Гляжу ли, прикасаюсь
ли – восторг
Меня охватывает!
Здесь впервой
Неодолимую
познал я страсть
И содроганье
странное…
И всё же
любовь, считает поэт, «гнездится»
в разуме. До тех пор, пока
чувственные желания контролируются
и регулируются рассудком, они
естественны и законны, но они
превращаются в злую, иррациональную
силу, как только подчиняют его
себе. «…Берегись, - предостерегает
Рафаил Адама, выслушав его
исповедь, - чтоб не затмила страсть
рассудка твоего». Как и подобает
небожителю, Рафаил делает акцент
не на чувственном, а на духовном
аспекте любви и – что особенно
важно – учит Адама превыше
всего ценить в Еве не её
внешнюю красоту, но высокие
свойства её души:
Всё то, что
в обществе твоей жены
Возвышенным
находишь: нежность, ум
И человечность
– полюби навек.
Любя, ты благ,
но в страсти нет любви
Возвышенной,
что изощряет мысль
И ширит
сердце…
Следует заметить,
что, по идее автора, любовь
Адама и Евы остается подлинно
гармоничной и высоко духовной
лишь до тех пор, пока герои
сохраняют верность воле божьей.
Мильтон хочет показать, что после грехопадения
«гармония супружеской четы» разрушается:
похоть порабощает их разум, «ураган страстей,
страх, недоверье, ненависть, раздор и
гнев» подавляют их души – «ещё недавно
тишины приют и мира». Часы текут «в попреках
обоюдных» и «тщетных спорах». Эпизод
размолвки, происходящей между Адамом
и Евой, призван передать, по его замыслу,
процесс духовного разобщения героев,
нарушивших запрет божий. Однако трагическая
ситуация, в которой оказались Адам и Ева,
придаёт их отношениям новую, более высокую
степень одухотворенности. Адам, узнав
о «гибели» Евы, решительно переступает
черту, отделяющую его от любимой, хотя
и сознает, что своим поступком ставит
«человеческое» выше «божеского»; не менее
самоотверженно Ева после грехопадения
Адама предлагает целиком принять на себя
грозящую им двоим кару. Герои подлинно
велики в ту минуту, когда в преддверии
трагических перемен, их ожидающих, в гордом
одиночестве противостоят всем силам
Неба и Ада. В конечном счете, превращение
первых людей из идиллических персонажей
в героев с истинно драматической судьбой,
их духовная общность, сила и красота связывающего
их чувства проявляются во всей полноте
и гуманистической значимости.
Адам и Ева
в роли безгрешных обитателей
Эдема напоминают героев идиллий
и пасторалей. Им неведомы противоречия,
вражда, муки ревности, душевные
терзания и потрясения; они не
знают бремени непосильного труда
и смерти. Жизнь первых людей
в земном раю безыскусна, изобильна
и прекрасна. Щедрая природа
в избытке одаряет их всем
необходимым.
Светлому настроению
героев, гармонии их отношений
соответствует праздничный, ликующий
вид вечно юной, безмятежно-ласковой
природы Эдема. Всё в раю
создано для того, чтобы способствовать
блаженству первых людей. Звонкое
журчание ручьев, нежный лепет
листвы, неумолчное пение птиц
услаждает слух Адама и Евы;
залитые солнцем лужайки, тенистые
кущи, трепетные рои звёзд на
ночном небосклоне пленяют и
радуют их взор; деревья услужливо
склоняют к ним ветви, усыпанные
сочными золотистыми плодами.
Здесь всегда «с Весною заодно
в обнимку» пляшет Осень. В
чащах Эдема резвятся ласковые,
мирные звери. Лани, тигры, медведи,
барсы, слоны тешат юных влюбленных
своими играми. Воплощая идеальную
гармонию, царь зверей, лев, нянчит
в когтях козленка.
Образ христианского
земного рая, запечатлевший одну
из древнейших иллюзий человечества,
имеет немало общих черт и
с блаженными островами – обителью
славных героев – из легенды
о «золотом веке», и с прекрасными
садами Гесперид, и со многими
другими сказочными уголками
такого рода, созданными воображением
древних. И в знаменитых садах
классической мифологии, и в
христианском Эдеме вечно царит
весна, ярко светит солнце, веет
напитанный бальзамом нежный
западный ветерок, звонко поют
птицы, пышно цветут цветы,
деревья плодоносят только золотыми
плодами. В этих райских уголках
нет ни ядовитых растений, ни роз с шипами,
ни диких зверей. Ничто не нарушает гармонию
бытия: человек органически слит с природой,
он – её часть, её венец и живёт её дарами.
Ему не нужно обрабатывать сад в поте лица
своего, его труд в раю сладок, приятен
и носит чисто условный, ритуальный характер.
Земной рай
в изображении Мильтона обладает
многими из тех идиллических
красот и достоинств, которые
приписывались обычно счастливым
садам древности и христианскому
Эдему. У природы Мильтонова
рая есть, однако, и некоторые
существенные особенности; прежде
всего – удивительная предрасположенность
к буйному своеволию и расточительности:
поэт говорит о ручьях, которые бегут,
извиваясь и блуждая, в тени нависших ветвей,
о дебрях, где всегда лежит непроницаемая
тень, о буйно разросшейся растительности,
об увядших цветах, устлавших тропинки,
о щедрых дарах Эдема, что «падают, созрев,
Без всякой пользы» и т.п.
По словам
автора, «обширный Райский Сад»
значительно превышает силы и
возможности молодой четы. Сами герои
сетуют на «недостаток рук», не позволяющий
им смирить бушующую стихию ветвей, цветов
и трав: всё то, что они «подрезают, подпирают,
подвязывают» в течение дня, «за ночь или
две Роскошно разрастается, стремясь,
Как бы в насмешку, снова одичать».
Поэт хочет, без сомнения, подчеркнуть,
что труд занимает важное место в жизни
его идеальных героев, составляет одну
из целей их бытия. Уход за садом – необременительная,
но ежедневная обязанность Адама и Евы,
«приятный долг», исполнению которого
они радостно предаются. По словам Адама,
дабы отвечать своей сущности,
… Должен
Человек,
Духовно иль
телесно, - каждый день
Трудиться…
Первые люди
Мильтона – не только искусные
и трудолюбивые садовники; они
– часть сада, его лучшее украшение.
Можно предположить, что их внутренний
мир требует, по мысли поэта,
такого же неустанного ухода,
в каком нуждается богатая
природа Эдема. Иными словами,
во имя сохранения чистоты
и гармонии своего духовного
мира, т.е. «рая внутреннего», Адаму
и Еве надлежит холить и
пестовать его подобно тому, как
они холят и пестуют рай
внешний. По-видимому, не случайно
во фрагменте поэмы, предваряющем
сцену искушения Евы, автор
упоминает «всё увеличивающиеся
труды» молодой четы в райском
саду. Не исключено, что поэт
хочет придать этим строкам
символическое звучание: «сад», который
каждый из героев носит в себе, «разросся»
к этому времени не менее пышно, чем сад
Эдема, и труды по его «возделыванию» всё
возрастают.
По убеждению
Мильтона, Человек сотворен невинным
и безупречным; однако его врожденная
безупречность имеет относительный,
а не абсолютный характер: она
служит лишь начальной ступенью
на пути к более высоким
формам совершенства. Стремление
стать «чище, утончённей и духовней»,
от природы присуще Человеку, способно
со временем привести его к тому, что его
плоть обратился в дух, а сам он уподобится
ангелам.
Адам уже в
первый день пребывания в Эдеме
бесконечно расширяет свои представления
о Боге, о Природе и о себе
и обнаруживает способности столь
необычайные, что удостаивается
похвалы самого Творца. Духовный
мир Евы также не остаётся
неизменным: по её собственным
словам, начав с ошибок и заблуждений,
она приходит постепенно к
пониманию подлинной шкалы человеческих
ценностей.
Духовному
и нравственному воспитанию героев
призваны способствовать, как мне
кажется, повесть архангела Рафаила
о великой битве сил Неба
и Ада, а также его рассуждения
о смысле любви, об устройстве
Вселенной, о сущности «запретного
знания». Адам и Ева должны
на опыте других постичь природу
Зла и силу божьего гнева,
отчетливей представить себе
грозящую им опасность, глубже
осознать ответственность, которую
они несут за судьбы полученного
ими в дар юного и прекрасного
мира. Возделывая райский сад,
общаясь друг с другом, с Богом
и с ангелами, Адам и Ева
становятся день ото дня существами
более разносторонними, а вместе
с тем более полноценными и
совершенными, нежели они были
в день своего появления на
свет.
Задавшись целью
показать, что земной рай открывал
перед своими обитателями возможность
безграничного совершенствования,
Мильтон настаивал одновременно
на том, что их жизнь в
блаженном саду была безмятежна
и гармонична и не допускала
каких бы то ни было коллизий и противоречий.
Вместе с тем, придавая Адаму и Еве облик
реальных живых людей, подчеркивая их
человечность, подвижность владеющих
ими чувств, поэт позволяет нам увидеть
и противоречивость окружающего их райского
мира: Эдемский сад разрастается так быстро,
что люди не успевают ухаживать за ним;
в вечно зелёном саду идет процесс умирания
(увядшие цветы устилают тропы). Таким
образом, можно сказать, что даже в изображение
райской жизни, вопреки установившейся
религиозной традиции, Мильтон вносит
черты реальной действительности и нарушает
в какой-то мере выдвинутую им самим концепцию
светлой, лишенной противоречий гармонии.
Особое значение
в поэме имеет концепция грехопадения.
С одной стороны, грехопадение
в Раю как бы предусмотрено
самим богом, и человек заведомо
обречен пасть; с другой стороны,
бог предоставил человеку свободу
воли и, следовательно, человек
сам несёт ответственность за
своё падение.
Желая обосновать
грехопадение и совместить это
обоснование с христианским учением
о всеблагом, премудром и всесильном
боге, Мильтон пытается рационально,
психологически объяснить отказ
первых людей от состояния
невинности. Он показывает, что в
самом их характере таились
те слабости, которые в конечном счете
оказались для них роковыми: автор рассказывает
о сне Евы, предвещающем её падение; он
изображает её врожденную склонность
к заблуждениям (Ева принимает лесное
озеро за «вторые небеса»), к самолюбованию
(героиня очарована собственным отражением,
даже не подозревая, что восхитившее её
видение – она сама). Вспомним, наконец,
что Ева незадолго до грехопадения вступает
в спор с Адамом, забывая о своём долге
во всём повиноваться его высшей мудрости.
Хотя Адам также не лишен слабостей: отнюдь
не случайно Мильтон заставляет своего
героя исповедоваться архангелу Рафаилу
в своей страсти к Еве – в страсти, которая
грозит заглушить в нем голос благоразумия.
До грехопадения
Адаму и Еве неведомы страдания,
боль, ревность, бремя труда и
смерти. Но их блаженство зиждется
на покорности воли божьей, предполагает
отказ от соблазнов познания
и неразрывно связано с ограниченностью
райской идиллии.
Перед изгнанием
первых людей из Рая архангел
Михаил по повелению Бога показывает
Адаму будущее человечества. Перед
потрясенным героем разворачиваются
картины человеческой истории
– нужды, бедствий, войн, катастроф.
Однако, как поясняет Адаму Михаил,
искупительная жертва Христа
откроет людям путь к спасению,
путь к духовному совершенству.
Человек способен в конце концов стать
даже лучше, чем был до грехопадения.
Поэт глубоко
верит в наступление счастливого
времени, когда человечество, пройдя
через бедствия, катастрофы, муки
и страдания, в полной мере
познав добро и зло, отвергнет
познанное зло во имя добра,
достигнет высшей ступени своего
развития, ступени, несравненно более
высокой, нежели та, с которой
началось движение. Вся Земля
станет Раем, обителью более счастливой,
чем Эдем.
Современному
читателю не просто найти путь
к Мильтону и воспринять его
поэтическое наследие. Нас разделяют
время, различие культур,
иные
художественные понятия
и вкусы. Но тот, кто даст себе
труд вчитаться в
первые десятки или
сотни строк его поэмы, окажется
охваченным стихией могучего поэтического
дара и всеобъемлющей мысли Мильтона.
При вдумчивом отношении к его
поэзии обнаруживается, что
за чуждой, казалось бы, оболочкой,
скрываются раздумья о жизни,
важные и для человека нашего
времени.
.
Список литературы
1. Аверинцев С. Ад// Мифологический
словарь (Аншба А., Мелетинский Е.). -
М.: Сов. энциклопедия, 1990.
2. Андреев М. Время и вечность
в "Божественной комедии"// Дантовские
чтения. - М., 1979.
3. Бахтин М. Эстетика словесного
творчества. - М.: Искусство, 1986.; Бахтин
М. Время и пространство в романе// Вопросы
литературы. – 1974. - № 3.
4. Борхес Х.Л. Девять эссе о Данте
(предисл. А.А. Фридмана) // Вопросы философии.
– 1994. - № 1.
5. Голенищев-Кутузов И.Н. "Божественная
комедия"// Данте. Божественная комедия.
- М.: Наука, 1967 (АН СССР. Лит. памятники).
6. Гуревич А.Я. Категории средневековой
культуры. - М.: Искусство, 1984.
7. История зарубежной литературы
XVIII в./ Под ред. Р.М. Самарина, В.П. Неустроева.
- М.: Высшая школа, 1974..
8. Мандельштам О. Разговор о Данте. - М.:
Искусство, 196710. Мокульский И.С. Данте //
История зарубежной литературы. Средние
века и Возрождения / М.П. Алексеев, В.М.
Жирмунский, С.С. Мокульский, А.А. Смирнов.
– 4 изд. – М.: Высшая школа, 1987. - С.157-163.
9. Мильтон Дж. Потерянный рай
(пер. Арк. Штейнберга)/ (БВЛ, серия 1, Т.45).
– М.: «Худ. лит., 1976.
10. Самарин Р.М. Мильтон
в годы Реставрации// История всемирной
литературы: В 9 т. Т.4. – М.: Наука, 1987.