронцов, — тем труднее завершить ей это развитие капиталистическим путем”. Для молодых стран необходимо найти иной путь развития, поскольку под угрозу ставится не только их экономика, но и вообще существование как нации. 
В качестве “иного, не капиталистического пути” Воронцов предлагал “преобразование нашего капиталистического производства в государственное и артельное”. Он имел в виду, конечно, не самодержавное, а социалистическое государство, которое возникнет в результате народнической революции. 

Такое государство  будет регулировать экономическое  развитие в интересах “народного производства”, т.е. массы крестьян и ремесленников. Оно будет способствовать объединению их в трудовые коллективы (“артели”), на базе которых возможно и создание крупных предприятий с применением современных технических достижений. Народники при этом специально подчеркивали, что отставшая страна имеет здесь даже “преимущество” и может сразу заимствовать технический опыт более развитых стран.

По справедливому  мнению польского историка А.Валицкого, труды Воронцова, Даниельсона и  др. явились “первой идеологической рефлексией относительно специфических  черт экономического и социального  развития отсталых аграрных стран, “поздно” вовлеченных в процесс модернизации в условиях сосуществования с высокоиндустриальными нациями”. Их взгляды были значительно более конкретными, чем у родоначальников “русского социализма”, поскольку они исходили из реальных противоречий национального капитализма в пореформенный период — того, что они называли “ужасами первоначального накопления”. 
Наконец, народничество выдвинуло ряд программных и тактических установок революционного действия. Некоторые из них были общими для всех народнических направлений. Во-первых, программное требование “земли и воли” — “черного передела” помещичьих земель в пользу крестьян и введение конституционного строя. Во-вторых, идея последующего социалистического переустройства общества на базе национальных форм коллективизма (община, артель). В-третьих, задача создания нелегальной, сплоченной политической организации, партии. Но как должна действовать эта организация, какова должна быть тактика оппозиционного движения — в этом различные народнические фракции расходились. 
Группа П. Л. Лаврова, издававшая за границей журнал “Вперед”, отстаивала путь пропаганды. Он предполагал работу активистов среди крестьянских масс и постепенное вовлечение их в революционную борьбу. Другая фракция связана с именем Михаила Бакунина, одного из основателей международного анархизма. Бакунисты проповедовали “путь боевой, бунтовской”, то-есть организацию массовых выступлений протеста крестьянства и городских низов. Народ, утверждал Бакунин, находится в таком отчаянном положении, что “ничего не стоит поднять любую деревню”.

Наконец, третье направление, “якобинское” или “бланкистское” (П. Н. Ткачев), возлагало основную надежду  на переворот, который должен быть произведен силами “меньшинства”, организации  революционеров. Она создаст социалистическое государство, которое необходимо не только для подавления сопротивления эксплуататорских классов, но и для “подталкивания” самого народа к социалистическим порядкам. Все эти идеи и тактические установки так или иначе опробывались на практике, в народническом движении, хотя последнее во многом действовало самостоятельно, независимо от идей теоретиков.

Движение народничества. Оно началось в 60-х годах, когда  стали возникать небольшие кружки и тайные организации, где собирались радикально настроенные студенты, журналисты, писатели. Наиболее крупным среди них было тайное общество “Земля и воля”. Его участники надеялись на стихийные выступления деревни, которая, по их расчетам, должна была отвергнуть несправедливую крестьянскую реформу. Народники даже выпустили по этому поводу несколько революционных прокламаций и пытались распространить их. Однако, никаких серьезных массовых крестьянских протестов не произошло.

Какое-то время  молодые радикалы ищут легальные  пути деятельности — устраивают бесплатные школы для бедняков, общества взаимопомощи, различного рода коммуны и трудовые ассоциации, которые рассматриваются ими как начальные формы будущего социализма, в России. Все это, естественно, кончалось ничем.

Тогда наиболее решительные из ранних народников переходят  к террористическим методам борьбы. Член нелегального кружка Дмитрий Караказов в 1866г. совершает покушение на императора Александра П. Позднее недоучившийся студент Сергей Нечаев создаст революционное общество “Народная расправа”, но это предприятие было обезврежено полицией в самом зародыше.

Постепенно  тайные народнические кружки склоняются к тому, чтобы развернуть активную агитацию в среде крестьянства. Это  стремление в конце концов привело  к знаменитому “хождению в народ”. Весной 1874 г. масса народнической молодежи (порядка 3 — 4 тысяч человек) двинулась в деревню. Шли под видом фельдшеров, торговцев, ремесленников, переодетых крестьян, якобы отправившихся на заработки и пр. Пропагандисты проходили определенную подготовку — осваивали плотницкое или сапожное ремесло, учились делать прививки, закупали различный товар для продажи. Для пропаганды выбирались такие губернии, где когда-то происходили крестьянские бунты (Дон, Поволжье, Урал). Особое внимание обращалось на староверов и другие религиозные секты, которых народники считали наиболее оппозиционно настроенными. Им, а также всем, кто попадался под руку, молодые народники со страстью проповедовали идеи социализма и крестьянской революции. Они настолько были уверены в успехе, что некоторые “шли уже выбирать позиции для будущей артиллерии” в ожидаемом крестьянском восстании.

Однако, результаты этой акции оказались разочаровывающими. Прежде всего, к народнической пропаганде оказались глухи сами крестьяне. Социалистических идей они не понимали. Землю помещиков они, конечно, получить были не прочь, но вовсе не склонны были ради этого подыматься на вооруженную борьбу. Как обнаружили народники, большинство крестьян продолжали надеяться на то, что землю своих господ они получат из рук монархии. Призывы восстать против “царя-батюшки” были для них просто неприемлемы. Такие подстрекательства стали вызывать у них подозрения, тем более что крестьяне быстро разобрались в народническом карнавале и разглядели в агитаторах “образованных”, представителей сословия “господ”. Некоторых они попросту связывали и доставляли местному старосте, на других доносили. Так, по горестному признанию самих народников, обнаружилась “разделяющая стена между нашим братом и народом”.

Помимо этого  “хождение в народ” было быстро замечено полицией. На народников обрушились преследования, арестовано более полутора тысяч человек. Наказания часто оказывались чрезмерно суровыми, не соответствовавшими степени вины. Заключенные годами содержались под стражей во время предварительного следствия, ссылались на каторгу на длительные сроки. Репрессии только озлобили народническую молодежь.

Лидерам народнического подполья основная причина их неудач виделась в противодействии со стороны  полиции, а также в том, что  революционная пропаганда велась несистематически, не пускала прочных корней в крестьянской “глубинке”. Поэтому решено было перейти к постоянным поселениям революционеров в деревне и создать глубоко законспирированную централизованную нелегальную организацию, которая могла бы координировать действия народников. В 1876г. такая организация появляется под названием “Земля и воля”. Землевольцы сконцентрировали свои силы в нескольких губерниях (Украина, Поволжье) и попытались по рецептам Бакунина спровоцировать крестьянские бунты. Из этого также ничего не вышло. 
Между тем полицейские репрессии продолжались. И тогда из рядов землевольцев выделилась группа “политиков”. Они считали, что прежде чем совершать “социальную” (т.е. социалистическую) революцию, необходимо свергнуть существующий режим. Основным методом действия стал индивидуальный террор, который должен был не только сковать сопротивление властей, но и стимулировать массовые выступления снизу. 
Так возникла “Народная воля”, в центре которой был знаменитый “Исполнительный комитет” (А. Д. Михайлов, А. И. Желябов, Н. А. Морозов, С. Л. Перовская, В. Ф. Фигнер и др.). Она стала, безусловно, самой крупной нелегальной народнической организацией в России. Общее число народовольцев и сочувствующих им лиц доходило до 4 — 5 тысяч человек. В 70 городах России “Народная воля” развернула сеть из 300 студенческих, гимназических, рабочих и офицерских кружков. Но этот контингент все равно был слишком мал, чтобы всерьез атаковать режим. 
Поэтому все усилия народовольцы направили на террор. Свои действия они оправдывали особыми условиями политического деспотизма в России. Например, Исполнительный комитет “Народной воли” осудил покушение анархиста Ш. Гито на президента США Д. Гарфильда, поскольку в этой стране существовали все возможности для “честной идейной борьбы” и потому не было нужды в политических убийствах.

Начав с покушений  на представителей чиновничьего и полицейского аппарата, которым они мстили за преследования своих товарищей, народовольцы затем сосредоточились исключительно на фигуре царя Александра II. Через полтора года изматывающей борьбы горстки революционеров с громадным полицейским аппаратом империи царь был убит. Но и силы заговорщиков подошли к концу. Большинство их было арестовано, упало их влияние в обществе, в организацию проникли провокаторы, немало революционеров пережили моральный надлом. Все последующие попытки возродить деятельность “Народной воли” потерпели неудачу. Лишь через четверть века традиции “Народной воли” нашли продолжение в деятельности партии социалистов-революционеров.