Изображение рая в произведениях Данте и Мильтона

     Затем, что волю силой не задуть,

     Она как  пламя борется упорно,

     Когда б  его сто раз насильно гнуть…

     Эти гордые  слова принадлежат Данте –  «последнему поэту средневековья  и в то же время первому  поэту нового времени», как назвал  его Энгельс. Первым стоит он  в ряду титанов Возрождения.  Первым бросил он вызов насилию, жестокости, мракобесию средневекового мира. Первый поднял знамя гуманизма. И этим шагнул в бессмертие.

     «Божественная  комедия» - величавый итог всего  поэтического пути Данте. Она  вобрала опыт целой жизни, всё  то, что годами крепло в душе  поэта, питало его мысль и  художественный гений.

       «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу»… Так начинается действие «Божественной комедии» - Данте, заблудившийся в лесу, встречает там страшных зверей: льва, волчицу и пантеру. Все это аллегории. Лес – жизнь, а звери – страсти человеческие: лев – властолюбие, волчица – корысть, пантера – страсть к телесным наслаждениям. Кто же выведет героя из леса жизненных заблуждений? Разум и Любовь. Разум является Данте в образе великого древнеримского поэта Вергилия, которого направляет из Рая возлюбленная поэта – Беатриче. Вергилий ведет Данте в Ад, показывая ему, чем грозят человеку пороки и страсти. Затем они отправляются в Чистилище, где Данте освобождается от своих грехов. В Раю он предстает перед своей чистой возлюбленной Беатриче, которая подводит его к трону Бога – олицетворению нравственного совершенства.

    О земном рае как образе изначального назначения человека и человечества Данте думал всю жизнь.

    Земной, или первый, рай – одна из тех особенно  привлекательных страниц с пробелами,  которые так любит заполнять  «народное христианство». Что  стало с этим местом после  того немногого, что рассказано  о нем в начале Книги Бытия?  После того, как Адам и Ева  с плачем покинули Сад сладости, что с ним стало? Сохранился  ли земной рай на земле? Если  да, то где? И можно ли отыскать  его и проникнуть за его  ограду? И каковы свойства этого  запретного для падшего человека  места?

      Перед вступлением в земной рай Данте снится Лия, собирающая цветы и плетущая венки и гирлянды. Это видение подсказывает нам, чего ждать в земном рае: это место для жизни деятельной. Но сам образ Лии, ее цветы, венки, украшение себя цветами, позволяют догадаться, что эта «жизнь деятельная» очень далека от расхожих представлений о ней.  

      В утреннем  пейзаже своего земного рая Данте избегает красот, обычно испещряющих райские картины. Прежде всего, это лес, а не сад. Густой и очень тенистый лес. Атмосфера древнего леса, напоминающего о диком лесе начала поэмы, сдержанна и таинственна; в ней присутствует какая-то неясная печаль и почти тревога. Cходство между двумя чащами усилено тем, что и здесь Данте не может вспомнить, как он вошел в этот лес, и не понимает, куда зашел. Он идет, как во сне. Его, как сомнамбулу, куда-то «несут его медленные шаги». Шаг самого повествования тоже непривычно медлителен для центростремительного ритма поэмы. Светлый полумрак этого земного рая напоминает Элизий, языческий рай, где по смерти пребывают высокие души: античные отзвуки усиливают это впечатление: Данте узнает в том, что видит, нечто давно знакомое и памятное. Наконец, воды ручья в три шага шириной преграждают путь Данте. Они невероятно прозрачны и при этом совершенно темны. Данте еще не знает, что этот ручей – Лета. На другом берегу вдали он видит одинокую женскую фигуру. Данте негодует на ручей за то, что тот не расступится перед ним, как Красное море перед Моисеем. А как легко, «как по твердой земле» перешли они с Вергилием и Гомером похожий ручей в Лимбе, отделяющий семивратную Башню мудрецов!

    Вся красота  этого места, земного рая, собрана  в образе юной женщины, которая  на другом берегу Леты, не поднимая  глаз, собирает желтые и алые  цветы и поет; слов ее песни  Данте не может разобрать из-за  удаленности. Эту легкую фигуру, движущуюся по лугам в фигурах танца и напоминающую ему то античных нимф, то Венеру в тот момент, когда ее ранит стрела Эрота, то Персефону перед тем, как «мать утратит ее, а она – весну», а читателю – фигуру Весны с помпейских фресок и юных женщин из старинной провансальской и итальянской лирики, постоянно сопровождает эпитет: «одинокая», «одна-одинешенька». По всей видимости, она единственная жительница земного рая и его жрица. Совсем одиноким видится и сам Данте в этом эпизоде: где его спутники, Стаций и Вергилий? О них ни слова. Данте, приняв из рук Вергилия власть над собой, сразу же воспользовался ею и оказался совсем один. Он наблюдает такую же одинокую Мательду (пока безымянную) и вступает с ней в разговор через Лету.

     Разговор этот  происходит очаровательным образом:  собеседники идут по двум берегам  реки против ее течения, причем  Данте приноравливается к танцевальным  крохотным шагам Мательды.

     Мательда тем временем объясняет Данте «неземное» устройство земного рая (особенности кругового движения воздуха и проистекания вод из одного источника, который берет силу непосредственно в Божией воле, способность этой земли производить растения без семени и др. и природу двух райских рек: Леты (дающей полное забвение грехов) и Евнои (возрождающей благую память), напоминающих действие «мертвой» и «живой» воды в волшебных сказках. Впоследствии Мательда, как жрица земного рая, совершает над Данте обряды, подобные крещению и причастию: после его исповеди перед Беатриче – драматической вершины всей «Комедии» – она погружает его с головой в Лету. Далее, после таинственной процессии, показывающей Данте грядущее падение и возрождение Церкви, Мательда велит ему испить из Евнои. Испив, Данте меняется:

      Я вернулся от этой пресвятой воды,

      Пересозданный так, как новые растенья,

      Обновленные новой листвой…

    Земной рай  – пространство изначального  благородства (любимое слово Данте  и любимая тема его размышлений)  человеческой и космической природы.

     События в Земном Раю подготовили Данте к путешествию на небо. Теперь он может превратиться из личинки в «ангельскую бабочку». В полдень Беатриче устремляет взгляд на солнце. Для Данте это невозможно, он смотрит на отражение солнца в глазах Беатриче и таким образом возносится вместе с ней на первое небо, попадая в сферу Луны. Этот необычный способ путешествия полон смысла. Взгляд возлюбленной открывает целый мир, но любимая Данте—это Небесная Мудрость, и в мире, где она обитает, царят разум, красота и добро. Главная физическая субстанция этого мира — свет. Созерцание света сообщает энергию движения Данте и Беатриче, из света сформированы души Рая, свет движет круги звезд и планет. Но свет — это еще и метафора знания, полученного через созерцание предмета. Развитие познания происходит в «Рае» не только потому, что на каждом новом уровне Беатриче сообщает Данте то, что он уже способен воспринять, но и благодаря слиянию странника с тем светилом, которого он достигает. Таким образом, каждая ступень восхождения соответствует ступени видения истины.

     Взлетая, Данте и Беатриче пересекают сферу огня, окружающую Землю. В этот момент герой ощущает, что изменяется все его естество, преображение человека, которое предсказывали некоторые отцы церкви. Данте не уверен, был ли он только Душой или чем-то еще,— ему дано было не знание, а только переживание этого явления. Данте удивлен легкостью вознесения, и Беатриче дает ему пояснение:

     ...Всё в мире неизменный

     Связует строй; своим обличьем он

     Подобье бога придает вселенной.

     Для высших тварей в нем отображен

     След вечной Силы, крайней той вершины,

     Которой служит сказанный закон.

     И этот строй объемлет, всеединый,

     Все естества, что по своим судьбам —

     Вблизи или вдали от их причины.

     Они плывут к различным берегам

     Великим морем бытия, стремимы

     Своим позывом, что ведет их сам.

     Это новая глава в философии любви, развиваемой в поэме. Мировая гармония предполагает, что у каждого существа собственный тип стремлений. У высших творений это разум и любовь, у низших – тяготение или инстинкт. Каждая тварь стремится занять свое природное место. Естественная область бытия души – Эмпирей, занебесное непространственное царство. Именно туда и устремляется душа, освобожденная от груза вещества и от сбивающей с пути дурной воли.

     Полет останавливается на небе Луны. Данте, погружаясь в прозрачное твердое тело «первой звезды», которая воспринимает пришельцев, «как вода—луч света», загорается желанием, подобно тому как он увидел изнутри лунное светило,

     Увидеть Сущность, где непостижимо

     Природа наша слита с божеством.

     Там то, во что мы верим, станет зримо,

     Самопонятно без иных мерил;

     Так—первоистина неоспорима.

     Но не только теологические проблемы волнуют Данте в сфере Луны. Беатриче обстоятельно опровергает гипотезу Данте о слоистой структуре Луны, попутно предлагая ему поставить опыт («...ведь он для вас источник всех наук») со свечой и тремя зеркалами, чтобы убедиться в  равномерно распространяющейся силе света. Она объясняет различную интенсивность свечения частей Луны тем, что они получают разные порции света из высших источников. Более детальные комментарии Беатриче носят уже философский характер. Небесные сферы вращаются под воздействием ангельских сил. Эмпирей передает свою силу небу Перводвигателя, где эта сила равномерно распространяется. Перводвигатель передает силу небу звезд, в котором сила распределяется на отдельные точки, а из них распространяется на нижние уровни небесной иерархии:

     И небо, где светил не сосчитать,

     Глубокой мудрости, его кружащей,

     Есть повторенный образ и печать.

     И как душа, под перстью преходящей,

     В разнообразных членах растворясь,

     Их направляет к цели надлежащей,

     Так этот разум, дробно расточась

     По многим звездам, благость изливает,

     Вокруг единства своего кружась.

     На небе Луны появляются фигуры, поначалу принимаемые Данте за отражения, так что он оборачивается, чтобы увидеть оригиналы. Эти бледные тени – пассивные Души, не сдержавшие обета. Поддавшись давлению злой воли, они сошли с верного пути, но сохранили любовь к своим идеалам. На вопрос Данте, не тоскуют ли они по более высокому уделу, звучит ответ: несмотря на то, что царство небесное иерархично и блаженные души тоже распределены по ступеням, всякое место на небе – Рай и блаженство всех душ одинаково. Блаженные души желают то, что они имеют, в противном случае была бы невозможна гармония воли душ и воли бога, а значит, невозможен Рай. Поскольку желания душ суть следствия всего их духовного склада, они получают свое, а не навязанное им высшей волей.

     Беатриче, заметив, что Данте волнуют неразрешенные вопросы, начинает пространные объяснения. Прежде всего она отметает самое опасное из возможных заблуждений: души, которые им встретились, обитают не на звездах, вопреки Платону. Место блаженных – Эмпирей, а здесь они для того, чтобы дать наглядный урок Данте, распределившись по небесным сферам. Платон неправ, утверждая, что душа после смерти возвращается на звезду, с которой она вселилась в свое время в тело, но если он имел в виду влияние звезд на души, то его мнение справедливо. Далее Беатриче разъясняет, почему наказывается пассивность. Волю нельзя сломить силой, она, как пламя свечи, будет упорно выпрямляться, сколько бы мы ее ни гнули. Но воля может, сама того не желая, из страха, слиться с силой, и это уже не должно оставаться без наказания: 

     ...Превысший дар создателя вселенной,

     Его щедроте больше всех сродни

     И для него же самый драгоценный, -

     Свобода воли, коей искони

     Разумные создания причастны,

     Без исключенья все и лишь они.

      Данте просит объяснить, можно ли возместить делами нарушение обета. В ответ на просьбу взгляд Беатриче загорелся такой любовью, что поэт потерял сознание. Этот феномен получает из ее уст разъяснение: на самом деле у Данте резко возросла сила зрения, и он увидел уровень любви, дотоле недоступный его взору. В свою очередь «вечный свет», загоревшийся в его уме, не может не вызвать любовный взгляд Беатриче, поскольку любить можно только этот свет, а влечение к другим предметам лишь «восприятый ложно того же света отраженный след». В дальнейшем время от времени будет происходить преображение Беатриче, и взору Данте придется приспосабливаться к новым уровням небесной красоты. Наконец Данте получает ответ на свой вопрос относительно обета: сам договор нельзя отменить, но можно заменить то, что жертвуется, если новые обязательства станут большим испытанием.

      Второе небо – Меркурий. Здесь Данте встречают танцующие и поющие честолюбивые Духи. Их достоинство в активной реализации идеалов. Главная встреча на небе Меркурия – с императором Юстинианом. Его речь представляет собой целый исторический трактат, в основном посвященный Риму. Юстиниан рассказал, что в царствование Тиберия бог возложил на римскую власть миссию отмщения за грех Адама, что и было осуществлено через распятие Христа. Но затем, в царствование Тита, бог велел отомстить иудеям за отмщение этого греха, и был разрушен Иерусалим. Может ли праведная месть быть правосудно отомщенной? – спрашивает Данте. Беатриче объясняет: Христос, чтобы искупить грехопадение Адама, погубившего вместе с собой всю отпавшую природу, воплотился, слив себя с природой. Казнь Христа, которая распинала грешную природу, была высшей справедливостью, но она же позволила торжествовать иудеям, казнившим бога. Поэтому справедливой была и вторая кара. Но почему богом был избран такой сложный путь искупления? – недоумевает Данте. Создание бога, отвечает Беатриче, если оно сотворено им непосредственно, обладает вечностью, свободой и богоподобием. Таков и человек. Он создан прямым актом божественной благости и в отличие от подверженных разрушению земных стихий, созданных косвенными силами, может быть бессмертным. Но грех, лишив человека одной доли совершенства – свободной воли, отнял у него и все остальное. Лишившись своих совершенств, человек уже не может столь же вознестись, сколь он пал. Ему нужна помощь бога: или милость, или возможность самостоятельно искупить грех. Для бога дело тем милее, чем больше в него вложено блага, поэтому он идет обоими путями. Простое оправдание человечества несравнимо со щедростью божьей самоотдачи. И правосудие невозможно было бы осуществить, если бы не воплотившийся Христос, который стал, так сказать, и объектом и субъектом правосудия. В этой своеобразной диалектике у Данте соединены философия истории, философия личности и философия любви.

     Взлетев на третье небо – небо Венеры, Данте видит, как внутри светила кружатся маленькие звезды. Это души любвеобильных; характер и скорость их полета зависят от степени погруженности в созерцание бога. Души этого неба говорят с Данте о необходимости вдумчиво следовать природе, об очищающей силе любви, о недостойных пастырях, прелюбодействующих в своей корысти, вместо того чтобы хранить супружескую верность церкви. Помянул здесь Данте и Флоренцию, создав выразительный образ: Люцифер, как дурное семя, пророс из преисподней стеблем, который и есть Флоренция. На стебле расцвел проклятый цветок – флорин (на монете была изображена лилия), множимый Флоренцией на горе людям.