Место России в мировой истории

Нет более  смешного и жалкого дурака, чем  избиратель, который одновременно желает иметь в руководстве страны таких  политиков, которым хватило бы мужества быть надежными и честными, но в  то же время настаивает на том, чтобы  его кандидат не выделялся из «мэйнстрима» популярного мнения, хотя бы в основной части той популярной лжи, которую сбывают по общедоступным ценам всем наивным гражданам соответствующие обозреватели и авторы опросов. Обычно такой избиратель получает именно то, что он покупал; большинству обладателей избирательного права, однако, еще только предстоит извлечь очевидный урок из этого опыта: может быть, проблема состоит не только в качестве кандидатов, но не в меньшей степени в отвратительных вкусах самого избирателя!

Адекватную  трактовку этой проблемы общества можно найти в работах Платона, как и в прославленной 13-й главе Первого письма Апостола Павла к Коринфянам: руководствоваться следует тем, что Платон и Павел именуют «агапе», что, по определению Платона, идентично «страсти к справедливости» и к правде. Вначале требуется стать «добрым самаритянином» в разуме и в душе, а затем уже вспомнить о нуждах страждущего тела. Если удастся справиться с первой задачей, то найдутся и подходящие средства для решения второй.

Эти диссиденты внутри общества являются той тканью социального организма, в которой генерируется прогресс. Искусство управления государством по большому счету состоит в том, чтобы выращивать большее число таких диссидентов и находить соответствующее применение их силам. Советская система направляла тех из подобных диссидентов, которых не уничтожила, в сферу физической науки и непосредственно связанные с ней области. Фактически сам В.И.Ленин дал образец такой политики, когда разъяснил мотивы предоставления особых условий для нейрофизиолога Павлова; привлечение же таких ученых, как Вернадский, знаменовало собой еще лучшую парадигму, чем в случае с Павловым. Поскольку при всех прегрешениях советского сообщества ученых, в которых они были ничуть не хуже своих современников на Западе, а порой и лучше, они представляли передний край культурных достижений, завещанных Советским Союзом и Россией прежней — России и миру сегодняшнего дня.

Эта роль советской  науки в полезном освоении такого диссидентства, составляет часть опыта, живущего ныне в культуре сегодняшней России, к которому граждане России могут обратиться в поисках «доступной» модели реконструкции экономики страны, пребывающей сейчас в банкротстве. Здесь, в этой грани советского опыта они могут найти то наследие внутри своего же общества, которое лучше всего выражает присущее им истинно человеческое и то, что следует развивать, чтобы эффективно мобилизовать человеческую природу для спасения России от ее нынешнего кошмара. Но чтобы преуспеть в этом, следует, не отвергая пользу математики, перенести акцент с виртуальной реальности чисто математической физики на ту позицию экспериментальной физики, которую обозначил Б. Риман. Результатом этого поиска должно стать, в конечном итоге, освобождение науки от оков аристотелевской традиции, омертвляющих мысль и убивающих душу, чтобы вновь открыть в методе Платона подлинные основания современной науки.

Потребность в грамотной политике

Итак, мы подходим к последнему вопросу: как могут  выстроить грамотную политику в  отношении России нынешние государственные деятели США, в основном функционально безграмотные? Это предупреждение касается тех политиков, которые, под гипнозом составителей опросов, возможно, уяснили, какие мнения на сегодняшний день в относительно большей моде, однако не наделены способностью формулировать реальные понятия, либо не позволяют себе применять такие способности, дабы не препятствовать стремлению, перевешивающему все остальное: выражать твердую поддержку тем из услышанных мнений, которые считаются модными.

По этой причине, а также с учетом важности вопроса об определении фундаментальных основ сегодняшних американо-российских отношений, мы завершаем это исследование развернутым определением этих основ, придерживаясь главного принципа: средства, благодаря которым достигается улучшение условий человеческой жизни, состоят в стимулировании развития творческого потенциала суверенных познавательных способностей личности-индивида в сочетании с таким структурированием общества, которое стимулировало бы применение способностей развитого индивида в тех проявлениях развитого творчества, которые соответствуют задаче ускорения роста потенциальной относительной плотности населения. Короче, речь идет об усилении могущества человечества во вселенной через классические формы прогресса науки и искусств.

Будут ли дети сапожника носить башмаки? Можем ли мы обогатить американо-российские отношения тем продуктом, который Соединенные Штаты, похоже, разучились производить? Сегодня система образования в США разрушает умы последующих поколений методами «деконструкции», хорошим примером которых служат расистские предписания систематического «сворачивания» познавательного развития негритянского населения, по рецептам факультета образования Гарвардского университета. Имеют ли сами Соединенные Штаты какую-либо перспективу на будущее, которую им предстоит соотнести с перспективой России на будущее, если мы продолжаем мириться с унизительными, по сути расистскими, но «политически корректными» методами Стэнфордского университета и т.п., такими, как освобождение учащихся от обязанности овладеть наследием «мертвых белых европейских мужчин»?[72] («Держите их в невежестве, в нищете и ранней смертности, но пусть они думают, что они хотели этого сами».)

Здесь мы должны вернуться к исходной точке зрения Analysis situs.

Как мы указывали  выше, неэнтропийная реальность человеческой сущности не может быть сведена к  более низкому уровню концептуализации, чем выдвижение гипотезы высшей гипотезы. Все, что бы ни говорилось о человеческой сущности на любом более низком уровне рассмотрения, есть всего лишь глупый лепет функционально безграмотных болтунов, представленных эмпиристической породой социологов, антропологов, экологов и психологов. Как было показано выше, специфической чертой человеческой сущности является ее «неэнтропийность», которая сопоставима с последовательностью римановых многообразий, упорядоченных в порядке от n к n+1, соответствующих повышению потенциальной относительной плотности населения. Это универсальное упорядочение соотношений изменения, от одной гипотезы к последующей, представляет собой общий принцип Analysis situs, к которому сводится все человеческое бытие и все научные виды знания.

Мы также  указали на то, как все человеческое знание упорядочивается согласно этому закону: выше упоминалось множество всех перестановок отношений, соподчиненных этой неэнтропийной характеристике, выражаемой в конфигурации из девяти ячеек.

Последний аспект этой проблемы, подлежащий рассмотрению в настоящем исследовании, — это форма, которую принимает это неэнтропийное упорядочение в суверенной области познавательных процессов индивида.

Существенным  практическим, историческим соображением в отношении искусства государственного управления в этой связи является то, что в основе прогресса человечества от «иеху-подобных» существ, описанных археологами и отнесенных ко времени за миллион и более лет назад, лежит усвоение последовательных, подтвержденных открытий физических и родственных им принципов, посредством их передачи от первооткрывателя к тем представителям его поколения и последующих поколений, которые воспроизвели интеллектуальный опыт первоначального открытия в рамках суверенных познавательно-творческих процессов, сугубо внутренних по отношению к частным интеллектуальным процессам индивида как такового, то есть не передаваемых внешними коммуникативными средствами при помощи языка или других средств общения через символы. Это именно то решающее, специфическое событие, которое определяет функционально грамотное понимание термина «история». Именно духовный опыт, подразумевающий «неинформационную» передачу упомянутого типа личного познавательно-творческого опыта, является эмпирическим средоточием адекватно постигнутого Закона как в области физической науки, так и в конституционном праве политического общества.

Сутью вопроса  является метафора, в том понимании, которое имел в виду Томас Гоббс, когда пытался ввести запрет на метафоры в английском языке, что затем  удалось Драйдену, а позднее —  верному псу Гоббса Александру Попу, — в их пародиях на настоящую поэзию. Метафора в классической строфической поэзии, включая античную, была изначальным также развивающимся языком науки. Иначе не могло быть.

Достойная презрения  безграмотность так называемой «информационной теории», придуманной обманщиком Норбертом Винером, столь популярной среди сегодняшних несмышленых простаков, проявляется в том, что, как известно любому, кто знаком с зачатками научного метода, важнейшее отличие подлинного открытия принципа состоит в том, что этот принцип не может быть обозначен просто при помощи какого-либо ранее применявшегося термина, какой-либо возможной до того грамматической конструкции или каких-либо символических средств.[73] Метафора зарождается в поэзии, музыке и физической науке, когда сочетание двух или более аллюзий («ироний») в одном и том же высказывании приводит к тому, что их соприкосновение пробуждает, — в ходе процессов, происходящих в чувствующем уме как поэта, так и слушателя, — чувство онтологического парадокса, по форме соответствующего тому парадоксу «единое-многое», о котором говорится в платоновском «Пармениде». Таким образом, чувствующему разуму слушателя сообщается намерение поэта преподнести ему некую загадку, к разрешению которой не существует ни явных подсказок, ни символических расшифровок, обнаруживаемых в буквальном прочтении самого высказывания.

Если разум  слушателя находит решение этой загадки (этой метафоры), появляется возможность удостовериться в точности решения, не отыскивая его в конце учебника, в энциклопедии или в «Интернете», а именно тем способом, который мы ассоциируем с экспериментальной физикой. Решение такой загадки, следовательно, должно быть выразимо в форме экспериментальной практики, которая в реальном мире проверяет принцип, не описываемый никаким прежде существовавшим термином или теоремой.

Другими словами, сообщение одним разумом другому  оригинального, поддающегося доказательству открытия физического принципа может происходить в процессе такого рода, как в вышеупомянутой квалификационной диссертации Римана. То, что Риман именно так строил бы свои рассуждения по этому вопросу, становится понятно, если обратиться к другим его работам того периода на фоне классической эпистемологии, к которой он неоднократно обращается.

Это понимание  обучающего процесса общения является основополагающим принципом такого же классического христианского  гуманизма, какой исповедовало Братство общей жизни, а Фридрих Шиллер и его последователь Александр Гумбольдт предписывали в качестве противовеса той пародии, которая обернулась догмой в системе образования США со времен торжеств Джона Дьюи — этого негодяя фабианско-фашистско-социалистического толка, лакея Рокфеллеров.

В той степени, в которой каждое общество вырабатывает те или иные относительно приемлемые приближения к этому принципу христианского гуманистического образования, состоящему в воспроизводстве ключевых открытий принципов, сделанных предшествующими человеческими поколениями, разум ученика, помещенный в такие благоприятные условия, населяется именами и даже, возможно, портретами тех первооткрывателей, которые живы сейчас в его разуме в той степени, в какой ученик воспроизводит в своем уме живой момент творческого познания, впервые возникший в суверенном мыслительном процессе одного из великих умов прошлого. Это проникновение достигнет таких глубин прошлого, уходящего в тысячелетия, как участники платоновской Афинской академии или Архимед, которых ныне называют «мертвыми белыми европейскими мужчинами». Оно должно будет добраться и до некоего неизвестного нам древнего среднеазиатского астрофизика, представителя домесопотамской солнечно-звездной астрономии, который шесть или восемь тысячелетий назад впер-вые вычислил, с поразительной точностью приближения к истине, протяженность длинного равноденственного цикла.

Предназначение  нации-государства состоит в том, чтобы утвердить именно этот универсально-исторический подход в качестве основы для образования  и культурного развития человечества, а также гарантировать, посредством тех дирижистских «антифритредерских», анти-«laissez-faire» мер, которыми успешно руководствовался король Франции Людовик XI, а затем те, кто разрабатывал Федеральную Конституцию США 1789 года, чтобы развитие общества сосредоточилось как на признании первостепенного значения инвестиций в научно-технический прогресс и родственные виды прогресса производительных сил труда, так и на стимулировании возможностей выросших молодых граждан, в том числе и склонных к «диссидентству», находить доступные общественные «ниши», где они могли бы заниматься деятельностью, достойной великих личностей всемирной истории. Их деятельность в этих нишах будет заключаться просто в выполнении некоей неэнтропийной работы во благо человеческого рода и во славу поколений, которые придут, чтобы вкусить плоды их труда.