Достоевский Ф.М. - публицист

 В 1844 году петербургский  чиновник инженерного - департамента  получает командировку в одну  из дальних крепостей – Оренбург  или Севастополь. Поездка требовала значительных затрат, отняла бы несколько месяцев и прервала, уже начатую, литературную работу. 19 октября Федор Михайлович подает в отставку, решив жить только литературным трудом и «адски работать», 17 ноября его исключают из списков петербургской инженерной команды.         

 В январе этого же  года он переживает внутреннее  событие, которое назвал видением  на Неве. Он нашел, наконец,  своих героев; осознал будущее  мира своих драм и образов;  прозрел в новую художественную  форму, отвечающую его идеям.         

 «И замерещилась мне тогда другая история – в каких-то темных углах, какое-то титулярное сердце, честное и чистое, а вместе с ним какая-то девочка, оскорбленная и грустная, и глубоко разорвала мне сердце вся их история».¹¹

Весною 1945 года, после десяти месяцев напряженной работы, Достоевский  заканчивает свою первую повесть "Бедные люди".

«Раз утром, - вспоминал  Григорович, живший в то время с  Федором Михайловичем на одной квартире, - Достоевский зовет меня в свою комнату; перед ним, на небольшом  письменном столе, лежала довольно объемистая тетрадь почтовой бумаги большого формата, с загнутыми полями и мелко  исписанная.

-         Садись-ка, Григорович, вчера только что переписал; хочу прочесть тебе; садись и не перебивай, - сказал он с необычною живостью.

То, что он прочел мне в  один присест и почти не останавливаясь, явилось вскоре в печати под названием  «Бедные люди».¹²

Слушатель был «восхищен  донельзя». Григорович, уже вступивший в литературу своим очерком «Петербургские шарманщики», был в курсе текущих  издательских дел. Он знал, что Некрасов собирает материал для альманаха, и  решил показать ему рукопись Достоевского.

В тот же вечер Некрасов с Григоровичем сели за чтение новой  повести и прочли, не отрываясь, все  семь печатных листов. Друзья решили тотчас отправиться к самому автору. Тот  был, глубоко тронут столь ранним визитом – на исходе белой ночи.

«Они пробыли у меня тогда с полчаса,   - вспоминал он в 1871 году, - в полчаса мы бог знает сколько переговорили, с полслова понимая друг друга, с восклицаниями, торопясь; говорили и о поэзии, и о правде, и о «тогдашнем положении», разумеется – и о Гоголе, цитируя из «Ревизора» и из «Мертвых душ», но, главное, о Белинском. «Я ему сегодня же снесу вашу повесть…. Ну, теперь спите, спите, мы уходим, а завтра к нам!»¹³

Со словами «Новый Гоголь явился!» Некрасов передал рукопись В. Г. Белинскому, и к вечеру застал его уже в «восторженном и  лихорадочном состоянии». На следующий  день, беседуя со своим другом П.В. Анненковым, Виссарион Григорьевич произносит следующее: «... роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому».¹⁴

На третий день, наконец, состоялась встреча Достоевского с  Белинским. По воспоминаниям Некрасова, критик «с приветливой улыбкой расспрашивал новичка о его работе над повестью и попутно рассказывал о темпах творческого процесса у Пушкина, Байрона и Гоголя». Федор Михайлович «жадно вслушивался в горячую речь критика, который сосредоточил свой анализ на главном характере нового романа».

«Вот тайна художественности, вот правда в искусстве! – закончил он свой пламенный отзыв. – Вот служение художника истине! Вам правда открыта и возвещена, как художнику, досталась, как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным [ему], и будете великим писателем…»¹⁵

«Это была самая восхитительная минута во всей моей жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом»,¹⁶  - писал через тридцать лет автор первого в России «социального романа».

В литературном кругу.

Достоевский был принят в  кружок Белинского, познакомился с  И. С. Тургеневым, В. Ф. Одоевским, И. И. Панаевым. Он, по его позднейшему признанию, «страстно принял все учение»  критика, включая его социалистические идеи. В 1845 году, совместно с Григоровичем и Некрасовым, составил анонимное  программное объявление к альманаху  «Зубоскал». И, в конце этого же года, на вечере у Белинского он читал главы повести «Двойник», в которой впервые дал глубокий анализ расколотого сознания, предвещающий его великие романы. Повесть, сначала заинтересовавшая Белинского, в итоге его разочаровала, и вскоре наступило охлаждение в отношениях Достоевского с критиком. Члены кружка не умели щадить его болезненного самолюбия и часто над ним посмеивались. С Белинским он еще продолжал встречаться, но его очень обижали плохие отзывы о последующих его произведениях, которые Белинский называл «нервической чепухой». Угнетающе действовала на писателя и необходимость соглашаться почти на любую литературную «поденщину». Все это мучительно переживалось Достоевским. Он стал «страдать раздражением всей нервной системы», появились первые симптомы эпилепсии, мучившей его всю жизнь.          

 В 1846 году Достоевский  сблизился с кружком братьев  Бекетовых, в котором обсуждались  не только литературные, но и  социальные проблемы. Среди участников  были, также, А. Н. Плещеев, А.  Н. и В. Н. Майковы, Д. В. Григорович, студент-восточник А.В. Ханыков, доктор Янковский и другие.

В начале 1847 года Федор Михайлович окончательно расходится с Белинским. С апреля по июль публикует в «Санкт–Петербургских ведомостях» четыре социально-психологических  фельетона, под рубрикой «Петербургская летопись». А весной начинает посещать «пятницы» Петрашевского.

Достоевский и петрашевцы.

«Весной 1846 года к Достоевскому подошел на Невском проспекте  незнакомец в плаще и широкополой  шляпе и задал внезапно вопрос:

- Какая идея вашей будущей  повести, позвольте спросить?

Это был Петрашевский, любивший оригинальность манер и эксцентричность  беседы».¹⁷          

 Главными темами обсуждений, на журфиксах Петрашевского, были  в то время крепостное право,  реформы суда и печати. В связи  с этими практическими заданиями  читались доклады об утопическом  социализме, атеизме, борьбе с  цензурой, общественном суде, семье и браке. По свидетельству П.П. Семенова-Тян-Шанского, «толки о Нью-Ланарке Роберта Оуэна и Икарии Кабе, а в особенности о фаланстере Фурье и теории прогрессивного налога Прудона занимали иногда значительную часть вечера». ¹⁸  Что же так привлекало юного литератора в этой новой «освободительной доктрине»?

Существующий экономический  строй, по учению Фурье, представляет собой  режим несправедливости, анархии  и нищеты; несет смертельную угрозу человечеству. Таким образом, для  самых бедных и обездоленных людей (пролетариата городов и деревень) требуется коренное переустройство общества. Всем следует объединиться в едином грандиозном эксперименте. Необходимо создать первую в мире аграрно-промышленную ассоциацию для  общей жизни в обширном и великолепном здании  - фаланстере, с залами для танцев и концертов, аудиториями для лекций, театром и читальнями. Главной целью этого эксперимента будет являться новая организация труда, которая объединением земледелия с индустрией удесятерит прежнюю продукцию. Взаимные симпатии и соединенные энергии людей приведут к тому, что современный изнурительный труд уступит место труду-наслаждению, обусловленному привлекательностью и разнообразием всего производственного процесса.

Изображая уродства современной  «цивилизации», Фурье выступает  острейшим критиком капиталистического мира. На смену этому страшному  миру антагонизма и страдания  возникает лучезарное царство разума и счастья – социальная гармония. Путь к всеобщему счастью приведет и к высшей красоте космоса  - к смягчению климатов, к появлению новых созвездий.

Ознакомившись с идеями фурьеристов, Достоевский открыто выражает свое восхищение этим «государственным романом», как назывался в России фурьеризм. Позднее, в своих показаниях следственной комиссии он говорил: «Фурьеризм –  система мирная, она очаровывает  душу своею изящностью, обольщает  сердце тою любовью к человечеству, которая воодушевляла Фурье, когда  он составлял свою систему, и удивляет ум своею стройностью. Привлекает к  себе она не желчными нападками, а  воодушевляя любовью к человечеству. В системе этой нет ненавистей. Реформы политической фурьеризм  не полагает; его реформа – экономическая. Она не посягает ни на правительство, ни на собственность…»¹⁹

В обществе петрашевцев Достоевский  пользовался уважением и дружеским  сочувствием. Да, и сам он высоко ценил своих новых друзей за их выдающиеся таланты и познания. Когда, уже, в 1877 году в одной из газет было написано, что тип русского революционера деградировал от декабристов к петрашевцам, Федор Михайлович горячо вступился за гражданских товарищей своей молодости, заявив в печати, что среди них были люди «вышедшие из самых высших учебных заведений» и ставшие позже видными учеными и общественными деятелями. Достоевский сразу почувствовал в них передовых героев современности. В его бумагах сохранился краткий, но весьма примечательный набросок:

«Роман о петрашевцах.

Алексеевский равелин. Ростовцев.

Филиппов. Головинский. Тимковский».²⁰          

 Первая строка относится  к разгрому Общества пропаганды  в 1849 году. Вторая называет фамилии  членов кружка, особенно поразивших  мысль писателя. А заглавие свидетельствует о том, что Достоевский всегда хранил творческую память о молодой России 40-х годов и мечтал о ее воплощении в свободной форме романа.

Заговор Спешнева.         

 Сведения об отношении  молодого литератора к крестьянским  восстаниям противоречивы. По  воспоминаниям начала 80-х годов  А.И. Пальма, на вопрос: «Ну, а  если бы освободить крестьян  оказалось невозможным иначе,  как через восстание», - Достоевский  якобы воскликнул: «Так хотя бы  через восстание!». А по свидетельству  А.П. Милюкова, Федор Михайлович  примыкал к тем петрашевцам,  которые ждали освобождения крестьян  только от верховной власти. Сам  же писатель заявлял в разговоре  с В.А. Головинским, что «не желает революционного и всякого насильственного образа действия… и останавливается на мерах мирных, возможных, а не сокрушающих». ²¹         

 Но в 1848 он вошел  в особое тайное общество, организованное  наиболее радикальным петрашевцем  Н. А. Спешневым, которое ставило  своей целью «произвести переворот  в России». И, несмотря на  некоторое сомнение, весной этого  года Достоевский и Плещеев  предлагают выделиться из состава  пятниц и открыть «свой салон» - не политический, а литературно-музыкальный.  К ним присоединяются пианист  Кашевский и виолончелист Щелков. Из сочинителей в новую группу входят Дуров, Пальм, Милюков, Плещеев и братья Достоевские.          

 Запроектирован выпуск  альманаха или журнала, но проект  в целом не вызывает симпатии  Спешнева. Он называет намеченное  содружество «обществом страха  перед полицией». И, тем не  менее, немедленно же пытается  придать артистическим собраниям  иное направление и едва ли не противоположное.  На главенствующую роль был выдвинут Сергей Дуров (поэт лермонтовской школы и деятель радикального крыла), но фактическим руководителем стал сам Спешнев. За ним последовали Момбелли, Григорьев, Головинский, Любов и Филиппов. Они придали сообществу резко выраженную бунтарскую окраску и поставили перед ним отчетливую цель борьбы и протеста.

На собраниях, носивших политический характер, затрагивались проблемы освобождения крестьян, реформы суда и цензуры, читались трактаты французских социалистов, статьи А. И. Герцена, запрещенное тогда  письмо Белинского к Гоголю, вынашивались планы распространения литографированной  литературы. 

В этой атмосфере происходит первое перерождение убеждений Достоевского. В феврале 1849 года начались еженедельные собрания дуровского кружка – постоянные встречи Спешнева с Достоевским. Растет их политическое сближение, а также влияние революционного вождя на созерцательную натуру поэта-утописта. Достоевский, по своим убеждениям «чистый фурьерист», не хочет вступать на грозный политический путь своего «неотразимого пропагандиста». Единственное на что он решается – расширение освободительной пропаганды до устройства тайной типографии.

Так Достоевский окончательно попадает в ряды политических конспираторов, и мучительно переживает этот коренной перелом своей жизни.

Весной Федор Михайлович посетил своего приятеля Апполона Майкова. Он приглашает его присоединиться к «особо тайному обществу с тайной типографией», в которое уже входили семеро: Спешнев, Мордвинов, Момбелли, Павел Филиппов, Григорьев, Владимир Милютин и сам Достоевский. Майков отказался и настоятельно просил Достоевского сделать тоже самое.

Между тем, шопеновские концерты в кружке дуровцев сменяются политическими дискуссиями, и к середине апреля Пальм и Дуров, посчитав собрания опасными, их прекращают. Происходят последние и самые значительные сходки петрашевцев.

15 апреля состоялось самое  знаменитое собрание петрашевцев.  На нем Достоевский прочел  письмо Белинского к Гоголю, поразившее  всех слушателей своей смелостью  и силой.

В пятницу 22 апреля 1849 года состоялось последнее собрание Общества пропаганды. Обсуждались очередные задачи современной  литературы. Петрашевский призывал писать в духе передовых идей. Баласогло выступил против братьев Достоевских и Дурова, призывая их всесторонне освещать новейшее социальное движение. Также обсуждался проект журнала на акциях: шли споры, вносились предложения, намечалась программа.

Но это уже было собрание обреченных.

Утром сего дня, Николаю I была представлена «записка» о деле «приверженца коммунизма и новых идей» Петрашевского, наблюдение за которым длилось с  конца февраля 1848 года.

« Я все прочел,  - писал царь шефу III отделения графу Орлову, - дело важно, ибо ежели было только одно вранье, то и оно в высшей степени преступно и нестерпимо.

Приступить к арестованию, как ты полагаешь, только лучше, ежели только не будет разгласки от такого большого числа лиц на то нужных.