Религиозные отношения в БССР 1950гг

     К первому периоду относятся и  попытки создания в 1922 г. и в 1927 г. сторонниками митрополита Минского и Белорусского Мелхиседека Белорусской  Автокефальной Православной Церкви. Данные автокефалии были попыткой избежания  пагубных действий «обновленцев» по разрушению православия и сохранения чистоты канонов Церкви. Идея создания национальной церкви была более присуща  общественным деятелям, чем духовенству.

     8 марта 1929 года ВЦИК и СНК  издали повое постановление о  религиозных объединениях. Этим  постановлением священнослужители  исключались из состава "двадцаток"; религиозным объединениям воспрещалась  благотворительная деятельность; частное  обучение религии,дозволенное Декретом 1918 года об отделении Церкви от государства, интерпретировалось в предельно суженном объеме лишь как право родителей обучать религии своих детей. Вводилась 5-дневная рабочая неделя, и воскресенье переставало быть выходным днем.

     Началось  массовое закрытие церквей. В 1928 году Русская  Православная Церковь имела более 30 тысяч  приходов (вместе с обновленческими, григорианскими и самосвятскими  приходами в нашей стране оставалось еще 39 тысяч общин) - 2/3 от дореволюционного количества. В 1928 году закрыто было 534 церкви, а в 1929 - уже 1119 храмов. В 1930 году упразднение православных общин  продолжалось с нарастающим темпом. В Москве из 500 храмов к 1 января 1930 года оставалось 224, а через два года - только 87 церквей, находившихся в юрисдикции Патриархии. В Рязанской епархии  в 1929 году было закрыто 192 прихода, в  Орле в 1930 году не осталось ни одной  право­славной церкви.

     Закрытые  храмы использовались под производственные цеха, склады, квартиры и клубы, а  монастыри - под тюрьмы и колонии. Многие храмы уничтожались, разрушались  православные святыни русского народа. В Москве в июле 1929 года уничтожили часовню Иверской Божией Матери, в 1930 году - Симонов монастырь, в 1931 году взорвали храм Христа Спасителя.

     По  всей стране с колоколен снимались  колокола под предлогом того, что  они мешают слушать радио. Колокольный  звон запрещен был в Москве, Ярославле, Пскове, Тамбове, Чернигове.

     Иконы сжигались тысячами; в газетах  появлялись сообщения о том, как  то в одной, то в другой деревне  их сжигали целыми телегами; уничтожались иконы древнего письма. Сжигали богослужебные  книги; при разгроме монастырей гибли  и рукописные книги, археографические памятники, представляющие исключительную культурную ценность; драгоценная церковная  утварь переплавлялась на  лом.

     Закрытие  храмов и уничтожение святынь  сопровождалось арестами священнослужителей, высылками и ссылками их, этапированием  в места заключения, где томились уже тысячи священников и десятки  архиереев.

     В 1928-1929 годах было арестовано большинство "непоминающих" епископов. Лишили свободы и отправили в ссылку и лагеря митрополита Иосифа, архиепископа Серафима (Самойловича), архиепископа Варлаама (Ряшенцева), епископов Виктора (Островидова), Димитрия (Любимова), Алексия (Буя), Максима (Кижиленко), Илариона (Вельского), Дамаскина (Цедрика), Павла (Кратирова), Сергия (Дружинина), Афанасия (Сахарова). В ссылке оставались митрополит Кирилл, епископ Серафим (Звездинский).

     Но  отделившиеся от Патриарха "иосифляне" сохранили еще свои легальные  приходы в разных епархиях. В Москве в начале 1930-х годов "непоминающие" удерживали за собой Воздвиженскую  церковь и храм Святителя Николая  на Ильинке. После закрытия этих храмов у них оставалась просуществовавшая  до 1933 года церковь Сербского подворья. В Ленинграде оплотом иосифлян был  кафедральный храм Воскресения на Крови. Им принадлежали также соборы Святителя  Николая и святого князя Владимира. После закрытия этих церквей последний  иосифлянский храм Тихвинской Божией Матери продержался до 1936 года.

     Второй  период начался Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях». Все  предписания Постановления были направлены на разобщение верующих и  церковной жизни, а также взятию под контроль власти любых религиозных  действий. Государство направляло на антирелигиозную деятельность колоссальные человеческие и материальные средства, однако по-прежнему большинство населения  продолжало нуждаться в вере в  Бога и никак не переходило на атеистические  позиции в соответствии с программными документами партии. Основные успехи антирелигиозников были в деле закрытия храмов. В Восточной Белоруссии к  окончанию второго периода к 1941 г. не было ни одного постоянно действующего храма [4, 51]. Более двух с половиной  тысяч православных священнослужителей, монахов, церковных работников в БССР были репрессированы.

     Отдельно  следует рассматривать период нахождения белорусских земель в составе  т.н. II Речи Посполитой. Польское правительство  жестко регулировало религиозную жизнь. Православная церковь оказалась  в весьма затруднительном положении. Под давлением властей была объявлена  автокефалия Церкви, создавались  условия для полного подчинения православных клириков установкам политического  руководства. Несогласные с проводимыми  мероприятиями иерархи и священнослужители  отстранялись от работы, подвергались арестам, высылались в центральные  районы. Многие вынуждены были покинуть страну. С середины 30 - х гг. впервые  в истории в православных храмах молебны начали проводиться на польском языке. Агрессивную атаку властей  на православных поддерживали консервативные католические круги. Особенно ярко это  проявилось в борьбе за храмы. По инициативе ксендзов в 1930 г. были возбуждены дела о ревендикции 500 православных храмов. 300 из них перешли к католикам. Многие богослужебные здания захватывались  католиками самовольно, а государственные  органы никак не реагировали на факты  грубого нарушения законодательства. Отобрание православных храмов не носило характера государственной необходимости. Многие из них не использовались по прямому назначению или обслуживали  незначительное количество прихожан, в то время как православные были лишены возможности удовлетворения своих религиозных чувств [5, 200].

     Правительства обоих государств нарушали положения  мирного Рижского договора в сфере  реализации этноконфессиональной политики. Властями проводилось жесткое регулирование  религиозной жизни в соответствии со своими политическими приоритетами без учета мнения и желания  самого белорусского народа. После  воссоединения белорусских земель на западную часть была распространена советская модель взаимоотношений  с церковными организациями. Духовенство  подвергалось политическому преследованию, имущество храмов конфисковалось, насаждалось атеистическое мировоззрение.

     Великая Отечественная война опровергла навязываемое обществу мнение об антинародной сущности религии и церкви. Православная церковь четко обозначила свое место  в деле патриотического воспитания и организации освободительной  борьбы. Патриарший местоблюститель  митрополит Сергия в своих Посланиях  к архипастырям и пастве призывал верующих к сплочению в деле борьбы с захватчиками. Руководствуясь гражданскими чувствами, священники и верующие не ограничивались только молебнами о Красной Армии, а с первых дней войны участвовали в помощи фронту и тылу. Многие священники солдатами и офицерами прошли дорогами войны, а некоторые из них участвовали в партизанском движении, хотя, безусловно, были случаи предательской, антинародной деятельности и в среде православных клириков. Особенно характерно это было для Украины, в основном для лиц из числа находившихся ранее в эмиграции или же по тем или иным причинам враждебно относящихся к советскому режиму.

     Религиозная жизнь в период фашистской оккупации  на территории Беларуси активизировалась. Гитлеровцы пытались таким образом  завоевать симпатии населения. В  тоже время следует отметить, что  все религиозные организации  действовали в полной зависимости  от оккупационных властей и должны были решать навязываемые им задачи. Националистические деятели, прибывшие с оккупационными войсками пытались поставить Белорусскую  церковь под свой контроль, но епископы, верующие и клир, упорно сопротивлялась всем попыткам оторвать ее от Московской патриархии. Пантелеймон, вопреки желанию  националистов и немецких властей, не провозгласил Белорусскую церковь  автокефальной. На богослужениях продолжало возноситься имя митрополита  Сергия, и митрополит отказывался  проповедовать по-белорусски на том  основании, что языком городского населения  считал русский. По настоянию националистов  оккупационные власти заключили  Пантелеймона в монастырь и передали управление Церковью его помощнику, архиепископу Филофею (Нарко), который вначале тоже противился всяким нововведениям на том основании, что он не имеет права принимать решения без ведома митрополита. Получив от Пантелеймона письменное разрешение, Филофей созвал 30 августа 1942 г. белорусский церковный собор. Националисты приложили все усилия, чтобы склонить собор на свою сторону. В постановления собора было включено заявление об автокефалии Белорусской церкви. Однако, провозглашения автокефалии фактически не произошло по причине того, что в уставе было записано: «Каноническое объявление автокефалии последует после признания ее всеми автокефальными православными церквями» [6, 280]. 2 сентября 1942 года Собор принял обращение к Константинопольскому патриарху и другим патриархам восточных церквей с просьбой признать Белорусскую православную церковь автокефальной. Послания автокефальным церквам были составлены, переведены и переданы германским властям для пересылки с большой задержкой и не были отправлены по адресу. Между тем белорусские епископы продолжали упорно сопротивляться белоруcсизации Церкви. Автокефалия никогда не упоминалась ни в церковных документах, ни в официальной церковной печати. В мае 1944 г. собор белорусских епископов объявил постановления собора 1942 г. недействительными на том основании, что, на этом соборе отсутствовали два старших белорусских епископа, которые не были допущены на собор оккупационными властями. Московская патриархия не признана канонической деятельность БАПЦ [7, 211]. Несмотря на  намерения некоторых архиереев хоть таким образом обеспечить религиозные потребности верующих, их политический выбор, как свидетельствует и та же телеграмма Гитлеру с «сердечной благодарностью за освобождение Белоруссии от московско-большевистского ига», был антинародным. Очевидно, что провозглашение автокефалии в 1942 г. качественно отличается от аналогичных попыток 1922 г. и 1927 г., являвшихся способом сохранения Церкви в условиях кризиса в управлении Матерью-церковью, а не жаждой властвования и политической коньюктурой. Клирики пытались спасти Церковь от разрушения, в первую очередь канонического. Во всех трех случаях важную роль играла интеллигенция. Однако если в 1920-ее гг. националисты были вдохновителями автокефалии, то в 1942 г. – надзирателями – еще почище идеологов Генерального комиссариата.

       В декабре 1936 года VII Чрезвычайный Съезд Советов издал новую Конституцию СССР, провозгласившую политические и гражданские свободы, в том числе свободу совести, предоставившую равные права всем гражданам, включая "служителей культа". Конституция породила в умах многих людей надежды на прекращение практики незаконных репрессий, на широкую демократизацию общества.

     На  деле, однако, издание новой Конституции  явилось прологом к неслыханному разгулу террора, получившему по имени наркома внутренних дел  название "ежовщины"; жертвой репрессий  пали миллионы людей, принадлежавших к  самым разным общественным слоям  носители разных мировоззрений; политические и государственные деятели, военачальники, дипломаты, ученые, литераторы, рядовые  крестьяне, рабочие и служащие. Террор 1937 года, который с затуханием продолжался  в 1938-39 годы, залил страну кровью.

     22 июня 1941 года, в день всех святых  в земле Российской просиявших, Германия напала на Советский  Союз. Началась Великая Отечественная  война. Во второй раз за XX век  Германия вступила в смертельную  борьбу с Россией, обернувшуюся  для нас новой национальной  катастрофой. Но в отличие от 1914 года нашей стране противостояла  теперь не Империя Гогенцоллернов, которая принадлежала все-таки  христианской Европе, а разбойничий  Третий рейх, поправший все Божии  и человеческие законы, провозгласивший  расизм своей официальной идеологией, стремившийся к истреблению одних  и порабощению других народов.  Вожди нацистской партии открыто  отвергали христианские нравственные  ценности и предпринимали мракобесные  опыты по возрождению Древнегерманского  языческого культа.

     В своих пропагандистских обращениях к русскому народу гитлеровцы, спекулируя на печальных страницах в советской  истории, пытались предстать в облике защитников религии. Но эта демагогия  не ввела в заблуждение Местоблюстителя  Патриаршего Престола. Митрополит Сергий в первый же день войны написал  и собственноручно отпечатал  на машинке "Послание пастырям и  пасомым Христовой Православной Церкви", в котором призвал  православный русский народ на защиту Отечества: "Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину.  Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь  мирных граждан уже орошает родную землю.  Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведскою, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного  христианства хотят еще раз попы­таться  поставить народ наш на колени перед неправдой. По не первый раз  приходится русскому народу выдерживать  такие испытания. С Божией помощью  и на сей раз он развеет в  прах фашистскую вражескую силу... Вспомним снятых вождей русского народа Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да и  не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов... Православная наша Церковь  всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она испытания несла  и утешалась его успехами. Не оставит  она народа своего и теперь. Благословляет  она небесным благословением и предстоящий  всена­родный подвиг... Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: "Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други  своя..."  (Ин. 14, 13). Нам, пастырям Церкви, в то время, когда Отечество призывает  всех на подвиги, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что  кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся  не напомнить о долге и о  юле Божией. А если сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к пере­живаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями  на счет возможных выгод на той  стороне границы, то это будет  прямая измена Родине и своему пастырскому  долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно "ради Иисуса, а не ради хлеба куса", как выражался святитель Димитрий  Ростовский.  Положим же души свои вместе с нашей паствой... Церковь благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу".В речи на Архиерейском Соборе 1943 года митрополит Сергий, вспоминая начало войны, говорил: "О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться, потому что прежде чем мы успели определить как-нибудь свое положение, оно уже определилось, - фашисты напали на пашу страну, ее опустошали, уводили в плен наших соотечественников, всячески их там мучили, грабили".

     Очередной период взаимоотношений государства  и Православной Церкви наступил после  освобождения БССР. Годом раньше советское  руководство, оценив роль Православной Церкви во время войны, изменило не только отношение к ней, но и перешло  к применению новых методов воздействия  на Церковь и ее использование  в своих политических целях. Наметившийся необратимый процесс победоносного  завершения войны, освобождение Европы от фашизма, рост авторитета СССР и  Сталина в мире требовали принятия  мер по нормализации отношений с  Церковью. Главным инициатором подобных мер в существующей общественно-политической ситуации мог быть только Сталин, у  которого к концу войны сложились  довольно благожелательные отношения  с руководством РПЦ [8, 59]. Власть, отказавшись  от планов полного уничтожения религии  и Церкви, переходит к возрождению  церковной жизни в стране под  строгим государственным контролем.

     На  освобожденных от фашистов территориях  продолжают действовать общины созданные  в период оккупации. В начале 1946 г. Минскую кафедру возглавил архиерей Питирим (Свиридов), получивший с 1955 г. сан митрополита. После войны  разрушенные храмы восстанавливались. Фиксировались факты оказания общинам  материальной помощи при их реставрации. Был случай строительства нового богослужебного здания. В БССР в 1945 г. насчитывалось 705 действующих храмов, а в 1948 г. уже даже 1050 [5, 236].

     Нормализация  отношений с РПЦ не устраивала определенные политические силы и внутри страны, и за рубежом. Духовный потенциал  православия для советского народа был по достоинству оценен фашистскими  идеологами, которые после неудавшихся  попыток «приручения» все же пошли  по пути дробления и разложения, а не насильственного уничтожения  Церкви. Соответствующие службы иностранных  государств, скорей всего пытались ударить по Московскому патриархату  поддержкой различных расколов РПЦ. В частности 5 июня 1948 г. в Германии был созван новый собор, восстановивший неканоничную автокефалию Белорусской  Церкви. С возвращением советских  войск белорусские автокефалисты  обосновались на Западе. Епископы, эмигрировавшие в конце 1944 г. в Германию, присоединились к Карловацкому синоду, который после  окончания войны был восстановлен в Мюнхене. В эмиграции иерархия БАПЦ влилась в состав Русской  Православной Церкви Зарубежом, так  как прекрасно знали, что навязанная насильно автокефалия 1942 г. не канонична. Однако эта идея не оставляла некоторых  эмигрантов. Организационную поддержку  они нашли у украинских автокефалистов-раскольников. Глава УАПЦ Поликарп благословил  епископа Сергея (Охотенко) принять  остатки БАПЦ под свой омфор [9, 374]. Деятельность Церкви носила ярко выраженный этно-культурнический оттенок, способствовала сохранению национальной идентичности, солидарности людей имевших общую  Отчизну.