А. Пушкин и А. Кунанбаев о назначении поэта и поэзии

 

 Пророк

В этом замечательном стихотворении зрелого Пушкина (1826-1828) говорится о том, какими свойствами должен обладать поэт (в отличие от обыкновенного человека), чтобы достойно выполнить свое назначение.   Если в других стихотворениях, говоря о поэзии и поэте,  Пушкин пользуется аллегорическими образами античной мифологии (музы, Аполлон, Парнас и т.д.), то здесь он обращается к библейской мифологии: вместо поэта – пророк, вместо Аполлона – еврейский бог, вместо музы – шестикрылый Серафим (то есть ангел). В стихотворении рассказывается о том, как посланник бога, Серафим, преобразует всю природу человека, чтобы сделать из него поэта ("пророка"). У человека открываются глаза ("зеницы") – он может теперь всё видеть и понимать ("вещие", то есть мудрые "зеницы"), смотреть прямо на солнце, как орёл; он слышит и как в небе летают ангелы, и как растёт трава; это тонкое и мудрое понимание реальной действительности нельзя передать обыкновенной речью – "и празднословной и лукавой", и Серафим даёт ему вместо языка жало мудрой змеи; наконец, вместо обычного "трепетного сердца" он вдвигает ему в грудь "уголь, пылающий огнем": ведь только на самом жарком накале своих чувств поэт способен создавать высоко поэтические произведения. Но и этого полного преображения, изменения всех чувств и способностей человека оказывается недостаточно, чтобы стать настоящим поэтом:    "Как труп в пустыне я лежал...". Нужна еще высокая цель, высокая идея, во имя которой поэт творит и которая оживляет, даёт смысл, содержание всему тому, что он так глубоко и точно видит и слышит, так жарко чувствует и так тонко и мудро умеет выразить в слове. Эта "цель", эта "большая идея" образно,  поэтически обозначена, как "бога глас", взывающий к "пророку", как воля бога, наполняющая его душу, оживляющая ого ("восстань"), то есть "вставай", пророк, и «виждь и внемли", то есть  «смотри и слушай»,  и повелевающая ему "жечъ сердца людей" своим поэтическим словом («глаголом»), показывая им подлинную,  верную, неприкрашенную правду  жизни.

 

Поэту

Это знаменитое стихотворение написано на ту же тему, что и два предыдущих ("Эхо" и "Ответ анониму"), но мысль его нередко понималась ошибочно критикой и читателями. Пушкин вовсе не зовет в нём поэта порвать с читателем, презирать любовь к нему народа, жить в одиночестве, чувствуя себя царём, возвышающимся над всеми. Такое очень распространенное понимание стихотворения неправильно. Разрыв между "холодной толпой" и поэтом, одиночество поэта, не понимаемого читателем, – это не то, о чём мечтает, чего хочет Пушкин, а реальный, исторический факт, с которым ему приходится иметь дело, в эпоху николаевской реакции. Пушкин призывает поэта не поддаваться соблазну восторженных похвал и не изменять своим убеждениям, своим "любимым думам" в угоду "народной любви". Пушкин на себе испытал и "шум восторженных похвал", а затем и "суд глупца и смех толпы холодной", но не растерялся, не потерял веру в себя, в своё призвание. Он советует поэту оставаться твердым в своих убеждениях, спокойным (хотя отношение к нему читателей и делают его поневоле "угрюмым"). Он призывает поэта не "подчинять своё творчество, свой "свободный ум" никаким посторонним требованиям, идти "дорогого свободной", бескорыстно трудиться, "усовершенствовать плоды любимых дум", относиться к своему творчеству самым строгим образом, обнародовать только такие произведения, которыми он сам, со всей своей взыскательностью, остался доволен. И тогда его творчество будет по-настоящему "благородным подвигом" для человечества и – употребляя античные образы пушкинского стихотворения – его поэтический огонь, горящий на алтаре Искусства, не погаснет, и  треножник, которого он вещает правду людям, не будет поколеблён, несмотря на брань и насмешки не понимающих поэта современников.

 

 Эхо

Если произведения молодого Пушкина пользовались громадным успехом и у читателей, и у большинства критиков, то после разгрома декабристов положение резко изменилось. Новому массовому читателю, запуганному политическими  событиями 1825-1826 гг., реакционными взглядами и  мещанскими вкусами, была чужда позиция Пушкина. Явились новые писатели, старательно обслуживающие этого читателя и популярностью своею затмившие славу Пушкина. Реакционная критика бранила каждое новое произведение великого поэта. Пушкин потерял всякое сочувствие у читателей как из светского общества, так и из широких кругов (чиновников, помещиков, грамотных купцов и т.д.)

В стихотворении "Эхо" Пушкин горько сравнивает поэта с эхом, которое чутко откликается на все окружающие звуки, но на его голос ничто и никто не отзывается.

Ревёт ли зверь в лесу глухом,

Трубит ли рог, гремит ли гром,

Поёт ли дева за холмом –

На всякий  звук

Свой отклик в воздухе пустом

Родишь ты  вдруг.

Ты внемлешь грохоту громов,

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов –

И шлёшь ответ:

Тебе  ж  нет отзыва... Таков

И ты, поэт!

 

Он  между нами  жил

А. Мицкевич был выслан за свою антиправительственную деятельность из Литвы в 1824 году в Россию и прожил здесь до 1829 года, когда получил разрешение выехать за границу. В 1826 году он познакомился и подружился с вернувшимся из ссылки Пушкиным, который восхищался его талантом и высоко ценил его как человека. После разгрома польского восстания 1830-1831 годов Мицкевич написал цикл стихов о России, в которых оскорбленный и озлоблённый польский поэт-патриот бранит всё русское: и природу, и города, и деревни, и русскую историю, и русский народ, и своих бывших друзей (за исключением казненных и сосланных декабристов). В ответном стихотворении Пушкина «Он между нами жил…» поэт вспоминает любовь и искренние отношения, существовавшие между Мицкевичем и его русскими друзьями-поэтами, их мечты о будущем, когда национальная вражда не будет омрачать дружбу людей. Всё это и особенно конец стихотворения с его горячим пожеланием успокоения и умиротворения озлоблённой душе польского поэта является удивительным образцом пушкинской мудрости и высокого благожелательства к людям.

 

Туча

Этот пейзаж, картина, показанная как почти всегда у Пушкина, динамически, в движении в развитии, имеет, несомненно, какой-то второй, символический или аллегорический смысл. Может  быть, здесь говорится о следах какого -то сильного, бурного чувства, сохранявшегося в душе человека  после  успокоения. А может  быть, стихи имеют и политический  подтекст и являются одним из ряда аллегорических  напоминаний  Николаю I о необ-ходимости, наконец, освободить, вернуть  сосланных  декабристов.

Последняя туча рассеянной бури!

Одна ты несешься по ясной лазури,

Одна ты наводишь унылую тень,

Одна ты печалишь ликующий день.

 

Вновь  я посетил

Стихотворение написано Пушкиным немного больше чем за год до смерти (осенью 1835 г.). Пушкин в это время после длительного отсутствия снова приехал в Михайловское,  место своей  ссылки. В этих знаменитых стихах, полных глубокой поэзии, несмотря на отсутствие рифмы, на простоту и неприкрашенность языка, создается образ времени, событий, текущих, изменяющихся и всё же сохраняющих свое единство. Поэт говорит о прошедшем, о настоящем и заглядывает в будущее. Вернувшись через десять лет в Михайловское, где он "провел изгнанником два года незаметных" поэт вспоминает  своё прошлое и видит перемены, которые произошли и вокруг, и в нём самом. Он вспоминает умершую няню, подругу дней ого суровых, видит снова домик, где он жил тогда, холм, над которым сидел, озеро, глядя на которое, он с грустью  вспоминал «иные берега»,  «иные волны», то есть Чёрное море, Одессу (там он оставил любимую им женщину). Он снова видит три сосны, растущие на границе Михайловского, и зрелище выросшей за эти десять лет молодой сосновой рощи уводит его мысли в будущее: "Младая роща" делается символом будущих поколений,  "племени младого, незнакового", к которому усталый поэт обращает своё приветливое слово в надежде, что и он не будет забыт потомками.

Великий Абай видел в Пушкине идеал и образец поэта-патриота и гражданина. Его  стихи на тему о поэтическом слове и поэте, об их роли в общественной жизни созвучны с пушкинским пониманием назначения литературы. Перу Абая принадлежат такие стихи, как "Поэт",  "Не для забавы я слагаю стих",  "Поэзия – властитель языка", само название которых говорит об утверждении им высокого предназначения поэта и поэзии.

С творениями великого русского певца познакомятся Ибрай Алтынсарин в Тургае, Чокан Валиханов в Омске, Абай Кунанбаев в Семипалатинске. Для Чокана Валиханова в 50-х годах XIX столетия, как вспоминают его друзья и современники П.Н. Потанин и В.А. Обручев, было обычным и естественным изучать творения русского поэта. О переводе А.С. Пушкиным истории Джона Теннера упоминает в своем письме от 14 декабря 1856 г. к казахскому другу писатель Ф.М. Достоевский.

На своем родном языке услышали казахи Пушкина через 50 лет после его смерти. В 1887 году, более 120 лет тому назад Абай обратился к переводу одного из главных и лучших творений поэта – романа "Евгений Онегин". Вслед за А. Кунанбаевым к переводу произведений А. С. Пушкина обратились его ученики по поэтическому окружению: Шакарим Кудайбердиев, Арип Танибергенов, известный народный певец и композитор Асет Найманбайулы. Характерно, что и они переводили в основном эпические творения А.С.Пушкина: роман "Евгений Онегин", повести "Капитанская дочка", "Дубровский", из цикла Белкина. Видимо, в силу того, что они придерживались песенной и эпической традиции казахского народа, им больше хотелось передать слушателям интересные и содержательные сюжетные "истории", нежели лирические стихи без ярко выраженного сюжета, которые плохо запоминались в силу их устного распространения и бытования.

Только в начале ХХ века казахский читатель смог познакомиться со многими творениями А. Пушкина на русском и казахском языках в напечатанном виде.

Обращение А. Кунанбаева и других поэтов к творениям Пушкина обогащало их в идейном и художественном отношении. Казахская литература приобретала новые темы и мотивы в поэзии. Свободолюбивые гуманистические идеи лирики русского певца воспитывали и утверждали у казахов дух борьбы и протеста, чувство свободы и независимости. В казахской поэзии утверждаются жанры политической лирики, революционной песни. Можно смело сказать, что процесс освоения наследия Пушкина на казахской земле и зарождение новой казахской поэзии шёл параллельно. Это вполне понятно: лучшие поэты были лучшими переводчиками пушкинского творчества. В числе таких следует назвать в первую очередь И. Джансугурова, который тоже переводил роман "Евгений Онегин" и лирику. Во многих поэмах Г. Орманова, Т. Жарокова, А. Тажибаева, Х. Бекхожина, Ж. Сыздыкова  критики Казахстана находят идеи и мотивы пушкинской лирики, говорят об идейном и художественном воздействии на них русского поэта. То же можно, пожалуй, сказать и о поэтах, обратившихся к А. Пушкину уже в 40-50-е годы –                      Д. Молдагалиеве, Г. Каирбекове, К. Шангытбаеве. Однако идеи и мотивы пушкинской поэзии восприняли и те писатели, которые непосредственно не занимались переводами его творений. В произведениях Сакена Сейфуллина, который в 1937 году был членом Всесоюзного юбилейного комитета в честь 100-летия памяти А.С.Пушкина и председателем республиканской юбилейной комиссии, воздействие русского поэта проявилось в жанровом и художественно-эстетическом отношении. Академик М. Каратаев справедливо заметил, что "поэмы Сакена Сейфуллина "Разлученные лебеди", "Хромой сайгак" и "Кокчетау" напоминают своим сказочным фоном, красотой пейзажа, прозрачной чистотой чувств и филигранной чеканкой стиха пушкинские поэмы "Руслан и Людмила" и "Бахчисарайский фонтан".

Ильяс Джансугуров, один из самых выдающихся советских поэтов-лириков, высокохудожественно воссоздал на казахском языке такие творения Пушкина, как стихотворения "К Чаадаеву", "Послание в Сибирь", "Арион", "Анчар", "Три ключа", поэмы "Цыгане" и "Гавриилиада" – всего около 40 произведений.

 

ГЛАВА  2.

 Значение поэзии  и поэта в раскрытии острых  общественных проблем

История духовной культуры человечества полна драматизма борьбы и столкновений различных эстетический идей. Учёные никак не могли обойти вопрос о целях и задачах искусства, его отношение к общественной  жизни.

История любого народа – это, как известно, история борьбы, а история духовной жизни – это отражение процессов экономического развития, социальных отношений. Потому-то, прежде чем перейти к разговору о том, как понимал Абай Кунанбаев задачи и назначение искусства, попытаемся вкратце охарактеризовать историю данной проблемы.

Ещё в античные времена многих учёных волновал вопрос об источнике поэзии, её назначении и целях, о путях воздействия на людей. Гомер считал, например, что его поэзия происходит "от муз" и "от богов". Действительно же цель поэзии Гомер видел в том, чтобы радовать людей, быть украшением пиров. В своем воздействии на людей поэзия, как полагал Гомер, умножает не только их радость, но и очарование миром. По Гомеру, значение поэзии состоит в том, что "она является голосом богов, ибо они говорят устами поэтов. Но также и в том, чтобы доставлять людям радость и сохранять память о былых подвигах".

В истории эстетической мысли известны два основных направления –идеалистическое и материалистическое, рассматривающие назначение искусства с диаметрально противоположных позиций. Первое из них, выражающее идеалистические воззрения на искусство, отрицает его материальную основу. Считая искусство творением разума, сторонники этого направления выдвинули теорию "чистого искусства" или "искусства для искусства". Хотя эта теория официально возникла в 40-х годах XIX века, но она корнями уходит далеко, в глубь истории. Например, Платон называл искусство "одной лишь забавой", "развлечением" для людей, "вожделениями чувственной души". Даже Аристотель видел в искусстве "продукт души" [Татаркевич 1977, 15-19].

Продолжая идеалистическую традицию прошлого, проповедники теории "чистого искусства", начиная с середины Х1Х в., разглагольствовали, что якобы опекаемое ими искусство служит общечеловеческим идеям, добру и красоте и не является тенденциозным. Сторонники этой теории отрывают искусство от жизни, превращают его в какую-то абстрактно-отвлечённую деятельность, отключенную от общего русла общественной жизни. В своё время даже Лев Толстой не мог преодолеть господствующие в современную ему эпоху идеалистические взгляды на искусство. Но он выступал против мнения, согласно которому искусство рассматривается как источник наслаждения. Говоря об этом, Л. Толстой определяет искусство как одно из условий человеческой жизни. "Рассматривая же так искусство, – пишет он, – мы не можем не увидеть, что искусство есть одно из средств общения людей между собой". Далее  Л. Толстой говорит: "Искусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно известными внешними знаками передаёт другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их".