Отношения между Петром Первым и его сыном Алексеем

2.2 Отношения  с отцом

«Царевич Алексей, похожий  на деда и дядю- царя Федора Алексеевича, был образованным, передовым русским  человеком XVII века, был представителем ста-рого направления; Петр был передовой русский человек XVIII века… Сын по при-роде своей жаждал покоя и ненавидел все то, что требовало движения, выхода из привычного положения и окружения; отец, которому по природе его были более всего противны домоседство и лежебокость, во имя настоящего и будущего России требовал от сына внимания к тем средствам, которые могли обеспечить России приобретенное ею могущество, а для этого нужна была практическая деятельность, движение постоянное, необходимое по значению русского царя, по форме русского правления. Вследствие этих требований, с одной стороны, и естественного неодо-лимого отвращения к выполнению их – с другой, и возникали изначала печальные отношения между отцом и сыном, отношения между мучителем и жертвою, ибо нет более сильного мучительства, как требование переменить свою природу, а этого именно и требовал Петр от сына» [11, C.122].

Поручения отца царевич  считал тяжелой обузой — выполняя их, надлежало трудиться, а к труду он относился с нескрываемым отвращением. Когда наследник стал взрослым, то заменил комнатные игры хмельным застольем. Царевич настоль-ко пристрастился к вину, что стал пить много и систематически. Напившись, взвин-чивался, становился болтливым и утрачивал контроль над собой. Собутыльники Алексея поносили царя, шептали осуждающие слова по поводу преобразований, приносили в покои нелепые слухи, распространяемые, поборниками старины.

У Петра было немало оснований для недовольства поведением сына. Горечь вызывало не только тяготение Алексея к монахам и кликушам, но главным образом безразличие к тому, чем жила страна. Первое приобщение царевича к делу состоя-лось в 1704г., когда он находился в составе русских войск, осаждавших Нарву, а затем участвовал в торжествах, устроенных в Москве по случаю овладения этой крепостью. Через три года семнадцатилетний царевич был послан в Смоленск для заготовки провианта и фуража. Осенью того же 1707г. круг поручений наследника расширился — ему был поручен надзор за укреплением Москвы на случай похода на столицу, поиск Карла XII. Надлежало отремонтировать брустверы, насыпать ва-лы, укомплектовать артиллерийский парк, пополнить московский гарнизон личным составом. Но роль царевича во всех этих работах была номинальной: Петр знал сына и, естественно, не мог положиться на его организаторские способности. Для перестраховки царь возложил ответственность за укрепление Москвы на других лиц, к которым и предъявлял спрос. После того как угроза похода шведских войск на Москву исчезли, царевич по поручению отца занимался укомплектованием пяти новых полков рекрутами, экипировкой и их обучением, а также значился номинальным руководителем подавления  Булавинского восстания.

«Между отцом и сыном могла установиться атмосфера взаимного уважения и солидарности на почве участия обоих в общем деле: одного — в роли главного дей-ствующего лица, другого - в роли активного помощника. Но не установилась, при-чем не по вине Петра. И в письмах 1708г. уже сквозило недовольство нерастороп-ными действиями сына, приходилось напоминать ему о срочности выполнения по-ручений. Петр проявлял снисхождение к ошибкам, но никогда не прощал малоду-шия и промахов, порожденных отсутствием прилежания»[8, C.385].

Не следует рассматривать  отношения Петра с Алексеем как  цепь непрерывных требований сурового отца к сыну и как выражение недовольства его поступками. В письмах Петра мелькают, правда нечасто, проявления отеческой заботы.

С 1713г. Алексей жил в Петербурге. Отец лишь изредка обременял сына по-ручениями, тем более что последний уклонялся от них, притворяясь больным. К этому времени относится охлаждение в отношениях отца с сыном — Петр убедил-ся в никчемности наследника и окончательно разуверился в возможности привлечь его к делам управления. В столице царевич жил в окружении старой «компании». Из нее выбыл только духовник, с которым у царевича произошла какая-то размолв-ка. Место Якова Игнатьевича занял Александр Васильевич Кикин, бывший денщик Петра, благодаря своей расторопности и исполнительности назначенный на дол-жность руководителя интендантской службы в Адмиралтействе.

В свое время Кикин пользовался таким же расположением Петра, как Мень-шиков, но проворовался и был привлечен к следствию. Петр предоставил Кикину право жить в Петербурге, но о восстановлении между ними  прежних отношений  не могло быть и речи. Кикин рассчитывал поправить свою оборвавшуюся карьеру, но ставку сделал не на настоящее, а на будущее, когда трон займет наследник Алексей. С этой целью он сблизился с царевичем, стал его приятелем, что благо-даря уму и обаянию он сделал без труда.

Дружеские связи и  расположение царевича Кикин не рекламировал, предпо-читал всегда находиться в тени и, соблюдая предосторожности, навещал Алексея сравнительно редко, хотя всякий раз появлялся в те нужные минуты, когда тот ост-ро нуждался в совете.

27 октября 1715г.  хоронили супругу царевича Алексея, скончавшуюся после родов сына.«Царевич был очень печален, и не одна была у него печаль о потере жены…он говорил, что его постригут и не вследствие настоящего гнева отцовско-го: теперь родился и сын, значит неспособного отца можно было отстранить от престола»[11, C.158]. В этот же день ему вручили послание царя, подписанное 11 октября. После общего перечисления событий Петр переходит к поводу, вызвав-шему появление письма,— горестным размышлениям о наследнике. Царь горевал не столько ввиду отсутствия личного вклада наследника в победы над неприяте-лем, сколько из-за отсутствия у него всякого интереса к делу. Послание заканчи-вается угрозой лишить сына престола, если он не одумается и не изменит поведе-ния.

Прочитав послание отца, Алексей обратился за помощью к Кикину. Тот ре-комендовал отречься от престола, ссылаясь на слабое здоровье. Царевич ответил в соответствии с советом. Не вдаваясь в подробности, он проявил рабскую покор-ность судьбе и писал, что желание отца полностью совпадает с его собственным желанием. Царевич заявил, что отказывается от престола.

Через месяц после  получения письма царь занемог, болезнь  была столь опас-ной, что в ожидании трагического конца сенаторы круглосуточно находились в царских покоях. Кризис, однако, миновал, и царь, оправившись, пишет еще одно послание сыну. Зная характер Алексея, Петр усомнился в искренности отречения от престола. Остался отец не удовлетворенным и тем, что сын в своем ответе кос-нулся лишь «слабости телесной», в то время как в первом послании речь шла о «неохоте к делу». Отец вновь задал сыну суровые вопросы, потребовал от царевича ответа: изменить свое поведение и остаться наследником, или постричься в монахи. Из двух перспектив, предложенных царевичу относительно его будущего, он избрал второй. Не без совета друзей Алексей согласился на пострижение.

Через несколько дней, накануне отъезда за границу. Петр имел разговор с притворно заболевшим сыном. Царь предложил сыну еще раз  обдумать свое реше-ние постричься и окончательный ответ прислать в Копенгаген, куда Петр намере-вался отправиться. На размышление предоставлялся срок в шесть месяцев.                     

Внешняя покорность сына и его готовность отречься от престола и постричься в монахи являлись чистейшим обманом. Пребывание в монастыре, на которое так охотно соглашался царевич, могло устроить лишь человека, решившего полностью отказаться от мирской суеты и мирских забот. Подобных намерений у Алексея не было и в помине. Он рассчитывал отсидеться в келье в ожидании смерти отца. Пребывание в монастыре, кроме того, влекло за собой отказ от мирских удовольствий, в том числе потерю Ефросиньи, занимавшей все больше места в сердце царевича. Поэтому Алексей решил бежать за границу. Кикин, от-правляясь на лечение в Карлобад, обещал ему: «Я тебе место какое-нибудь сыщу». Но как выбраться  за границу?

Осуществлению замысла  помог сам Петр. Находясь в Копенгагене, он предпринял последнюю попытку приблизить к себе сына и отправил ему послание с предложением либо приехать в Копенгаген для участия в военно-морских опера-циях против шведов, либо определить время пострижения и назвать монастырь, в котором тот намеревался жить. Царевич выразил желание ехать в Копенгаген. Сбо-ры были недолгими. 26 сентября 1716 г. попрощавшись с сенаторами, Алексей в сопровождении Ефросиньи, ее брата Ивана и трех служителей отправился в путь.

Кикин преподал царевичу несколько советов. Чтобы замести  следы, скрыть маршрут и как можно дольше держать отца в неведении о подлинных планах, Кикин рекомендовал Алексею отправить отцу письмо из Кенигсберга, стоявшего на пути в Копенгаген.

Поздним вечером 10 ноября 1716г., когда вице-канцлер венского двора Шен-борн готовился ко сну, в дом вошел неизвестный человек и доложил графу, что русский царевич находится у подъезда и просит немедленной аудиенции. Царевич Алексей вошел в покои в состоянии сильного возбуждения и, поминутно озираясь по сторонам, жаловался на отца, стремившегося лишить его престола, на Мень-шикова, окружившего его, царевича, дураками и пьяницами, и на ненасытно често-любивую мачеху Екатерину.

Прибытие царевича в  Вену поставило австрийское правительство  в весьма затруднительное положение. С одной стороны, открытое предоставление ему убе-жища означало вызов Петру, который, как полагали, не остановится перед вору-женным конфликтом; такое развитие событий не устраивало венский двор. С дру-гой стороны, в Вене не сочли целесообразным немедленно выдать царевича, ибо рассчитывали превратить его в разменную монету в политической игре. Поэтому австрийский двор решил приютить царевича тайно и отправил его вместе со спут-никами в горную крепость в Тироле — Эреибсрг, где он должен был жить в стро-жайшей изоляции.

Петр, тщетно ожидавший  в течение двух месяцев приезда  сына в Копенгаген, начал проявлять  беспокойство о его судьбе и терялся в догадках: стал ли сын жерт-вой дорожного происшествия или скрылся. 9 декабря послал генералу Вейде, ко-мандовавшему корпусом в Мекленбурге, предписание организовать поиски сына подчиненными ему офицерами. Одновременно царь вызвал в Амстердам находив-шегося в Мене Авраама Веселовского.

Поиски, организованные генералом Вейде, закончились безрезультатно. Зато Веселовскому удалось напасть на след. От станции к станции Веселовский следо-вал по маршруту царевича и прибыл в Вену. Здесь нить оборвалась. В течение двух месяцев Веселовский бесплодно разыскивал царевича в Вене и ее окрестностях. Возможно, что русский резидент, имевший связи в Вене, всего лишь делал вид, что его старания не дают результатов, а сам вступил с царевичем в преступный сговор и вел двойную игру. Основанием для подобной догадки служит дальнейшая судьба Веселовского: когда в Москве начался розыск по делу царевича Алексея, Веселов-ского вызвали в Россию, но он отказался приехать и стал одним из первых невоз-вращенцев.

Австрийский двор занял выжидательную позицию. Лишь спустя месяц, когда отрицать пребывание царевича в австрийских владениях стало невозможно, Карл VI отправил царю послание, являвшее образец пустословия. Цесарь клялся в люб-ви, дружбе и преданности, но от прямого ответа на вопрос царя уклонился. В его письме тщетно искать признания, находится ли царевич под его протекцией или, наоборот, не проживает на территории Австрийской империи.

Уклончивый ответ Карла VI, с одной стороны, и его стремление получше спрятать царевича- с другой, убедили Петра, что предстояла сложная дипломати-ческая игра с венским двором. О недобрых намерениях австрийского правительст-ва свидетельствовал перевод царевича из Эренберга в Неаполь. Петр поручил воз-главить дело доставки сына на родину опытному дипломату Петру Андреевичу Толстому.

Появление Толстого в  Вене с посланием цесарю от царя для австрийского правительства  было подобно грому среди ясного неба: сам цесарь и его министры были абсолютно уверены, что им удалось  упрятать царевича так основательно, что его никто не сможет обнаружить. Петр Андреевич, как только прибыл в Вену, не-медленно потребовал аудиенции у цесаря и, добившись ее, 29 июля 1717г. вручил ему письмо Петра. Царь выразил свое удивление по поводу того, что царевич тайно содержится в цесарских владениях. Отрицать это было уже и бессмысленно,  и не престижно. Угрозами и уговорами Толстому удалось заставить Алексея вернуться в Россию.

2.3 Дело царевича  Алексея

«31 января 1718г. царевич был доставлен в пригород Москвы, а 3 февраля состоялся его въезд в старую столицу, куда был вызван двор, сенаторы, высшее ду-ховенство и генералитет. Началось печально знаменитое следствие по делу царевича»[8, C. 401].

После уединенного разговора с Петром царевич подписал заранее заготовленный Манифест, лишавший его наследия престола, и присягу новому наслед-нику. В Манифесте об отречении от престола  изложена вся история взаимоотно-шений отца и сына. Второй документ- присяга Алексея Петровича на верность Пет-ру Петровичу и отказ от домогательств на престол.

      Алексей назвал главных сообщников. Петр, как и во время розыска над стрельцами в 1698г., руководство следствием взял в свои руки. Курьеры царя мчались в Петербург один за другим. Кикин и Афанасьев были арестованы.

      Число лиц, причастных к «воровской компании», как называл царь сооб-щников Алексея, увеличивалось с каждым днем. Меньшиков получил указы зак-лючить под стражу сибирского царевича Василия, сенатора Михаила Самарина, брата первой супруги царя Авраамия Лопухина, брата адмирала Апраксина Петра Матвеевича, генерал-лейтенанта князя Василия Владимировича Долгорукого и множество менее знатных персон: канцелярских чиновников, слуг царевича Алек-сея, его родственников по линии матери. Все они были доставлены в Преображен-ское.

Напряжение в Москве, где следствием руководил царь, и  в Петербурге, ос-тавленном на попечение Меньшикова, достигло высшего накала: никто из вельмож не знал, кто еще будет оговорен царевичем в дополнение к 50 человекам, взятым под стражу, у кого оборвется карьера, кому придется расплачиваться пожитками, а кому и «животом». Каждый судорожно вспоминал, не сказал ли он чего лишнего царевичу, не обернется ли неосторожно брошенная реплика трагедией.