Печорин - тип «лишнего человека»

Все, что происходит с главным  героем в романе, доказывает существование  жизненного рока, и то, что в жизни  происходит множество, казалось бы, незначительных событий, которые впоследствии играю  огромную роль в нашей судьбе. Благодаря  каждому событию в жизни Печорина, в нем сформировалось определенное понятие о жизни. Лермонтов полностью  раскрывает нам характер Печорина, и называет социально-политические условия, которые формируют «героя времени». Роман «Герой нашего времени» опередил психологические произведения Достоевского, а Печорин наполнил список «лишних людей», описываемых  в русской литературе. У меня противоречивое отношение к Печорину: я считаю его эгоистической натурой и  в то же время он благородный человек. Но вот автором романа Лермонтовым  я восхищаюсь, ведь он так мастерски  смог сделать психологический портрет  такого непростого человека.

    Самые близкие у Печорина  люди это только доктор Вернер  и Вера. С доктором Вернером  он делит чувство одиночества.  Также их объединяет душевная  неустроенность, а также похожий  склад ума. 

    Про Веру можно сказать,  что это «единственная женщина  в мире». Он любит ее самозабвенно  и бескорыстно. Однако и в  этих отношениях появляются проблемы, которые ему тяжело решить. Но  Печорин не бессердечный эгоист. Он способен на глубокие чувства.  Об этом говорит его отношение  к Вере. Получив ее последнее  письмо, Печорин, "как безумный, выскочил  на крыльцо, прыгнул на своего  Черкеса... и пустился во весь  дух, по дороге в Пятигорск... Одну минуту, еще одну минуту  видеть ее, проститься, пожать ее  руку... При возможности потерять  ее навеки, - пишет он, - Вера стала  для меня дороже всего на  свете - дороже жизни, чести,  счастья!" Оставшись без коня  в степи, "он упал на мокрую  траву и, как ребенок, заплакал". Эта противоречивость не дает  возможности Печорину жить полной  жизнью. С горьким чувством он  расценивает себя как "нравственного  калеку", у которого "высохла,  испарилась, умерла" лучшая половина  души.

    У Печорина постоянно  сражаются пламенная страсть  и холодное равнодушие.

     Чтобы ярче показать  благородные чувства и стремления  Чацкого, Грибоедов в свое время  поставил рядом с ним подхалима  Молчалина. Лермонтов же страдающему  Печорину противопоставил Грушницкого,  который заботится только о  том, чтобы "сделаться героем  романа", старается "производить  эффект".

     Печорин одинок среди  таких людей как Грушницкий, которые  в молодости разыгрывают разочарованных, а под старость "делаются либо  мирными помещиками, либо пьяницами,  иногда - тем и другим". Накануне  дуэли, вспоминая всю свою прожитую  жизнь, Печорин задумался над  вопросом: зачем он жил, для  какой цели родился? Печорин  не нашел этого своего "высокого  назначения", не нашел деятельности, достойной его "необъятных сил". Он тратит богатые силы свои на действия, его недостойные: разрушает жизнь "честных контрабандистов", похищает Бэлу, добивается любви Мери, отказывается от нее, убивает на дуэли Грушницкого. Всем, с кем он соприкасается, он приносит горе или даже гибель: погибли Бэла и Грушницкий, несчастны Вера и Мери, до глубины души огорчен Максим Максимыч: сухая встреча его с Печориным заставила бедного старика страдать и усомниться в возможности искренних, дружеских отношений между людьми. Вот оно, самое страшное противоречие: "необъятные силы души" и мелкие, недостойные Печорина поступки; он стремится "любить весь мир" и приносит людям одно лишь зло и несчастье; наличие благородных, высоких стремлений и мелкие чувства, владеющие душой; жажда полноты жизни и полная безнадежность, сознание своей обреченности. Кто же виноват в том, что Печорин превратился в "умную ненужность", в лишнего человека? На этот вопрос отвечает сам Печорин: "Во мне душа испорчена светом", то есть тем светским обществом, в котором он жил и уйти от которого не смог. "Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом, лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли". Но дело здесь не только в дворянском обществе. В 20-е годы из этого общества вышли декабристы. Дело в том, что Печорин - человек 30-х годов, типичный представитель своего времени. Время это поставило его перед выбором: "или решительное бездействие, или пустая деятельность". В нем кипит энергия, ему хочется активного действия, он понимает, что у него могло быть "предназначение высокое". Но в том и трагедия Печорина, что он так и не нашел главной, достойной его цели в жизни, так как приложить свои силы к общественно - полезному делу в его время было невозможно.

    Таким образом, крайняя эгоистичность Печорина показывает его бесполезность во всех отношениях. Сосредоточившись на собственных проблемах и стремлениях, герой никому не делает добра и не приносит счастья, можно сделать вывод, что он замкнулся в себе.

    Даже он сам признается, что «сделался нравственным калекой».

                               «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ»

                                       В РУССКОЙ КРИТИКЕ

Белинский Виссарион Григорьевич.

 «Герой нашего времени» относится  к числу книг, которые, пройдя  через столетия, сохраняют свою  притягательную силу и продолжают  волновать умы и сердца многих  поколений.  Сразу же после  опубликования в мартовском номере  «Отечественных записок» в 1839 г. повести «Бэла» Белинский  на страницах журнала «Московский  наблюдатель» отметил, что «проза  Лермонтова достойна его высокого  поэтического дарования». Он обратил  внимание на простоту и безыскусственность  рассказа, на его сжатость и  многозначительность. Белинский  увидел в повести противоядие  модной в те годы романтической  литературе о Кавказе и прежде  всего повестям Марлинского. Он  пишет, что в отличие от последних  «такие рассказы знакомят с  предметом, а не клевещут на  него». 

Белинский рассматривал «Героя нашего времени» как замкнутое художественное целое: «Тут нет ни страницы, ни слова, ни черты, которые были бы наброшены  случайно; тут всё выходит из одной  главной идеи и всё в нее  возвращается» (IV, 146). В основе романа, по мнению критика, лежит идея, развитая в главном действующем лице —  Печорине.

Здесь Белинским впервые было высказано  суждение, ставшее впоследствии общепринятым, о постепенном раскрытии от повести  к повести характера главного героя.

Анализируя образ Печорина, Белинский  еще находился в плену ошибочных  идей «примирения с действительностью». Он считал, что жизненные противоречия есть лишь необходимый момент в развитии абсолютной идеи, что диссонанс разрешится стройной гармонией (IV, 238—239). Состояние  Печорина Белинский рассматривал как  временную болезнь, отражающую «переходное  состояние духа». Однако, несмотря на эту позицию, Белинский именно своей  характеристикой Печорина сразу  же наметил прогрессивную линию  в оценке романа. Еще до того, как  реакционная критика объявила образ  Печорина клеветой на русскую жизнь, Белинский выступил со страстной  защитой Печорина, доказывая, что  это образ жизненный, глубоко  связанный с действительностью.

«Искусство поэта, — писал Белинский, — должно состоять в том, чтобы  развить на деле задачу: как данный природою характер должен образоваться при обстоятельствах, в которые  поставит его судьба» (IV, 205). Подчеркивая  благородство, глубину и мощь духа Печорина и объясняя его поступки, находящиеся в резком противоречии с его натурой, обстоятельствами, в которые поставлен герой, Белинский  возлагал ответственность за это  не на самого Печорина, а на время, в  которое он живет. Анализ образа Печорина приводил Белинского к главному выводу: «„Герой нашего времени“ — это  грустная дума о нашем времени...» (IV, 266).

Статья Белинского открывает серию  выступлений русской критики  о «лишних людях»; в ней дано сопоставление образов Онегина  и Печорина, отражающих соответствующие  периоды в развитии русского общества. Характеристика Онегина дает возможность  Белинскому убедительно обосновать главную мысль статьи — о типичности Печорина.

Оценка образа Печорина в перспективе  развития русского общества и роста  передовой общественной мысли дана Белинским в связи с разбором романа А. И. Герцена «Кто виноват?».

По мнению Белинского, «...в последней  части романа Бельтов вдруг является перед нами какою-то высшею, гениальною натурою, для деятельности которой  действительность не предоставляет  достойного поприща¹³... это уже не Бельтов, а что-то вроде Печорина... Сходство с Печориным для него крайне невыгодно» (X, 321—322).

Это замечание Белинского в обзоре русской литературы за 1847 г. предвосхищало  высказывания революционно-демократической  критики 50—60-х годов, сопоставлявшей образ Печорина со всей галереей «лишних  людей» в русской литературе.

Герцен Александр Иванович.

Герцен сосредоточивает внимание на прогрессивной исторической роли «лишних людей»: «...Онегины и Печорины были совершенно истинны, выражали действительную скорбь и разорванность тогдашней  русской жизни... Наши литературные фланкеры¹⁴ последнего набора шпыняют теперь над этими слабыми мечтателями, сломавшимися без боя, над этими праздными людьми, не умевшими найти себя в той среде, в которой жили. Жаль, что они не договаривают, — я сам думаю, если б Онегин и Печорин могли, как многие, приладиться к николаевской эпохе, Онегин был бы Виктор Никитич Панин, а Печорин не пропал бы по пути в Персию, а сам управлял бы, как Клейнмихель, путями сообщения и мешал бы строить железные дороги. Но время Онегиных и Печориных прошло. Теперь в России нет лишних людей, теперь, напротив, к этим огромным запашкам рук недостает. Кто теперь не найдет дела, тому пенять не на кого, тот в самом деле пустой человек, свищ или лентяй. И оттого очень естественно, Онегины и Печорины делаются Обломовыми.

Общественное мнение, баловавшее Онегиных и Печориных потому, что чуяло  в них свои страдания, отвернется от Обломовых»¹⁵.

В статье «Лишние люди и желчевики» («Колокол», 1860, № 83, 15 октября) Герцен решительно отделяет «лишних людей» николаевского  времени, которых он признает за «действительных» от современных лишних людей, «между которыми сама природа воздвигла обломовский хребет»: «лишние люди были тогда столь же необходимы, как необходимо теперь, чтоб их не было», — заключал Герцен¹⁶.

Различие взглядов Герцена, с одной  стороны, и Чернышевского и Добролюбова  — с другой, заключалось не в  исторической оценке роли Печорина и  других лишних людей (здесь в основном их взгляды были едины), а в правомерности  сопоставления Онегина и Печорина с дворянскими либералами 50-х  годов.

В отличие от Белинского, а затем  Чернышевского и Добролюбова, Герцен понимал Печорина несколько односторонне. В статье «Еще раз Базаров» (1868 г.) он писал: «Лермонтов летами был товарищ  Белинского, он был вместе с нами в университете, а умер в безвыходной  безнадежности печоринского направления, против которого восставали уже и славянофилы¹⁷ и мы»¹⁸.

Эти слова о «печоринском направлении» связаны с противоречивым отношением Герцена к Лермонтову. В работе «О развитии революционных идей в  России» наряду с замечательным  и исторически точным портретом  Лермонтова («он полностью принадлежит  к нашему поколению...») содержатся строки, перекликающиеся с приведенными выше: «Лермонтов... так свыкся с отчаяньем  и враждебностью, что не только не искал выхода, но и не видел возможности борьбы или соглашения»¹⁹.

Григорьев Аполлон Александрович.

Статья А. Григорьева состоит из двух писем. В письме первом критик утверждает, что в «Печорине, несмотря на его впечатлительность, еще есть suffisance²⁰ собственного Я, поклоняющегося только себе, не страдавшего болезненно тем благородным, благодатным страданием, которое, само в себе находя пищу, неумолимо выживает мелкий, ограниченный эгоизм, чтобы создать эгоизм сознательный, проникнутый чувством целого и уважением к себе и другим, как частям великого целого»²¹. По мнению критика, этот ограниченно эгоистический идеал был преодолен в творчестве Лермонтова, «который... был столько же выше своего Печорина, сколько Гёте был выше своего Вертера»²².

В обзоре «Русская литература в 1851 г.» («Москвитянин», 1852, № 2, 3) А. Григорьев  утверждал, что Печорин развился «под влиянием обстоятельств, чуждых русскому быту», что он «в особе Тамарина потерял  свою грандиозность, а самое отрицательное  лермонтовское направление окончательно истощило себя в романе „Кто виноват?“»²³.

Чернышевский Николай  Гаврилович.

В замечательной по точности и краткости  формулировке Чернышевский определил  основной смысл «Героя нашего времени»: «Лермонтов — мыслитель глубокий для своего времени, мыслитель серьезный  — понимает и представляет своего Печорина, как пример того, какими становятся лучшие, сильнейшие, благороднейшие люди под влиянием общественной обстановки их круга» (II, 211).

Дудышкин Степан Семенович  и Галахов Алексей Дмитриевич.

Так, например, для С. С. Дудышкина  образы «лишних людей», и прежде всего Печорин, были глубоко чужды. Либеральный критик называл их «искателями  сильных ощущений», лживыми, самонадеянными, громкими фразами, закрывающими себя от всякой деятельности²⁴. Главный недостаток Печорина и других «лишних людей», по его мнению, в том, что они «не гармонировали с обстановкою». Дудышкин призывал писателей к изображению людей, примирившихся с действительностью. Это и дало повод Герцену иронически сказать о Печорине, ставшем Клейнмихелем.

Ненависть Дудышкина к Печорину была настолько сильна, что он посвятил разбору этого образа значительную часть вступительной статьи к  «Сочинениям Лермонтова», в которой  полностью раскрыл политические мотивы своей неприязни. «В Печорине больше характера Байрона, нежели русского офицера», «Печорин теперь принадлежит  к самым слабым созданиям Лермонтова». По мнению Дудышкина, успех Печорина объясняется тем, что он попал  в тон в период «полнейшего  отрицания жизни» в литературе 40-х  годов. А это отрицание для Дудышкина неприемлемо²⁵.

Как уже отмечалось, в одном лагере с либералом Дудышкиным оказался теоретик чистого искусства А. В. Дружинин, иронически писавший в «Библиотеке  для чтения» (1857 г.) о Печорине, как  об «озлобленном» герое, сведенном  с пьедестала. В том же году на страницах «Русской беседы» славянофильский  критик К. С. Аксаков, повторяя в своем  «Обозрении современной литературы»  некоторые мысли Шевырева, назвал Лермонтова «последним русским поэтом подражательной эпохи» и усмотрел направленность творчества поэта «в странном самодурстве, в самодовольстве сухого, холодного эгоизма, в котором окончательно выступило наружу всё сокровенное зло прежнего отвлеченного направления»²⁶. Считая направление лермонтовской прозы ложным, К. С. Аксаков писал: «Юмористический рассказ, комедия, — вот, где настоящее место для Печориных, для светских страстей и страданий»²⁷. Эту мысль о юморе, о гоголевском начале, которое должно противостоять лермонтовскому отрицанию, высказывал ранее А. Григорьев на страницах «Москвитянина».

По своим выводам к высказанным  выше оценкам «Героя нашего времени» примыкал и А. Д. Галахов, выступивший  в 1858 г. в «Русском вестнике» с  обширной статьей о Лермонтове. «С нравственной точки зрения, — писал  Галахов, — действия героев Лермонтова не могут быть оправданы: они безнравственны в гражданском и в общечеловеческом отношении»²⁸.