Культура домонгольской Руси

В середине XII в. русскими иконописцами местных школ были созданы иконографически родственные, но и стилистически оригинальные иконы, «Боголюбовская Богоматерь» (не сохранилась), «Богоматерь Белозерская» и др. Драматизм материнской жертвенности в них (особенно в Белозерской) выражен не столь психологически убедительно, но показана самостоятельность трактовки этой большой темы.

Икона «Владимирская Богоматерь»  оказала влияние не только на живопись, но и на культуру в целом. В 1163-1164 гг. было создано «Сказание о чудесах иконы Пресвятой Богородицы Владимирской» - первое Богородичное сказание в древнерусской литературе. Оно широко привлекалось русскими первопроходцами Урала и Сибири для упрочения своих позиций среди тюркских народов. Сохранились даже фольклорные легенды коренного населения, обнаружившие свою зависимость от этих сказаний. Все сколько-нибудь значительные события в истории России связывались с заступничеством "Владимирской Богоматери". С возвышением Москвы как центра русского государства икону перевезли в новую столицу, и она стала государственной святыней, особенно почитаемой народом.

Важно отметить, что древнерусская  живопись при всей ее культовой, христианской направленности не только отразила характер народа, его идеалы, но и в определенной степени общенациональные проблемы. Отражая народное восприятие божеств, в древнерусской живописи рано меняется само представление о боге и божествах, в образах которых запечатлены не суровость, а милостливость, предрасположенность к людям. Так, в XI в. русским мастером Алимпием была создана икона «Богоматерь Оранта - Великая Панагия». Сегодня она известна под названием «Ярославская Оранта», так как была найдена в 1919 г. в кладовке Спасского монастыря в г.Ярославле. Реставраторы сняли девять слоев записей, и в результате явился прекрасной сохранности шедевр, находящийся ныне в экспозиции Третьяковской галереи.

   Гуманистическая направленность в изображении бога искусно воплощена в иконе «Спас Вседержитель» из г. Ярославля (первая половина XIII в). Ясный лик  Спаса с некрупными среднерусскими чертами утратил пугающую строгость. Добрый и милостливый, он в большей степени импонировал русским людям, сложившемуся характеру народа. От этого образа - прямой путь к мягкиим гармоничным образам Андрея Рублева.

Представляют интерес  с исторической и художественной точки зрения иконы с изображением воинов - Святого Георгия и Святого  Дмитрия Солунского. Эти иконы  воплощали в себе русский воинский идеал. В большинстве икон Святой Георгий изображался в образе юного воина, поражающего копьем змея - символа зла, тьмы, язычества, внешнего врага. Отсюда и широко известное его название - Георгий - Победоносец. Этот образ в XIV-XV вв. воплощен в гербе Москвы. В настоящее время его образ воссоздан в памятнике в честь победы советского народа в Великой Отечественной войне в Москве, на Поклонной горе.

Большой интерес представляет икона  «Дмитрий Солунский» (конец XII в.) из Успенского собора г. Дмитрова. Дмитрий изображен сидящим на троне в дорогих одеждах, в венце, с полуобнаженным мечом в руках. Княжеский «стол», на котором сидит Дмитрий, в искусстве домонгольской поры символизировал русское единство, меч на коленях служил намеком на его роль судьи и защитника подданных. От фигуры Дмитрия исходит ощущение могучей силы и собранности, столь необходимой в период начавшейся раздробленности. Предполагают, что это портретное изображение князя Всеволода Большое гнездо.

Византийская живопись этой эпохи  не знает столь торжественных  и монументальных икон. Персонажи  греческой иконописи выгладят рядом с Дмитрием бесплотными и слабыми.

В иконах конца XII - начала XIII вв. наряду с византийской традицией появляются новые черты, говорящие о влиянии романской культуры. Общеевропейский стиль этого времени отличался пристальным вниманием к передаче душевного мира, любовью к крупной детали, расцветом прикладного искусства. Живопись становилась декоративнее и звучнее. В этот период была написана икона «Ангел Златые Власы». Чарующе прекрасный образ евангельского страдальца усилен богато украшенным крестом. Нейтральная живопись лика придавала особую выразительность и созерцательность созданному образу. Такого типа иконы были созданы многими художественными школами Руси.

Древнерусская иконопись  впоследствии стала одним из источников московской живописи.

При изучении древнерусской  культура нельзя не обратить внимание на утонченное прикладное искусство, известное  на Руси под поэтическим названием  «узорочье». Крупные города славились  своими мастерами-ремесленниками. Художественное мастерство чеканки, гравировки, резьбы по дереву, вышивки золотом ткани поднималось до больших высот в каждой из местных школ.

Созданные мастерами  ювелирные изделия являлись настоящими шедеврами. Золотые украшения, расцвеченные немеркнущей цветной эмалью, тонкие изделия из серебра со сканью и зернью, с чернью и позолотой, изящная чеканка, художественная отделка оружия - все это ставило Русь вровень с передовыми странами Европы.

Во время нашествия  Батыя жители городов прятали  свои драгоценности в землю. До сих  пор при земляных работах в Киеве, Новгороде, Смоленске и других городах находят эти клады, и по ним ученые восстанавливают облик декоративно-прикладного искусства X-XIII вв Древнерусские мастера имели богатый опыт в резьбе по дереву и перенесли свои технические навыки в обработку камня, украсив резным орнаментом алтарные преграды в церквах, стены храмов, гробницы, создав рельефы монументально-архитектурного назначения. Сохранилось несколько рельефов начала XI в. с изображением Геракла и Диониса- воинов-всадников. Они были высечены на крупных плитах в форме горизонтально вытянутого прямоугольника. От круглых скульптур отказались , так как они напоминали языческих идолов. Они исполнены в красном шифере, подчеркнуто плоскостны и лапидарны. Возможно, они украшали наружные стены каких-то храмов.

Рассмотрев основные направления в развитии древнерусской  культуры в доордынский период, можно  сделать некоторые выводы.

Древнерусская культура стала складываться одновременно с  образованием государства восточных  славян. На ее формирование мощное влияние оказало эпическое наследие древних славян, принятие христианства, культурные контакты с другими странами. Впитав и творчески переработав разнообразные художественные влияния -византийское, южнославянское, романское - Киевская Русь создала свою самобытную национальную культуру. Быстро росло количество интереснейших архитектурных памятников, появились местные художественные входы, были созданы замечательные произведения живописи, росли города, в которых развивалось декоративно-прикладное искусство.

В целом в доордынский период на Руси была создана настолько мощная культура, что никакие беды и разрушения не могли свернуть ее с определившегося пути Она была и осталась европейской по типу своего развития. Все попытки представить русскую культуру средневековья как восточную, азиатскую или «евразийскую" оказались бесплодными. Конечно, общение с восточными народами не прошло бесследно для русской культуры, но основной характер и направленность ее являлись европейскими.

Величественные архитектурные  сооружения Древней Руси, прекрасные памятники литературы, произведения живописи, уникальные изделия декоративно-прикладного искусства - достойный вклад в мировую культуру. Древнерусская культура заложила основы для последующего развития культуры России.

4.Быт и нравы.

 «Дом — семья, семейный очаг — основная микроструктура в городе, в которой силы взаимодействия и доверия, душевной близости особенно прочны. Семья — хранительница традиций, памяти поколений — формировала систему ценностей и кодекс поведения человека» — эту формулировку В.П. Даркевича можно, пожалуй, отнести не только к древнерусским временам. Семья на протяжении столетий выполняла и в настоящий момент выполняет функцию основной структурной единицы общества. Изучение особенностей семейной жизни человека Средневековья — одно из важнейших направлений работы по реконструкции мира его повседневности, мировоззрения и ценностных ориентации. По мнению В.В. Колесова, словом «дом» первоначально обозначалась вся сфера «своего, родного, противопоставленного внешнему миру», и лишь со временем слово перешло на постройку, вмещавшую свою семью, а затем превратилось в обозначение жилой постройки вообще (подобно как слово «люди» сначала обозначало лишь своих сородичей и только с течением времени приобрело смысл абстрактного обозначения представителей рода человеческого). Основным значением слова «дом» на Руси было — хозяйство.

В домонгольский период семья еще только начинает выделяться в качестве структурной единицы. Большую роль продолжает играть родовая  община — вервь. По мнению Л.В. Даниловой, «процесс хозяйственного и социального обособления малых семей внутри Киевской верви налицо, хотя определить его результаты весьма затруднительно. Ясно лишь, что он был еще далек от своего завершения, о чем свидетельствуют статьи обеих редакций Правды, устанавливающие головничество и виру за убийство, меру ответственности за это кровнородственного коллектива. Вплоть до XII в., по-видимому, вервь, а не семья выступала субъектом права в конфликтных отношениях между родственными коллективами.»

Однако роль семьи  в этом плане, бесспорно, возрастала. Убийца, ставший на «разбой без  всякой свады», выдается «с женою и  с детьми на поток и на разграбление». Хозяйственное выделение малой  семьи оказывает непосредственное влияние и на изменение бытового уклада, а значит, и мировоззрения ее членов. Сужается круг повседневного общения. Сородичи, совместное проживание с которыми в раннеродовую эпоху неизбежно приводило к тому, что малая парная семья в повседневной жизни не замыкалась на своих внутренних делах, несколько отдалились, что в конечном итоге сделало возможным переход от родовой общины к соседской.

Вопрос о соотношении  больших патриархальных, «многоядерных» и малых, «одноядерных» семей  в Древней Руси XI–XIII вв. остается дискуссионным в науке до настоящего времени. Не вызывает, однако, больших сомнений, что в той или иной пропорции обе эти формы могли сосуществовать. Очевидно, выделение малых семей, разрастание их до уровня больших патриархальных и снова раздел на малые — все это было постоянно продолжающимся, текучим процессом, в котором минимальной структурной общественно-психологической единицей с догосударственных времен была супружеская пара (муж и жена). Происходило это довольно просто: малая парная семья со временем превращалась в большую патриархальную, в которой жили вместе несколько поколений — дедушки и бабушки, дети с женами, внуки. Потом какая-нибудь пара выделялась в отдельное житье, и история повторялась.

Брачный возраст, по современным  меркам, наступал рано. В послании митрополита Фотия новгородцам (XV в.) нижняя граница выдачи замуж для девочек определена — 12 лет.

Судя по тому, что митрополит запрещает более раннее вступление в брак, случаи такие иногда происходили. В простонародной среде ранние браки были обусловлены хозяйственными нуждами — с появлением невестки в доме прибавлялись рабочие руки. В княжеской действовали причины политические. В летописи имеется подробный рассказ о брачном посольстве 1187 г., которое было послано князем Рюриком Ростиславичем в Суздаль, к великому князю Всеволоду Юрьевичу Большое Гнездо. Послы должны были сосватать дочь Всеволода Верхуславу за сына Рюрика — Ростислава. Жениху-княжичу было 14 лет, княжне-невесте — восемь. В делегации состояли шурин Рюрика князь Глеб, боярин Чюрына с женой и «иныи многи бояре с женами». Сватовство прошло успешно. Всеволод дал в приданое бесчисленное множество злата и серебра, сваты были одарены великими дарами. Северо-восточное владетельное семейство провожало новобрачную, «еха же по милое своей дочери до трехъ станов», отец и мать плакали, прощаясь с дочерью, поскольку «бе мила има, и млада соущи — осьми лет». Значит, судя по специальной оговорке летописца, понятие, что восемь лет — несколько рановато для брака, все-таки было. Но дальше все пошло хорошо. Вместе с малолетней невестой «на Русь» были отпущены «сестрич» Яков с женою и другие бояре с женами — они должны были присматривать за ребенком на чужбине, по крайней мере, на первых порах. В Белгороде Верхуславу встретили, и на следующее же утро епископ Максим провел венчание. После обряда устроили свадьбу «весьма силну», по характеристике летописца, такую свадьбу, «ака же несть бывала в Руси». На свадьбе присутствовало одних только князей двадцать человек. Восьмилетняя сноха была одарена многими дарами, в числе прочего ей достался и город Брягин. «Свата и с бояры отпусти ко Всеволоду в Суждаль с великою честью и дары многими одарив». Впоследствии Рюрик обращается к Всеволоду Большое Гнездо уже как к «свату своему», предлагая поход на половцев, и тот, хотя и с задержкой, дает согласие на совместные действия.

В приведенном выше летописном рассказе возраст жениха никак не отмечается и не комментируется. Очевидно, он считался вполне нормальным и естественным. То есть для юношей обычный брачный возраст наступал позже, чем для девушек, но не превышал 15–16 лет. Подобная же ситуация отмечается исследователями для западноевропейских стран: в 12–15 лет брачный возраст наступал и в средневековой Франции. Таким образом, столь существенного разрыва между биологическим и социальным созреванием, как в современном мире, Древняя Русь не знала. Телесная и общественная готовность к вступелению в брак находились в гораздо большей гармони, чем сейчас. Это было связано еще и с необходимостью включения подрастающего поколения в трудовую и политическую деятельность. Важным обстоятельством было также отсутствие действенных способов предотвратить раннее начало половой жизни, что, с одной стороны, было предосудительно с точки зрения церкви, осуждавшей добрачные связи, с другой стороны, могло повлечь появление на свет незаконнорожденных детей (в условиях отсутствия средств контрацепции это было более чем возможно). После того как отошли в прошлое древние славянские обычаи соединения брачных пар на языческих праздниках, «бесовых игрищах» и «плясаниях», в обыкновение вошло сватовство, при котором подбор жениха и невесты, а также достижение предварительной договоренности ложились на родителей врачующихся.

Особенно интересен  для изучения внутрисемейных порядков Древней Руси Изборник 1076 г. (между прочим, это одна из древнейших русских рукописей), составленный из выдержек переводных произведений, подвергнутых существенной обработке. В поучениях, содержащихся в нем, немало совершенно «домостроевских» мотивов.

В Изборнике уделяется немалое внимание отношениям и между супругами. Составитель Изборника имел в виду в основном парную семью, и поэтому в центре его внимания отношения мужа и жены (во всяком случае не в хозяйственном, а в социально-психологическом смысле). «То бо не мала милостынни, еже домашнея своя без скорбии и без въздыхания, и без плача сотворити». Согласно Изборнику, следует беречь жену. Речь, правда, идет о положительном идеале — жене «мудры и благы» — «благодать бо ея есть паче злата», «если жена душевна, то не изгони ея». Такую спутницу найти очень непросто: «Жену мудру не удобь обрести. Въ женах редко обрящеши истину». Зато уж нашедший муж — блажен. Дни его удвоятся. «Добра жена — венец мужу своему и безпечалие».

Особенно ярко проявилось это в «Слове» Даниила Заточника. Сама жизнь, очевидно, давала материал для существования и развития литературного образа. Отрицательный идеал, оказывается, выписан гораздо более подробно, чем положительный. Изборник сравнивает злую жену со львом, «Пчела» — со львом и змеей, Даниил Заточник — и со львом, и со змеей, и еще с бурым волом. Причем в изображении Заточника вол — лучше: он не говорит и зла не замышляет. «Злая жена» — настоящее исчадие ада. В «Слове» она одинаково может быть и красива, и злообразна, в «Молении» — злая жена одновременно и некрасива, и стара. «Паки видехъ стару жену злообразну, кривозорку, подобну черту, ртасту, челюстасту, злоязычну».