Авторская речевая вольность

Лекция №18

Авторская речевая  вольность и нормативно-стилевые ошибки.

Что такое «Авторская речевая вольность»? 

Авторская речевая вольность  выражается на уровне слова и словосочетания. На уровне слова – это, во-первых, необычные употребления слов, которые сводятся к метафоре, метонимии, иронии и каламбуру, а во-вторых, окказионализмы – придуманные автором слова. Это всё лексико-семантические явления, и с точки зрения редактирования здесь нет проблем – разве что метафора неудачная.

На уровне словосочетания – это намеренные нарушения норм сочетаемости слов, которые могут быть двух типов: нарушение семантических норм сочетаемости и нарушение грамматических норм сочетаемости. Семантическая несочетаемость слов порождает катахрезу или оксюморон, которые можно считать разновидностями алогизма. Они были рассмотрены в разделе логических ошибок. А вот намеренные нарушения грамматических норм сочетаемости слов составляют особую проблему стилистики и литературного редактирования.

Проблема эта называется очень старым, из античных времен, термином «солецизм». Он происходит от названия города Солы (или Сол), греческой колонии в Малой Азии, где вследствие национальной пестроты греческий (аттический) язык утратил свою чистоту. Хотя термину более двух тысяч лет, он неоднозначен: разные авторы трактуют его по-разному. Вычленим главное и бесспорное.

Термин «солецизм»

Термин «солецизм» одновременно обозначает грамматическую ошибку (авторскую глухоту) и стилистическую фигуру (авторская вольность). А граница между ними часто зыбка, ее определение субъективно. То, что литературный критик считает у поэта ошибкой, сам поэт считает намеренным нарушением языковой нормы, на которое он имеет право.

Вообще-то, критерий оценки нарушений грамматики существует. Вот  он: «...В принципе возможны два отношения  к норме... При одном отношении  действует постулат: все, что не разрешено  в явном виде (например, не внесено  в нормативный словарь и/или  грамматику), считается запрещенным, а при другом, наоборот, все, что  не запрещено в явном виде, считается  разрешенным. Первая тактика характерна для нормативной стилистики и в особенности для деятельности литературных редакторов... Вторая тактика встречается в поэзии...»

Но на практике, особенно в поэзии, это научное правило  работает слабо. В словарях в качестве иллюстраций приводятся примеры  из классиков, причем приводятся только явные грамматические дефекты:

«Внемли с улыбкой голос  мой» (А. Пушкин),

«Из пламя и света Рожденное слово» (М. Лермонтов),

«Стреляем зверь да птицы» (А. Толстой).

Рядовому поэту за такие  ошибки не поздоровится.

Но если мы переходим от поэзии XIX века к газетной речи XX века, то проблема грамматической неграмотности  не выглядит столь уж сложной. А уж в разговорной речи мы без труда  отличим ошибку (сколько время?) от приема (его ушли с работы). Критерий авторской вольности – намеренность, выделенность, которые хорошо ощущаются слушателем, читателем. Если этого ощущения нет, то это ошибка. Если же автор утверждает, что у него было такое намерение, а читатель (редактор) его не уловил, то прав не автор, а читатель (редактор). Это должно быть законом, но при одном условии: читатель должен быть во множественном числе – тогда будет исключен субъективизм. А так как редактор все равно остается в единственном числе, то для него и проблема остается. Выручают языковое чутье, опыт, квалификация и авторитет.

Современные русские солецизмы  совсем иного рода, чем грамматические то ли ошибки, то ли приемы XIX века. Тогда, 150 лет назад, ни у поэтов, ни у  прозаиков не было вкуса к нарушениям грамматики, хотя Пушкин и утверждал  в «Евгении Онегине»:

«Как уст румяных без  улыбки,

Без грамматической ошибки

Я русской речи не люблю».

Теперь же этот вкус есть даже у рядовых носителей языка. Изменилась языковая ситуация, ибо  появился целый город, производящий грамматические неправильности. Этот город – Одесса.

Речевые неправильности одесситов  получили всероссийскую, всесоюзную известность  и популярность. Этому способствовала известность и популярность самой  Одессы как особого города России, СССР. До революции Одесса была, своего рода, порто-франко – свободным портом. В годы советской власти Одесса была романтизирована, не без помощи «Одесских рассказов» И. Бабеля, а позднее превратилась в символ свободы: вспомним песню В. Высоцкого «Москва – Одесса». Одесская свобода в языке заменяла всю остальную свободу.

Язык одесситов как  явление чисто лингвистическое  получил свою особенность от многонациональности  города. На русском языке, кроме самих  русских, говорили украинцы, евреи, греки, молдаване, немцы. Одесса на окраине  России стала историческим аналогом города Солы на окраине Эллады, поэтому русские солецизмы можно называть одессизмами.

М. Жванецкий назвал язык Одессы «прелестно-безграмотным». Это  очень точное определение: речевая  безграмотность воспринимается как  некое достоинство речи. Заметим: точно так же мы оцениваем ошибки детской речи.

Даже после распада  СССР культурная близость Одессы к  России заметна без труда, а языковая ситуация в городе остается прежней. «На опросе, недавно проведенном  в городе, девяносто пять процентов  населения, где большинство составляют украинцы, признало своим разговорным языком русский. Горсовет принял решение о делопроизводстве на языке, который предпочитает большинство граждан Одессы».

Хотя речевые неправильности в русском языке одесситов – результат влияния многих языков, все-таки основной их источник имеет еврейское происхождение. После опубликования «Одесских рассказов» Бабеля с одессизмами познакомилась вся страна, и они вошли в русский язык как шутливые фразеологизмы. Вот некоторые цитаты из бабелевских рассказов:

«Я имею сказать вам  пару слов»; «Я плачу за дорогим покойником»; «И живите до сто двадцать лет», «Говори  сюда»; «Мне надо до Бени»; «Беня узнает за это»; «И пусть вас не волнует этих глупостей»; «Об чем вы думаете? Об выпить рюмку водки?»; «Возьми мои слова и начинай идти».

По образцам бабелевской прозы стали создавать шутливые выражения далеко от Одессы: «слушайте сюда», «есть с чего посмеяться», «что вы из-под меня хотите?» и т.п.

В языке появилась модель, но она не заработала бы, если бы у  русского народа не было бы в ней  потребности. Зерна упали на благодатную  почву. Любовь к алогизмам у русского народа – это, своего рода, национальная особенность, а солецизм – это алогизм в грамматике.

Одесские корни грамматических неправильностей осознаются настолько  отчетливо, что одессизмы в речи маркируются, особо выделяются – для этого появилось выражение «как говорят в Одессе». Один из первых вариантов этого выражения можно найти в книге К. Паустовского «Золотая роза» (1955 год): «...Как говорят одесситы, «сойти на нет»...»

Несколько разных примеров:

«Как говорят в Одессе, две большие разницы». (Бытовая  речь).

«Как говорят в Одессе: чтобы вы нам все были здоровы». (Телевизионный репортаж из Одессы).

«Зачем нам этих неприятностей? – как говорят в Одессе». (Газета).

«Возвращение Надеина, как говорят в Одессе, очень сильно усилило ослабленный газетный юмор». (О возвращении Надеина в «Известия», интервью М. Жванецкого в «Известиях» 18 марта 1992 г.). 3десь, как видите, плеоназм, а не грамматическая ошибка, катахреза, а не солецизм. То есть Жванецкий понимает солецизм широко, как любую речевую неправильность.

Одно критическое высказывание. Кинорежиссер Кира Муратова, живущая  в Одессе, заметила в телепрограмме  «Намедни» (16 апреля 1994 г.): «В одесском юморе нет индивидуального: все  шутят одинаково». Точное наблюдение. Вывод для литературного редактора: одессизм хорош в речи как украшение, если его много (извините за одессизм), то речь становится однообразной и вычурной.

НОРМАТИВНО-СТИЛЕВЫЕ ОШИБКИ

Вопросы:

1. Понятие стилевой нормы русского литературного языка
2. Нарушение стилевой нормы, или нормативно-стилевая ошибка.
3. Типы нормативно-стилевых ошибок
4. Понятие внутристилевой ошибки
5. Понятие межстилевой ошибки

Кроме языковой нормы, точнее бы ее называть литературно-языковой, ибо это норма литературного  языка, противопоставленного нелитературным разновидностям национального языка (городскому просторечию, диалектам, жаргонам), – так вот, кроме языковой нормы существуют нормы стилевые.

Русский литературный язык многослоен, он состоит, как вам известно, из пяти функциональных стилей. Внутреннее единство, системность каждого стиля поддерживается стилевыми нормами. Обобщенно: стилевая норма – это совокупность речевых средств, преимущественно употребляющихся в данном функциональном стиле. Здесь важно слово «преимущественно», ибо стилевая принадлежность того или иного языкового элемента имеет вероятностно-статистический характер, а не абсолютную привязанность. Например, наибольшая средняя длина предложения – в официально-деловом стиле, но это не означает, что в других стилях не встречаются очень длинные предложения.

Кроме стилистически отмеченных элементов языка существуют и  нейтральные, универсальные элементы, которые могут встретиться в  любом функциональном стиле, хотя и  с разной частотой.

Если бы не было стилевых норм, не было бы и разделения языка  на функциональные стили. Как Солнце удерживает планеты на орбите вокруг себя, так и стилевая норма удерживает специфические языковые элементы в  пределах стиля.

Нарушение стилевой нормы  порождает нормативно-стилевую, или  просто стилевую ошибку. Не стилистическую!

В печатной продукции, с которой  имеет дело литературный редактор, нормативно-стилевые ошибки, в отличие  от нормативно-языковых, встречаются  очень редко. И это, на первый взгляд, странно. Ведь овладение функциональными  стилями и, соответственно, их нормами, это второй этап освоения языка. Первый – овладение общими нормами литературного языка, языковыми нормами. Но дело в том, что на втором этапе меньше трудностей, ибо уже фронт речевой деятельности. Кроме того, в каждом функциональном стиле выступают специалисты, которые хорошо знают свое дело и язык этого дела. Неприятности возникнут, когда, например, юрист, без труда составляющий сложнейшие, с языковой точки зрения, юридические документы, попытается написать газетную статью. А это занятие требует знания норм публицистического стиля. Не говоря уж о навыках журналистской работы. Короче, нормативно-стилевые ошибки допускают, как правило, дилетанты, выступающие в незнакомой для них области языка.

Нормативно-стилевые ошибки могут быть двух типов, которые, к сожалению, не имеют названий. Назовем их внутристилевыми   и межстилевыми, закрыв глаза на некоторую ущербность такой номинации.

Внутристилевые ошибки

Внутристилевая ошибка – это нарушение какой-либо стилевой нормы, не приводящее к стилевому смешению. Это важно вычленить, ибо подобную неграмотность на уровне стиля можно рассматривать и как нормативно-языковую ошибку, искажающую речевой фрагмент, характерный именно для данного стиля, а не для всего литературного языка. Приведем три характерных примера.

Первый – из рассказа Л.Толстого «Рубка леса». В этом рассказе Толстой отошел от художественного стиля и попробовал использовать в художественных целях стиль деловой, требующий точного словоупотребления, часто дробного синтаксиса и соответствующей графики. Оказалось, что деловым стилем писатель владеет плохо. Поэтому он наделал элементарных ошибок. Найдите их сами в следующем фрагменте рассказа:

«В России есть три преобладающие  типа солдат, под которые подходят солдаты всех войск: кавказских, армейских, пехотных, кавалерийских, артиллерийских и т.д.

Главные эти типы, со многими  подразделениями и соединениями, следующие:

1)        Покорных.

2)        Начальствующих и

3)        Отчаянных.

Покорные подразделяются на а) покорных хладнокровных, в) покорных хлопотливых.

Начальствующие подразделяются на а) начальствующих суровых и в) начальствующих политичных.

Отчаянные подразделяются на а) отчаянных забавников и в) отчаянных развратных.»

Сколько ошибок нашли? Что  нужно исправить?

Ошибки сосредоточены  только во втором абзаце. В исправленном виде он должен выглядеть так:

«Главные эти типы, со многими подразделениями и соединениями, следующие:

1)        покорные,

2)        начальствующие и

3)        отчаянные.»

Итого семь исправлений, но ошибок две: восстанавливаем нарушенное согласование (следующие – покорные, начальствующие, отчаянные); исправляем точку на запятую, а заглавные буквы на прописные, так как у автора одно предложение.

Есть еще две мелочи, к которым можно придраться и  которые вы, наверняка, пытались отредактировать. Во-первых, лучше «три преобладающих  типа солдат»: тонкое правило русского языка и сейчас и во времена  Л. Толстого различает два согласования прилагательного с существительным  при числительном в зависимости  от рода существительного: две глубокие лужи – два глубоких пруда. А. Чехов такие тонкости улавливал, Л. Толстой на них, кажется, не обращал внимания.

Во-вторых, из трех подразделений  а) и в) в первом случае Толстой  соединяет их запятыми, а во втором и в третьем союзом «и». Непоследовательно.

Но подобные мелочи найдем у любого автора и в большом  количестве. Оставим их как особенности  авторского, индивидуального стиля. Редактирование не должно превращаться в разглядывание текста в микроскоп.

Второй пример – из официально-делового стиля советской эпохи. Это фрагмент решения III Ленинградской областной конференции ВКП(б), июнь 1930 года. Найдите ошибку:

«На основе развертывания  колхозов, организации конных и тракторных станций и дальнейшего, все более  решительного наступления на кулачество необходимо добиться еще большего развертывания  и систематического качественного закрепления колхозного строительства, исходя при этом из расчета проведения в основном коллективизации области к концу 1932/33 г.»