Сельджукское завоевание и государства сельджукидов

Призвание со стороны ал-Каима и  его везира ибн Масламы о защите от Арслана Басасири. (предание шиизма анафеме в Хорасане - проклятие  шиитам в хутбе).  Т-б женился  на дочери ал-Каима, титулы Рукн ад-Даула, Малик ал-Машрик уа-л-Магриб.

Нараставшая дезинтеграция Багдадского  халифата (X-п.п. XI вв.) и ослабление позиций  фатимидских халифов в их сирийских  провинциях (вт. пол. XI в.) позволили  племенам Ирака и Сирии выдвинуть  целый ряд влиятельных династий регионального уровня - Хамданидов в Мосуле и Халебе, Мирдасидов в Халебе, Укайлидов в Мосуле и Северной Сирии, Мазйадидов в Центральном Ираке (Хилла), Марванидов в Дийарбакре,  Бану Нумайр в Ракке, Сарудже и Харране, Бану Аммар в Триполи, Бану  Абу Акил в Тире.

В частности,  вторгшийся в начале 1071 г. в Сирию и стремившийся к  завоеванию Египта, султан Алп-Арслан, не имея достаточных сил и времени  для взятия Халеба, вынужден был  тогда ограничиться лишь признанием своего верховенства его правителем Мирдасидом Махмудом ибн Насром.¹⁰

 В 1083 г. войска Малик-шаха  разбили представителя другой  местной влиятельной династии - мосульского  правителя Укайлида Шараф ад-Даула  Муслима ибн Курайша, успешно  противостоявшего до этого экспансии  Сельджукидов в регионе (ему даже удалось “перехватить” у них ослабевший мирдасидский Халеб, а также отобрать у тюрок ряд сирийских крепостей). Однако и после разгрома Муслим был еще слишком опасен:  доставленные “деньги из Халеба” позволили ему усилиться; кроме того, он отправил посольство в фатимидский Египет с просьбой о помощи. Встревоженный этим Малик-шах предпочел  привлечь Шараф ад-Даула на свою сторону: состоялась личная встреча, на которой он “оказал ему почет... и соглашался на все, что тот просил у него. И простил  ему лежавший на нем остаток подати с Сирии, и подтвердил ему акт [пожалования] областей Сирии и Джазиры”.¹¹

У Усамы ибн Мункыза в “Книге назидания” есть характерный рассказ  об отправлении Малик-шахом своего порученца к Ибн Марвану, правителю  Дийарбакра, с требованием выплатить тридцать тысяч динаров. Пребывая в течение продолжительного времени у Ибн Марвана, посланник не принимал  от него подарки, так как подозревал, что его хотят подкупить. При выяснении отношений Ибн Марван разразился, согласно автору, следующей сентенцией: “О сын мой... разве ты не заметил, в каком цветущем состоянии моя область, как многочисленны ее богатства и сады и как благоустроены ее селения? Клянусь Аллахом, я уложил золото в мешки в самый день твоего прибытия. Я ожидал только, чтобы султан проехал мимо  моих владений, и ты мог догнать его с деньгами, так как я боялся, что, если я предоставлю ему то, что он требовал, он потребует от меня вдвое больше, когда приблизится к моей области...”¹²

Оставаясь фактически независимым, предпочел все же признать верховную власть Сельджукидов и представитель династии Мазьядидов - владетель Хиллы, “царь арабов” (малик ал-араб)  Садака ибн Мансур (1086-1108) .

Подобная форма политического  взаимодействия имела место и  позднее, когда тюрко-сельджукский элемент стал для Сирии и Ирака уже почти “своим”,  но политическое пространство региона по-прежнему сохраняло свой  неустойчивый и подвижный характер, а выдвижение нового сильного военного лидера каждый раз угрожало серьезными переменами в сложившейся расстановке сил. Когда в 1140 г. владетель Мосула Имад ад-Дин Зенги, стремившийся к объединению под своей властью Джазиры и всей Сирии, приготовился к вторичной осаде Дамаска,  правитель города Бурид Муджир ад-дин Абак (1140-1154)  признал Зенги своим сувереном и обязался упоминать его имя в хутбе.¹³ Спустя четыре десятилетия эта же ситуация повторилась, только движение на этот раз шло “в обратном направлении”: теперь уже Салах ад-Дин - хозяин Дамаска (а также Каира и Халеба) -  дважды (1182 и 1185 гг.)  пытался овладеть Мосулом, но был вынужден ограничиться признанием своего верховенства  Зенгидом Из ад-Дином Масудом. Что касается мелких правителей областей, подвластных Мосулу, то во время первого похода Салах ад-Дина на Мосул, согласно  документу, приводимому Абу Шамой, им гарантировалась неприкосновенность прежних владений при условии присоединения к завоевателю.¹⁴

Подобную тактику  использовал и Джалал ад-Дин Манкбурны.¹⁵ Когда он начал агрессию против айюбидских владений в Ираке (осада Хилата в ....), встревоженный багдадский халиф даже специально направил к нему послов, главной задачей которых было договориться с Джалал ад-Дином, чтобы он  не требовал подчинения от ряда иракских владетелей¹⁶, “а считал бы их подчиненными [Высокого] дивана, подвластными и приверженными его власти”.¹⁷

Примером того, как правитель, пойдя на компромисс с завоевателем в надежде на его  скорое ослабление,  сохранял  владения для себя и своих наследников, может служить    успех политики ширваншахов (Ширван и Дербенд). Во время завоевания Малик-шахом Харрана в 1078-1079 гг. к нему “после непрерывных набегов на его страну и сражений, уничтоживших большую часть его войск” с изъявлением покорности прибыл ширваншах. По данным ан-Насави было решено о ежегодном внесении им в султанскую казну ста тысячи динаров. Спустя почти полтора века (1125 г.), когда сюда вторглось новое пассионарное сообщество, военная держава Джалал ад-Дина, правивший в это время ширваншах также согласился выплачивать дань последнему, но уже в меньшем объеме - на том основании, что  владения династии к этому моменту значительно  уменьшились. “Меж ними продолжался обмен послами по этому делу, пока они не определили [сумму] ежегодного взноса в казну Джалал ад-Дина  - пятьдесят тысяч динаров”.¹⁸

И все же, в  большинстве случаев, сохранение  теми или иными правителями своих владений при вынужденном признании  верховной власти более сильной стороны далеко не означало окончательного решения вопроса. Особенность всей ситуации заключалась как раз в том, что, если одной пассионарной группе в отношении данной политической единицы так и не удавалось в полной мере осуществить свою “миссию”, то ведь в скором времени ей на смену приходила другая, а за ней следующая - пока от того, что было в начале, не оставалось  и следа. “Пресеченные державы” - так озаглавил один из своих исторических трудов автор начала XIII века.¹⁹ Этот эпитет в полной мере можно применить к упомянутым правящим фамилиям “предсельджукской” эпохи - Мирдасидам, Укайлидам, Марванидам, Мазьядидам. Даже начало серьезных междоусобиц среди  Сельджукидов не спасло эти династии от  политического краха. Мирдасидам пришлось сдать Халеб Укайлиду Муслиму ибн Курайшу,  тот же, в свою очередь,  погиб  в сражении против Сулаймана ибн Кутулмыша. После этого обширные владения Укайлидов (от Халеба до области Багдада) были растерзаны.  Племянник Муслима -  Салам ибн Малик, командовавший цитаделью в Халебе, -  не в силах удержать этот слишком большой для него кусок, сдал ее Малик-шаху, который взамен  пожаловал ему крепость Джабар (недавно отнятую им, как уже упоминалось, у курайшитов), Ракку и несколько сел (дийа). Остальные укайлидские территории, оказавшиеся после смерти Муслима под рукой его брата Ибрахима, подверглись успешной агрессии Тутуша.²⁰ Ветвь Укайлидов в Ракке и Джабаре сумела продержаться несколько дольше, но и тут им на смену в 1169 г. пришел Нур ад-Дин ибн Зенги.²¹

О печальном  конце Марванидов,чьи владения в  Дийарбакре после ожесточенного  сопротивления в 1086/7 г. были захвачены  войсками Малик-шаха, уже упоминалось  в связи с деятельностью их бывшего везира Фахр ад-Даула. (Таким образом, приведенный выше назидательный пример Усамы ибн Мункыза о пользе разумной политики Ибн Марвана теряет значительную долю своей убедительности).

Потерпели ущерб  и Мункызиды. Когда Малик-шах подчинил себе Халеб, владетель Шейзара, эмир Наср ибн Али ибн Мукаллад ибн Мункыз прибыл к нему, “вошел в повиновение и передал ему Латакию”²², находившуюся до этого под его властью.²³ Позднее, во время сельджукидских междоусобиц, брат Малик-шаха Тутуш отобрал у Мункызидов крепость Афамию (Апамею).²⁴

Не  лучшим образом сложилась  также дальнейшая  судьба Мазьядидов. В 1107 г. в  Багдад вступил Гийас  ад-дин Мухаммад ибн Малик-шах. Утвердив свою власть в обстановке фамильных  междоусобиц, этот султан  имел основания  считать Мазьядида Садаку ибн Мансура, который, по словам ал-Хусайни,  “собрал 20 тысяч всадников из отребья курдов, тюрок, дейлемитов и арабов” слишком опасным соседом. ²⁵ Личность его сына Дубайса в данном контексте представляет особый интерес,  поскольку, во-первых, наиболее ярко олицетворяет собой  тип военного авантюриста, “пассионария” из местной арабской правящей аристократии;²⁶ во-вторых, в его драматической биографии, отразилась значительная часть основных политических коллизий того времени. Ибн Халликан сообщает, что Дубайс ибн Садака, сахиб (владетель) мазьядидской Хиллы приобрел большую силу в халифат Мустаршида (1118-1136) “и захватил много из мест (милаад) Ирака”.²⁷ Однако в 1121 г. после неудачной попытки завладеть Мосулом Дубайс вынужден бежать из Багдада от халифа ал-Мустаршида и султана Махмуда (“иракский” султанат Сельджукидов).²⁸ Прибыв в Мардин к Иль-Гази ибн Артуку, который с почетом принял  его и даже отдал за него свою дочь, он принимает участие в неудачном походе своего нового тестя против грузин. Еще во время похода Дубайс предложил Иль-Гази сделку: “даст ли он ему Халеб, если Дубайс пожертвует 100 тысяч динаров для создания там новой армии туркмен и поможет ему (иль-Гази)  взять Антиохию”.²⁹ Дубайс принимал столь активное участие в борьбе против франков, что в 1124 г. сын Иль-Гази Тимурташ, утвердившийся к этому моменту в Халебе, при заключении мирного соглашения с крестоносцами клялся им, что тот будет изгнан. “И Дубайс покинул свою область, погрузив все, что было возможно из денег и товаров, на спины вьючных животных.”³⁰ Найдя убежище у Малика ибн Салама - укайлидского правителя крепости Джабар, Дубайс вступил в переписку с некоторыми горожанами Халеба, пересылая им деньги и побуждая к сдаче города. Когда заговор был раскрыт Тимурташем, он заключил  союз с крестоносцами и вместе с ними и с Маликом ибн Саламом, осадил Халеб. Поскольку Тимурташ, занятый в этот момент подчинением  Мийафарикина  - удела своего скончавшегося брата, не мог прийти на помощь Халебу, горожане призвали на помощь владетеля Мосула Ак-Сункура ал-Бурсуки, и только вмешательство последнего спасло положение. После гибели Ак-Сункура ал-Бурсуки султан Масуд издал указ о передаче  наместничества  в Мосуле Дубайсу, тот уже собрал силы, чтобы выступить в поход, но тут такому повороту событий решительно воспротивился  его давний недруг халиф Мустаршид. В конце концов султан с халифом договорились отдать это владение Имад ад-дину Зенги, и Дубайс снова остался ни с чем.³¹ 

В 1130/31 г. Дубайс опять прибывает  в Сирию, снова разбитый ал-Мустаршидом. Потерпев неудачу в попытке заключить новый союз с графом Эдессы,  он направился в область Дамаска, по некоторым сведениям -  к правительнице Сархада (видимо вдове), чтобы жениться на ней. Однако,  заблудившись в пустыне и потеряв большинство спутников, он в конце концов попадает в плен к правителю Дамаска Тадж ал-Мулук Бури, который в обмен на своего сына выдал  его Зенги. Зенги, враждовавший в это время с Мустаршидом,  освободил Дубайса и привлек на свою сторону: в 1132 г. они выступили в поход на Багдад.  Халиф Мустаршид хотел откупиться от них Хиллой -  родовым владением Дубайса, но этого им показалось мало; тогда Мустаршид выступил и разбил их. Дубайс отправляетя к султану Санджару (верховному султану дома Сельджукидов, правившему в Восточном Иране). Участвуя в султанских междоусобицах, Дубайс в 1133 г.  оказался на стороне султана Тогрула, а после смерти последнего перешел на службу к его противнику Масуду, который обещал позволить ему возвратиться в Хиллу. Но в 1135 г. Масуд, дабы отвести от себя подозрения в организации убийства Мустаршида исмаилитами, обвинил в этом Дубайса и расправился с ним.³²

После гибели Дубайса могущество Мазьядидов уже  так и не восстановилось. В 1150 г.  Масуд пожаловал Хиллу  одному из своих военачальников, а  несколько лет спустя армия халифа окончательно рассеяла отряды Мазьядидов и их сторонников в Хилле.³³

Причины крушения всех этих династий не следует искать в каком-то принципиальном антагонизме между ними и пришлым (тюркским по преимуществу) пассионарным элементом. В процессе утверждения сельджуков в регионе противоречия между  различными группами “пришельцев” были часто не менее острыми, чем между ними всеми  и местными правителями.  В то и дело вспыхивавших военно-политических конфликтах на  каждой из противостоящих сторон имелись как тюркские, так и местные арабские  эмиры. Старые правящие дома  не сумели сохранить прежние свои позиции, но ведь и сельджукидским предводителям и наместникам (тюркского, арабского, курдского  происхождения)  лишь за редким исключением удавалось основать здесь сколько-нибудь долговечные династиии, правившие бы в рамках более или менее устойчивого и обширного комплекса владений.³⁴ При возвышении нового сильного военного вождя,  другие  правители, наместники и держатели икта или теряли свои владения (а порой  вместе с ними  свободу и даже голову), или  вынуждены были признавать его верховенство (впрочем, рано или поздно - все равно торжествовал первый вариант).

.катибов и улемов (“ученых”), чья  социально-профессиональная ниша  не могла быть так легко захвачена. Конечно, завоеватели приводили с собой и собственный штат администраторов (в том числе и из ранее покоренных областей), но их возможности  в этом все-таки имели известные пределы. Малик-шах, например, при завоевании Джазиры и Сирии, хотя и имел в своем распоряжении  кадры иранских чиновников, ставил, однако, местные органы финансово-бюрократического управления под контроль назначенных им лиц из местного населения, тогда как наместниками (вали, иктадарами) - т.е., по сути, военными комендантами - делал обычно тюрок. Везиры - должность которых в налогово-административной системе была высшей - в Сирии никогда не были тюрками.³⁵ Несмотря на постоянные расколы и междоусобицы, территориальные захваты и перевороты, сумела сохранять в течение ряда поколений свое высокое положение известная улемская семья аш-Шахразури, составившая целую  династию “судей Сирии, Мосула, Джазиры”.³⁶

Главным социальным “капиталом”  чиновнических и улемских слоев  являлся профессиональный опыт, культивируемый в течении многих поколений.  При всей высокой, казалось бы, открытости, даже “демократичности” системы мусульманского образования, существенными монополизирующими факторами здесь служили, как наследственно-корпоративные устремления функционеров, так и достаточно высокий, объективно сложившийся уровень институциализации этих видов деятельности. Абу Шама сообщает со ссылкой на кадия ал-Фадила (ум.1200) о существовании в Египте  обычая, согласно которому если у какого-нибудь чиновника дивана подрастал сын, пригодный к усвоению адаба, то его приводили в диван переписки для обучения канцелярскому делу.³⁷  Ярким свидетельством институциализации канцелярско-бюрократической деятельности в сельджукидских владениях можно считать своеобразную хрестоматию образцов административного делопроизводства “Атабат ал-катаба”, составленную главой канцелярии иракского султана Санджара (1118-1157) Мунтаджиб ад-Дином Бади ал-Джувайни.³⁸ Делопроизводство и дипломатическая переписка от имени правителей  велись  служащими их канцелярий (диван ал-инша, диван ат-тугра’) - подлинными виртуозами слова. Пышные обороты, тонкая (и не очень) игра слов, цитаты и отсылки к религиозным текстам, пафос религиозно-идеологической аргументации занимают в посланиях и указах правителей отнюдь не последнее место.³⁹ Имад ад-Дин отзываясь об Усаме ибн Мункызе, представителе знатной эмирской семьи, профессиональном воине и военачальнике, видимо, как нечто достаточно примечательное для человека подобных занятий, отмечает, что он всегда обходился без писца.⁴⁰

Большой компетентности, в том числе и в знании местных условий, требовала служба на фискальном поприще. Администратор, сумевший поднять доходность доверенных ему территорий, всегда особо ценился правителем, и ему многое прощалось из “служебных злоупотреблений” (во всяком случае до поры до времени). Здесь уровень специализации  был  настолько  значителен, что определенные барьеры существовали даже между  профессиональной деятельностью катибов и улемов. Еще в X в. багдадский халиф отказывался сделать какого-либо улема везиром, “так как в этом случае всюду пойдет молва, что он-де не имеет в своем государстве ни одного дельного чиновника (катиб)”.⁴¹ Впрочем, были и противоположные примеры (мусульманское образование в своей основе было все же достаточно универсальным). Основатель “судейского дома” аш-Шахразури, курд Абу-л-Ахмад ал-Касим ибн (ум.1096),  был хаким (управителем) Ирбиля, затем Синджара. “Из его детей и внуков, - пишет Ибн Халликан, - были плодовитые и благородные ученые, замечательные поэты, служившие при царях, становившиеся хакимами и судьями... Их рынок не знал застоя. И до настоящего времени из его  потомков имеются судьи и известные люди в Мосуле.”⁴²