Достоевский Ф.М. - публицист

Набокова вперед не уведомляй, а гораздо лучше тогда ему  дать знать, прямо от меня, что и  сделай…

С богом! Да будет воля его!»  ²²

В тот же день граф Орлов  подписал приказ о немедленном аресте тридцати четырех петрашевцев. И 23 апреля 1849 года  Достоевского арестовали. Его архив был отобран и, вероятно, уничтожен в «Третьем отделении собственной его величества канцелярии». А сам он помещен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости – самое страшное место самой грозной политической тюрьмы.

До ареста в 1849 г. Достоевский  написал 10 повестей, кроме разных набросков  и незаконченных вещей. "Роман  в 9 письмах" был напечатан в "Современнике" в 1847 году. Все остальные в "Отечественных  Записках": "Двойник" и "Прохарчин" - 1846 год; "Хозяйка" - 1847 год; "Слабое сердце", "Чужая жена", "Ревнивый муж", "Честный вор", "Елка и свадьба", "Белые ночи" - 1848 год; "Неточка Незванова" - 1849 год. Последняя повесть осталась неоконченной, так как  в ночь на 23 апреля 1849 г. Достоевский был арестован.

Следствие, приговор, каторга.          

8 месяцев Достоевский  провел в Алексеевском равелине  под следствием, во время  которого проявил мужество, скрывая многие факты и, стремясь по возможности смягчить вину товарищей.

На протяжении первых четырех  месяцев, заключенные были абсолютно  лишены каких-либо связей с внешним  миром. Только в июле была разрешена  переписка с родными, получение  книг и журналов, а также письменные занятия. К этому времени Достоевский  «выдумал три повести и два  романа», написан был только один – «Маленький герой» (напечатан  в «Отечественных Записках» 1857 г.)

16 ноября 1849 года военный  суд закончил рассмотрение дела  петрашевцев, и оно поступило  в генерал-аудиториат, или верховную прокуратуру. 19 декабря, на основе полевого уголовного уложения, были приговорены к расстрелу двадцать один подсудимый

Федор Достоевский был  признан следствием «одним из важнейших» среди петрашевцев, виновным в «умысле  на ниспровержение существующих отечественных  законов и государственного порядка». Первоначальный приговор военно-судной комиссии гласил: «... отставного инженер-поручика Достоевского, за недонесение о распространении преступного, о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева, лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием». ²³

22 декабря 1849 Федор Михайлович  вместе с другими ожидал на  Семёновском плацу исполнения  смертного приговора. Но в самый  последний момент, по резолюции  Николая I, казнь была заменена  ему 4-летней каторгой с лишением "всех прав состояния" и  последующей сдачей в солдаты.  Это был поистине переломный  момент в жизни писателя.

«…Брат! – в тот же день пишет он Михаилу. – Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде  жизнь, жизнь в нас самих, а  не во внешнем. Подле меня будут люди, и быть человеком между людьми и остаться им навсегда в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть – вот в чем жизнь,  в чем задача ее. Я сознал это. Эта идея вошла в кровь и плоть мою. Да! Правда! Та голова, которая создавала, жила высшею жизнью искусства, которая сознала и свыклась с высшими потребностями духа, та голова уже срезана с плеч моих. Осталась память и образы, созданные и еще не воплощенные мной. Они изъязвят меня, правда! Но во мне осталось сердце и та же плоть и кровь, которая так же может и любить, и страдать, и жалеть, и помнить, а это все-таки жизнь. Никогда еще таких обильных и здоровых запасов духовной жизни не кипело во мне, как теперь…»²⁴

 
          24 декабря, ровно в полночь,  когда куранты Петропавловской  крепости играли на своих колокольцах «Коль славен», Достоевского заковали в десятифунтовые кандалы, посадили в открытые сани с жандармом. И, под начальством фельдъегеря, конный поезд на полозьях отправился в дальний путь.

9 января 1850 прибыл в Тобольск, где в квартире смотрителя  произошла встреча писателя с  женами декабристов — П.Е. Анненковой, А.Г. Муравьёвой и Н.Д. Фонвизиной; они подарили ему Евангелие,  которое он хранил всю жизнь.  

С января 1850 по 1854 Достоевский  вместе с Дуровым отбывал каторгу  «чернорабочим» в Омской крепости. По окончании срока каторжных  работ (15 февраля 1854 г.) Достоевский  был определен рядовым в сибирский  линейный батальон № 7  в Семипалатинске, где пробыл до 1859 года Барон А. Е. Врангель взял его там под свое покровительство, во многом облегчив его положение. Здесь он смог возобновить переписку с братом Михаилом и А. Майковым. Много читает (просьбы о книгах в письмах к брату), работает над «Записками из мертвого дома». Здесь, кажется, зарождается уже идея «Преступления и Наказания».

Происходят значительные перемены и в  личной жизни Достоевского. 6 февраля 1857 года, в городе Кузнецке, состоится его женитьба на Марии Дмитриевне Исаевой, вдове надзирателя по корчемной части.

В ноябре 1855 Достоевский  произведен в унтер-офицеры. Весной, 18 апреля 1857, писателю было возвращено: потомственное дворянство и право  печататься. 15 августа того же года, после долгих хлопот прокурора Врангеля и других сибирских и петербургских, Федор Михайлович получил чин  прапорщика, но полицейский надзор над ним сохранялся до 1875.

Возвращение в литературу и новые связи.

18 марта 1859 года Достоевский  был уволен, с разрешением жительства  в Твери. В этом же году  он печатает две повести: «Дядюшкин  сон» («Русское Слово») и «Село  Степанчиково и его обитатели» («Отечественные Записки»). 1 сентября в газете «Русский мир» напечатано начало «Записок из мертвого дома». Тоскуя в Твери, стремясь всеми силами в литературный центр, Достоевский усиленно хлопочет о разрешении жить в столице, которое он вскоре и получает. Во второй половине декабря 1860 года он уже основался в Петербурге, к концу года выходит первое двухтомное собрание сочинений Ф.М. Достоевского, изданное в Москве П.А. Основским.

После ссылки, Фёдор Михайлович хочет поведать всему миру, какой  у него взгляд на окружающий мир  и что он уже не думает так, как  думал до каторги в кружке петрашевцев. К тому же писатель не хотел остаться в стороне от политической и общественной жизни России и хотел хоть как-то помочь Родине, и главным оружием  он хотел выбрать именно перо и  чернила.

Достоевский начинает посещать кружки А.П. Милюкова, являющегося главным  редактором журнала «Светоч». У него на дому собирались сотрудники журнала  и друзья, среди которых: А.Н. Майков, В.В. Крестовский, Д.Д. Минаев, Н.Н. Страхов, доктор С.Д. Яновский, Аполлон Григорьев, Я.П. Полонский, Л.А. Мей, Г.П. Данилевский, М.И. Семевский. Но, как вспоминал Страхов: «Первое место в кружке занимал, конечно, Федор Михайлович. Он был у всех на счету крупного писателя и первенствовал не только по своей известности, но и по обилию мыслей и горячности, с которою их высказывал…»²⁵

Направление кружка сложилось  под влиянием французской литературы и определялось политическими и  социальными вопросами. Господствовала теория «служения современной минуте», а художник должен был исполнять  роль наставника и руководителя общества. Федор Михайлович разделял эти позиции  и, вскоре, члены милюковского кружка стали собираться в кабинете Михаила Достоевского, где и образуется редакция журнала «Время».

Журнал «Время» (1861-1863).

С сентября 1861-го до лета 1863 года Ф.М. Достоевский проживал в  доме 61 на Малой Мещанской по Екатерининскому  каналу (бывший дом Астафьевой). Здесь  были закончены «Записки из Мёртвого дома», и здесь, в его квартире, с 1861 по 1865 год, помещались редакции журналов «Время» и «Эпоха».

Еще в 1858 году, воспользовавшись либеральным курсом правительства, Михаил Достоевский получил разрешение издавать литературный и политический еженедельник «Время» небольшими выпусками, до четырех печатных листов.

PRIVATE 18 июня 1860 года, старшим  братом знаменитого писателя, было  подано прошение в Санкт-Петербургский  Цензурный комитет на издание  уже ежемесячного литературного  и политического журнала "Время", прошение было удовлетворено  3 июля 1860 года.

В сентябре 1860 года, в газетах: "Сын Отечества", "Северная пчела", "Санкт-Петербургские ведомости", "Русский инвалид", "Искра", "Journal de St.-Petersbourg", "Афиши" было опубликовано объявление о подписке на журнал "Время".

Вот это объявление и некоторые  отрывки из него:

С января 1861 года будет издаваться

"ВРЕМЯ"

журнал литературный и  политический ежемесячно,

книгами от 25 до 30 листов большого формата

"Прежде чем мы приступим  к объяснению, почему именно мы  считаем нужным основать новый публичный орган в нашей литературе, скажем несколько слов о том, как мы понимаем наше время и именно настоящий момент нашей общественной жизни. Это послужит и к уяснению духа и направления нашего журнала.

Мы живём в эпоху  в высшей степени замечательную и критическую. Не станем исключительно указывать, для доказательства нашего мнения, на те новые идеи и потребности русского общества, так единодушно заявленные всею мыслящею его частью в последние годы. Не станем указывать и на великий крестьянский вопрос, начавшийся в наше время... Всё это только явления и признаки того огромного переворота, которому предстоит совершиться мирно и согласно во всём нашем отечестве, хотя он и равносилен, по значению своему, всем важнейшим событиям нашей истории и даже самой реформе Петра. Этот переворот есть слитие образованности и её представителей с началом народным и приобщение всего великого русского народа ко всем элементам нашей текущей жизни, - народа, отшатнувшегося от Петровской реформы ещё 170 лет назад и с тех пор разъединённого с сословием образованным, жившего отдельно, своей собственной, особенной и самостоятельной жизнью.

Мы упомянули о явлениях и признаках. Бесспорно, важнейший  из них есть вопрос об улучшении  крестьянского быта... Не вражда сословий, победителей и побеждённых, как  везде в Европе, должна лечь в  основание развития будущих начал  нашей жизни. Мы не Европа, и у  нас не будет и не должно быть победителей и побеждённых.

Реформа Петра Великого и  без того нам слишком дорого стоила: она разъединила нас с народом. С самого начала народ от неё отказался. Формы жизни, оставленные ему  преобразованием, не согласовались ни с его духом, ни с его стремлениями, были ему не по мерке, не впору...

Но теперь разъединение оканчивается. Петровская реформа, продолжавшаяся вплоть до нашего времени, дошла, наконец, до последних  своих пределов... Мы знаем теперь, что мы и не можем быть европейцами, что мы не в состоянии втиснуть себя в одну из западных форм жизни, выжитых и выработанных Европою  из собственных своих национальных начал... Мы убедились, наконец, что мы тоже отдельная национальность, в  высшей степени самобытная, и что  наша задача - создать себе новую  форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного  духа и из народных начал...

Мы предугадываем, и предугадываем  с благоговением, что характер нашей  будущей деятельности должен быть в  высшей степени общечеловеческий, что  русская идея, может быть, будет  синтезом всех тех идей, которые  с таким упорством, с таким  мужеством развивает Европа в  отдельных своих национальностях; что может быть всё враждебное в этих идеях найдёт своё примирение и дальнейшее развитие в русской  народности. Недаром же мы говорили на всех языках, понимали все цивилизации, сочувствовали интересам каждого европейского народа, понимали смысл и разумность явлений, совершенно нам чуждых...

Мы говорим здесь не о славянофилах и не о западниках. К их домашним разборам наше время  совершенно равнодушно. Мы говорим  о примирении цивилизации с народным началом...

Но где же точка соприкосновения с народом? Как сделать первый шаг к сближению с ним, - вот вопрос, вот забота, которая должна быть разделяема всеми, кому дорого русское имя, всеми, кто любит народ и дорожит его счастием. А счастие его - счастие наше. Разумеется, что первый шаг к достижению всякого согласия есть грамотность и образование. Народ никогда не поймёт нас, если не будет к тому предварительно приготовлен... Распространение образования усиленное, скорейшее и во что бы то ни стало - вот главная задача нашего времени, первый шаг ко всякой деятельности.

Мы высказали только главную  передовую мысль нашего журнала, намекнули на характер, на дух её будущей деятельности. Но мы имеем  и другую причину, - побудившую нас  основать новый независимый литературный орган. Мы давно уже заметили, что  в нашей журналистике, в последние  годы, развилась какая-то особенная  добровольная зависимость, подначальность литературным авторитетам. Разумеется, мы не обвиняем нашу журналистику в  корысти, в продажности. У нас  нет, как почти во всех европейских  литературах, журналов и газет, торгующих  за деньги своими убеждениями, меняющих свою подлую службу и своих господ на других единственно из-за того, что  другие дают больше денег. Но заметим, однако же, что можно продавать  свои убеждения и не за деньги...

Мы решились основать журнал, вполне независимый от литературных авторитетов, - несмотря на наше уважение к ним - с полным и самым смелым обличением всех литературных странностей  нашего времени... Наш журнал не будет  иметь никаких нелитературных антипатий  и пристрастий. Мы даже готовы будем  признаваться в собственных своих  ошибках и промахах, и признаваться печатно, и не считаем себя смешными за то, что хвалимся этим (хотя бы и заранее)... Особенное внимание мы обратим на отдел критики. Не только всякая замечательная книга, но и всякая замечательная литературная статья, появившаяся в других журналах, будет непременно разобрана в нашем журнале... Не имея места в простом объявлении входить во все подробности нашего издания, скажем только, что программа наша, утверждённая правительством, чрезвычайно разнообразна. Вот она:           

 «Мы не выставляем  имён писателей, принимающих участие  в нашем издании. Этот способ  привлечения внимания публики  оказался в последнее время  совершенно несостоятельным. Мы  видели не одно издание, дававшее  громкие имена только в своём  объявлении»,²⁶ - гордо писали редакторы «Времени». Это был прямой вызов «Отечественным запискам», объявление которых о подписке на 1861 год стало мишенью для многочисленных насмешек петербургской журналистики. Надо сказать, что многие журналы того времени были обеспокоены появлением нового конкурента («Времени»), который по слухам намеревался быть очень серьёзным.