Политика США на Ближнем Востоке в 1945-1975 гг

По мнению автора, Садат намеренно не стал продолжать войну и организовал «оперативную паузу», соблюдая договоренность с  США о рамочных планах военных  действий. Реальная возможность уничтожения египетской Третьей армии заставила СССР уведомить США, что они готовы действовать в одностороннем порядке. Возражая против совместного направления советско-американских войск на Ближний Восток, Киссинджер объявил о состоянии повышенной боевой готовности в американских вооруженных силах¹⁰⁴. Беспрецедентная по масштабам военная помощь США Израилю по воздушному мосту совпала с началом осуществления политики поэтапной дипломатии.

На Женевской  конференции, открывшейся 17 декабря 1973 г., США начали проводить линию о разъединении войск в целях обойти необходимость вести переговоры о границах и окончательном урегулировании. От успеха переговоров зависело и снятие нефтяного эмбарго.

В сентябре 1975 г. было достигнуто второе соглашение о  разъединении египетских и израильских войск, в подписании котором СССР уже не принял участие. Большими уступками Израилю со стороны Египта было, в частности, обещание не использовать силу при решении конфликтных вопросов и согласие Египта на присутствие американского персонала. Появление на Синае американцев позволило им расширить свое военное присутствие на Ближнем Востоке, которое впоследствии вылилось в создание в Египте военных баз.

Это соглашение подорвало позиции арабских стран, находившихся в состоянии конфронтации с Израилем. Руководство ООН усмотрело в нем открытое предательство палестинцев.

В конечном итоге  все это привело к визиту президента Садата в Иерусалим и к его  выступлению в кнессете, что, в  свою очередь, послужило одной из причин заключения мирного договора между Израилем и Египтом.

В диссертации  делается вывод, что самым главным  последствием политики США в 1973-1975 гг. было отстранение СССР от процесса ближневосточного урегулирования, что  означало лидерство США в решении  одного из самых узловых противоречий региона.

Исследуя вопрос ближневосточного урегулирования того этапа, можно сделать вывод, что  США и не могли сделать его  «всеобъемлющим». Выступая в Атланте 23 июня 1975 г., Киссинджер объяснил целесообразность концепции «частичного урегулирования»  и прямых переговоров тем, что она якобы дает возможность «разделить ближневосточную проблему на отдельные элементы, которые, легче разрешить, чем добиваться всеобъемлющего урегулирования»¹⁰⁵. Допуская в словах Киссинджера долю лукавства, стоит все же обратить внимание на то, что они отображают суть пределов возможностей США, даже в сфере «мировой» политики, которая, как известно, является прерогативой великих держав.

В Заключении подведены итоги диссертационного исследования, сформулированы выводы и обобщения по ключевым проблемам рассматриваемой темы.

Став ведущей  страной Запада после Второй мировой  войны, Соединенные Штаты заметно  активизировали свою деятельность на Ближнем Востоке. Причиной интереса США к ближневосточному региону  послужил, прежде всего, нефтяной фактор, а политической опорой явился Израиль. Кроме того, США в 1950-е гг. пытались организовать военно-политический союз из арабских стран Ближнего Востока.

Суэцкий кризис существенно ослабил позиции  старых колониальных держав и позволил США выдвинуть доктрину Эйзенхауэра, основываясь на геополитической теории «вакуума сил». Доктрина Эйзенхауэра сочетала в себе традиционный колониализм, делающий ставку на силу, с неоколониализмом, явлением по сути куда более изощренной, завуалированной и жесткой асимметрии, пронизывающей всю систему капиталистических международных отношений развитых и периферийных стран.

Переходя к  вопросу о нефтяной политике США, необходимо отметить, что, несмотря на то, что уже в годы Второй мировой  войны американцы осознали важность нефтяных ресурсов Ближнего Востока, именно в исследуемые годы нефтяные поля Ближнего Востока, и прежде всего Персидского залива, стали входить в число «жизненно важных» интересов США. Особую значимость ближневосточная нефть приобрела во время четвертой арабо-израильской войны 1973 г., когда страны-экспортеры ввели нефтяное эмбарго.

Хотя нефтяное оружие в 1973 г. по сравнению с 1967 г. сработало, оно не дало странам - экспортерам  нефти ни особых дивидендов в политической области, ни в перспективе экономических преимуществ перед Западом.

Разработанная в 1970-е гг. в США «доктрина взаимозависимости» связывала страны-производители  нефти с финансовой структурой Запада. Осуществляя эту доктрину, США  приступили к выполнению «программ  развития», которые включали строительство в этих странах промышленных, военных, энергетических и сельскохозяйственных объектов. Несмотря на определенный положительный эффект этих программ, они осуществлялись за счет нефтедолларов и не предполагали передачу американских технологий этим странам. Именно этот фактор монопольного владения технологиями обусловливает не только отставание развивающихся стран, но и их деградацию. И этот разрыв постоянно растет.

Американцами  также учитывалось, что основные ресурсы арабских стран сосредоточены  в районах, где существует недостаток рабочей силы, способной превратить эти ресурсы в постоянный производственный потенциал. Для Саудовской Аравии была характерна тенденция к поиску сферы приложения капитала в США, а Египет наоборот стремился получать в США необходимые для капиталовложений средства. Таким образом, намечался характер будущих взаимоотношений Египта и Саудовской Аравии, предполагающий дифференциацию отдельных видов зависимости государств региона от Соединенных Штатов.

Понятие «доступа»  к углеводородным ресурсам всегда означало эксплуатацию нефтяных богатств ближневосточного региона, сохранение с течением времени все в более завуалированной форме американского контроля над ними. Методы обеспечения доступа к ближневосточной нефти также поменялись: продолжая использовать силовые методы, США стали вовлекать ближневосточные правительства в отношения «партнерства», усиливать их финансовую привязанность через программу «рециклирования нефтедолларов» к валютно-финансовой системе США. Система участия, принятая рядом ближневосточных стран, не передала в руки странам-экспортерам нефти те важнейшие функции, которые продолжают оставаться прерогативой ТНК: разведку, транспортировку, переработку и продажу большей части нефти ближневосточных стран.

Все эти отношения доказывают, что материальной основой “нефтяного вопроса” является не только, как принято считать, факторы экономические, но и более глубокие - географические, натуральные, связанные с планетарным расположением тех или иных природных и трудоосвоенных ресурсов. Интересы США, к примеру, в Панаме, а теперь и на Каспии и в Центральной Азии, глубже, нежели интересы прибыли.

Деньги «нефтяной  ренты» выкачиваются как неинфляционный приток метрополиями, но и нефтепроизводящие  страны добились относительного благосостояния (хотя существуют резкие контрасты в положении “своих” и иностранных рабочих). Получается, что высокая монопродуктовость нефтедобывающих стран или, иначе говоря, благоденствие стран ОПЕК, не идет ни в какое сравнение с самим вектором потока нефти от них.

Завуалированный войной с терроризмом и борьбой  с распространением ОМУ, нефтяной фактор сыграл немалую роль в решении  США вторгнуться в Ирак и начать кампанию против Ирана, хотя американцы и пытаются отрицать связь своего вторжения в Ирак с нефтяным вопросом.

Таким образом, нефтяной фактор не только в рассматриваемый  период, но и в последующие годы явился решающим в политике США в  регионе БСВ. В настоящее время  США делают весьма небезуспешные  попытки обезопасить себя от любых  возможных последствий своей зависимости от стран - экспортеров нефти: сюда относятся и попытки еще больше привязать к западному хозяйству экономику стран Залива и постоянное посредничество США в арабо-израильском конфликте, и максимальная консервация собственных углеводородных ресурсов, и использование силы вплоть до прямого вооруженного вмешательства.

С конца 1950-х  гг. Соединенные Штаты стали нащупывать основные формы и направления  использования различных видов  помощи странам Ближнего Востока  в качестве инструмента, служащего  их интересам. Одновременно разрабатывались механизмы предоставления помощи. Доктрина Эйзенхауэра 1957 г., в частности, была одним из таких механизмов, и на ней период экспериментов практически закончился. Безусловно, непосредственными получателями экономической помощи США являлись те социальные слои, которые были заинтересованы в сохранении общественных порядков, обеспечивающих их привилегированное положение. Одновременно необходимо отметить, что положительных аспектов помощи гораздо меньше, чем отрицательных. Вообще говоря, эти факты замечены давно, но их научное постижение идет сложно и относительно в последнее время.

На протяжении исследуемого периода четко прослеживается преемственность политики американских администраций на Ближнем Востоке. Из всех президентов, возглавлявших американские администрации с 1945 по 1975 гг., исключение составляли администрации Рузвельта и Кеннеди, пытавшиеся проводить ближневосточную политику с определенным учетом интересов арабских стран при, разумеется, неизменной цели распространения своего влияния на Ближнем Востоке. Таким образом, тактический инструментарий Соединенных Штатов мог меняться, тогда как стратегическая линия оставалась неизменной. Однако абсолютно определенно можно сказать, что с течением времени происходило ужесточение внешнеполитического курса, принимавшего более изощренные формы. Ужесточение линии США связано прежде всего с внутренне присущим Западу свойству – негибкости, неумению приспосабливаться к разноуровневости, столь характерной для восточного общества. Отсюда США отказывались от всяких либеральничаний по мере установления своего влияния на Ближнем Востоке и по мере того, как Ближний Восток «подкидывал» новые задачи.

Преемственность политики Никсона и Форда прослеживается и далее. Так, президент Картер и его помощник по национальной безопасности Бжезинский стали спекулировать темой о «правах человека», используя ее для нажима на неугодные страны (совершенно забывая о ней, когда речь заходила о действительных и массовых нарушениях прав человека фашистскими и диктаторскими режимами, пользовавшимися поддержкой США в Южной Африке, Чили, Южной Корее и др. местах). Период администрации Рейгана вообще отличался жесткостью и сравним по агрессивности с временами Д.Ф. Даллеса. Позже, с упадком роли СССР в международных делах и ослаблением влияния России, в частности, в ближневосточном регионе, США вообразили себя единственными вершителями судеб, всячески поддерживая угодные им режимы, а страны, их не устраивающие (кстати, сказать, в основном социалистической ориентации), записали в изгои.

Невзирая на известную долю заигрывания с  арабскими странами, США в исследуемые  годы оказывали безусловную и  всемерную поддержку Израилю. И  в этой поддержке не было и нет, по сути, ничего негативного, если бы не «двойная игра» и не «двойные стандарты».

Фактически термин «двойная игра» не совсем верно отражает суть политики США (хотя мы его употребляем  повсеместно). Скорее, это можно назвать  игрой в одни ворота. «Двойную игру»  США вели постоянно – это суть западного поведения. Суэцкий кризис показал, что США вели «двойную игру» с Англией и Францией, арабо-израильское урегулирование вскрыло такое поведение по отношению к арабским странам и Израилю (вплоть до поставок оружия то одной, то другой конфликтующим сторонам), сюда же можно отнести и отношения с Ираном и Саудовской Аравией.

Хотя термин «двойные стандарты» появился в политическом лексиконе позже, и характерен скорее для нашего времени, основа такой  политики была заложена в исследуемые  годы. В связи с этим уместно  вспомнить о разработке ядерного оружия на Ближнем Востоке. Так, в 1950-е – 1960-е гг. Соединенные Штаты официально не одобряли, но неофициально потворствовали Израилю в разработке своего оружия массового поражения. В итоге на сегодняшний день Израиль является неофициальным членом ядреного клуба при этом не испытывая на себе никаких сколько-нибудь серьезных санкций со стороны США, а Ирак подвергся испытанию войной, только вследствие предположения о создании такого оружия, тогда как Израиль благополучно разрабатывал его еще в 1960-е гг.

Преемственность и ужесточение курса американских администраций прослеживается также  и в отношениях с ООН. Еще во времена президентства Эйзенхауэра  администрация проявляла нежелание  работать с этой организацией, и  всячески показывала неуважительное отношение к ней. Отказ США от сотрудничества на Женевской конференции или в рамках ООН после 1973 г. объясняется прежде всего тем, что в послевоенный период вплоть до конца 1960-х гг. СССР добился ощутимых успехов в ООН, что послужило дополнительным толчком для США искать новую тактику, помимо международных организаций, в решении арабо-израильского конфликта. Однако несмотря на значимую роль СССР в ООН и на декларирование принципа равенства наций, штаб-квартира этой уважаемой организации находится в Нью-Йорке, и как 40 лет назад, так и сейчас, ООН, теперь еще вместе с МАГАТЕ, выступают орудием политики США, а сама ООН является ширмой эгокультурности.

Тридцать с  лишним лет, которые были проанализированы в диссертации, позволили автору посильно изучить не только историю Ближнего Востока, но и те политические фигуры, которые вписались в эту историю как ее творцы. Это были и арабские, и американские, и израильские, и советские, и западноевропейские деятели. Разумеется, в заключении (да, и вообще) совершенно невозможно дать какую-либо однозначную оценку роли этих личностей, такая цель и не ставилась, однако, анализируя определенные события, можно сделать вывод, что личность на какой-то краткий период может сыграть решающую роль, а само ее появление отражает настроения определенной части общества.

Если американские или советские политические фигуры действовали относительно предсказуемо благодаря тому, что они выполняли  те или иные задачи своих государств, то этого нельзя сказать о большинстве  арабских деятелей. Не только приход к власти таких фигур, как Каддафи или Бен Белла, означал поворот в политике их государств, но даже и смена многочисленных кабинетов, например, в Сирии приводила каждый раз к смене политического курса.