Дипломатические отношения между Россией и Японией

Данное разбойное нападение  буквально шокировало японцев. По мнению Кимура Хироси, воздействие этого инцидента было настолько велико, что его нельзя оставить незамеченным. Он привел к росту русофобии. До этого японцы называли русских «акахито» (красные люди), из-за цвета кожи и из-за того, что русские носили шубы из меха лисы. После данного инцидента часть японцев стала называть русских «акаони» (красные дьяволы). Профессор Токийского университета Симидзу утверждает, что данный инцидент привел к осознанию неразрывности российской и японской систем безопасности, а также к формированию «русского комплекса», по его определению.

 Мы так же готовы отметить значимость этого инцидента: Букуфу, почувствовав опасность после нападения на Карафуто (Сахалин) и Тисима (Курильские острова), решило больше не полагаться в своей политике в отношении России на клан Мацумаэ, перевело эти земли в свое непосредственное подчинение и стало усиливать их оборону. В 1807 году и западные земли Эдзо-ти были переведены под непосредственный контроль бакуфу.

В отношении данного инцидента  имеется еще одна немаловажная деталь. Уже в то время не только на Итурупе и Кунашире, называемых «северными территориями», но и на Сахалине жили японцы. На Итурупе и Кунашире с 1799 года бакуфу разместило охрану по 500 воинов из кланов Цугару и Намба.

Бакуфу продолжало освоение северных земель. Сознавая необходимость четкого определения своей сферы влияния, а также недостаточность освоения Сахалина, приказало Мацуда Дэндзюро и Мамия Риндзо осуществить экспедицию на Карафуто. В 1808 году Мамия Риндзо прошел вдоль западного побережья Сахалина до устья Амура и открыл то, что Сахалин является островом и отделен от материка узким проливом. Вот как оценивается данное открытие в сборнике документов «История северных территорий»: «В настоящее время Советский Союз утверждает, что пролив, отделяющий Сахалин от материка, открыт не Мамия Риндзо, а Г. Невельским. Однако Г. Невельской открыл его лишь в 1849 году. Советский Союз обходит молчанием имя Мамия Риндзо потому, что не желает признавать его заслуги в открытии, а также потому, что не желает признавать то, что он дошел до северного Сахалина. Таким образом, японцы первыми обследовали не только южный, но и северный Сахалин»³⁵.

 В 1811 году русско-японские отношения были омрачены новым инцидентом. 23 июля этого года капитан российского судна «Диана» В. Головнин и 7 матросов высадились на острове Кунашир и были арестованы солдатами японского гарнизона. Они были отправлены под стражей в Хакодатэ, где посажены в тюрьму. Они пробыли в плену 2 года и 3 месяца. В 1811 году помощник капитана П. И. Рикорд снова приходит на Кунашир, требуя освобождения капитана В. Головнина в обмен на потерпевших кораблекрушение и оказавшихся в России японцев. Ему было отказано в ходатайстве, тогда он захватил японского купца и владельца многих торговых точек на Итурупе и Кунашире Такадая Кахээ из Хакодатэ и ушел на Камчатку.

Благодаря совместным усилиям П. И. Рикорда и Такадая Кахээ, задерживаемого в Петропавловске-Камчатском в течение 7 месяцев, стал возможен обмен В. Головнина на Такадая Кахээ, который произошел в октябре 1813 года.

Когда обе страны, Япония и Россия, отвлекли свое внимание от Курильских островов вследствие указывавшихся выше причин, Америка и Великобритания пытались приблизиться к Курильской гряде с Тихого океана в поисках животных ресурсов (китов и каланов), перевалочных пунктов, установления торговых отношений и т.д. Выразив удивление по поводу таких действий, Россия решила полностью запретить проход иностранных судов через российскую территорию в северной части Тихого океана и судоходство в ней, считая ее исключительной зоной Российско-Американской компании. В связи с этим России пришлось четко указать пределы своей территории. Для этого был издан Указ императора Александра I от 4 сентября 1821 года. В данном указе определялись пределы империи: «…по островам Курильским, то есть, начиная с того же Берингова пролива до Южного мыса острова Урупа, и именно до 45°50' Северной широты…».³⁶

Хотя, по мнению того же Вада Харуки, нет  смысла вычленять определение Курильских островов из данного определения, все же необходимо признать, что уже к началу XIX века исторически формируется граница между российскими и японскими владениями. Несмотря на то, что российские моряки и первопроходцы первыми исследовали и нанесли на карту все Курильские острова, Россия в ту историческую эпоху - в конце XVIII - начале XIX века - не смогла установить реальный контроль над Южными Курилами, и они прочно и надолго вошли в сферу влияния Японии.

Между тем утверждение о том, что российское влияние никогда не распространялось южнее острова Уруп, не совсем верно. Был короткий период (50-70-е годы XVIII века), когда влияние России на Южных Курилах (по крайней мере на Итурупе) было преобладающим. Ситуация начинает меняться, как уже говорилось выше, с начала 80-х годов XVIII века, когда Япония приступает к освоению данных земель и пытается установить свой контроль над ними, опасаясь продвижения России в южном направлении. Россия раньше, чем Япония, предпринимает попытки включения данных территорий в состав государства, однако в силу большой удаленности и занятости решением европейских проблем они закончились ничем. Япония же в течение 20-30 лет (с 80-х годов XVIII века до 10-х годов XIX века) сумела утвердиться на Курилах.

В монографии  Отиаи Тадаси «Северные территории» говорится, что «для Японии не было никакой необходимости открывать эти острова, находящиеся на кратчайшем расстоянии от нее и видимые с Хоккайдо невооруженным глазом. На карте эры Сехо, изданной в Японии в 1644 году, записаны названия островов Кунашир и Итуруп. Япония раньше других управляла этими островами».

Можно согласиться с мнением  Вады Харуки, который пишет в своей работе следующее: «С конца XVIII и до начала XIX века сегунат активизировал свои усилия, чтобы поставить «северные территории» под свой прямой контроль. С тех пор активность русских не распространялась южнее Урупа. Линия раздела сфер влияния русских и японцев установилась между Итурупом и Урупом»³⁷.

 К середине XIX века назрела необходимость закрепить международно-правовыми средствами сложившееся статус-кво - границу между Россией и Японией в зоне Курильских островов и Сахалина, что и было зафиксировано в Симодском трактате 1855 года, обзор которого будет представлен в следующей главе.

III Симодский трактат 1855 г. и Санкт-Петербургский договор 1875 г.

С активизацией европейских торговых компаний на Дальневосточном направлении³⁸

В начале 1855 года в г.Симода Путятин подписал первый Русско-японский договор о мире и дружбе, в соответстствии с которым Сахалин объявлялся неразделенным между Россией и Японией, граница устанавливалась между островами Итуруп и Уруп, а для русских судов были открыты порты Симода, Хакодате и Нагасаки.

Симодский трактат 1855 года в статье 2 определяет: «Впредь границу между  Японским государством и Россией  установить между островом Итуруп и  островом Уруп. Весь остров Итуруп принадлежит  Японии, весь остров Уруп и Курильские острова к северу от него принадлежат России. Что касается острова Карафуто (Сахалин), то границей между Японией и Россией он не разделен по-прежнему»³⁹.

В наше время японская сторона утверждает, что этот трактат комплексно учитывал деятельность Японии и России в районе Сахалина и Курильских островов вплоть до времени его заключения и был заключен в результате переговоров между Японией и Россией в мирной обстановке. Полномочный представитель российской стороны на переговорах адмирал Путятин при подписании трактата заявил: «В целях предотвращения будущих споров, в результате тщательного изучения, было подтверждено, что остров Итуруп является японской территорией».⁴⁰ Документы, недавно опубликованные в России, показывают, что Николай I считал остров Уруп южным пределом российской территории.

Японская сторона считает ошибочным утверждение, что Япония якобы навязала этот трактат России, находившейся в трудном положении во время Крымской войны. Мы согласны с Алексеевым в том, что данное утверждение совершенно противоречит фактам. В то время Россия являлась одной из великих европейских держав, тогда как Япония же была малой и слабой страной, которую США, Англия и Россия принуждали отказаться от 300-летней политики самоизоляции страны.

Япония считает ошибочным также утверждение, что на острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и гряду Хабомаи, подтвержденные этим трактатом в качестве японского владения, Россия якобы имеет «исторические права» в силу их открытия и экспедиций. Как сказано выше, как Николай I, так и адмирал Е.В.Путятин на основе тогдашней объективной обстановки заключили трактат, осознавая, что южный предел России — остров Уруп, а Итуруп и южнее его — территория Японии. Начиная с 1855 года на протяжении более 90 лет ни царская Россия, ни Советский Союз никогда не настаивали на этих так называемых «исторических правах».

Для Японии не было никакой необходимости  открывать эти острова, находящиеся  на кратчайшем расстоянии от нее и  видимые с Хоккайдо невооруженным  глазом. На карте эры Сёхо, изданной в Японии в 1644 году, записаны названия островов Кунашир и Итуруп. Япония раньше всех управляла этими островами.

Собственно, свои претензии на так  называемые "Северные территории", Япония обосновывает именно содержанием  Симодского трактата 1855 года и тем, что до 1946 года острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и гряда Хабомаи всегда были территориями Японии и ни разу не стали территориями России. Характерно в этой связи высказывание Г. Ширмана, который в монографии 1924 г. «Очерки по истории сношений стран Дальнего Востока» следующим образом писал о внешней политике России в Азии: «Россия продолжала вести свою агрессивную политику  в отношении Японии. Воспользовавшись стесненным положением Японии, Россия заставила ее заключить договор 1875 года об обмене Сахалина, принадлежавшего Японии, на Курильские острова. Обмен был явно невыгоден Японии. Со времени захвата Россией Сахалина, в Японии зародилось неприязненное отношение к России»⁴¹. Такая однозначность трактовок характера первых русско-японских отношений объясняется, на наш взгляд, произошедшей не задолго до выхода монографии в свет революцией 1917 г. в результате чего, как нам думается, некоторые историки стали рассматривать дореволюционный период Российского государства через призму отрицания любой разумной деятельности царского правительства. Однако ряд исследователей не так прямолинейно высказывались о государственной принадлежности Сахалина и Курильских островов. Так, академик Н.И. Конрад, писал, что в середине XIX в. неясно было положение Сахалина, который как будто бы числился за Японией, но фактически находился в сфере влияния России. Однако при оценке Петербургского соглашения, на наш взгляд, необходимо отметить то, что уступка Россией Курильских островов все-таки свидетельствовала о недооценке правительственными кругами России стратегического и экономического значения островов. Русский флот лишился удобных баз и выходов в Тихий океан; значительно н6арушилась связь Камчатки с Сахалином, Охотском, Николаевском-на-Амуре. Интересны взгляды Файнберга, согласно которым, русское правительство совершенно бесцеремонно, как это имело место во время продажи Аляски и Алеутских островов Соединенным Штатам, не посчиталось с героической историей первооткрытия и освоения Курильских островов русскими людьми. Договор 1875 года, по нашему мнению, нанес серьезный политический, экономический, стратегический и моральный ущерб интересам России, которая не желала оценить всю важность владения данными территриями в преддверии Балканских войн.

Э.Я. Файнберг объясняла военной  слабостью России на Дальнем Востоке желание русской дипломатии иметь в лице Японии «независимого лояльного соседа, который бы не следовал в фарватере антирусской политики западных держав»⁴². Поэтому, анализируя первый русско-японский договор, подписанный в 1855 г. в Симода, Э.Я. Файнберг специально подчеркивает, что «посольство Путятина заложило основу добрососедских связей между Россией и Японией». В целом, положительную сторону Симодского договора Э.Я. Файнберг видит в его компромиссном характере, то есть в стремлении учесть и зафиксировать интересы обеих сторон, а не в достижении абсолютной победы одной стороны над другой. Вместе с тем Э.Я. Файнберг выдвигает и критические замечания в адрес указанного договора. Но в отличие от многих своих последователей, она критикует его не за «неоправданные уступки» со стороны России в отношении Японии, а за его «неравноправный характер».

Более резкой критике со стороны  Э.Я. Файнберг подвергся Петербургский  договор 1875 г., о чем было сказано выше, при заключении которого русское правительство, по мнению Э.Я. Файнберг, пошло на неоправданные максимальные уступки Японии. Причины таковых она видела, прежде всего, в «близорукости внешней политики царизма, пожертвовавшего интересами России из опасения вызвать накануне войны на Балканах конфликт с Японией и вмешательство в него иностранных держав»⁴³. А так же в «недооценке правящими кругами царской России экономического и стратегического значения Курил»⁴⁴.

Таким образом, заслугой Э.Я. Файнберг является, на наш взгляд, то, что она полностью разрушила сформировавшийся в 20-х - 30-х гг. XX в. миф об агрессивной политике России на Дальнем Востоке. Однако ее исследование поддержало возникновение нового мифа, согласно которому Россия вынужденно заключала договоры о границе с Японией под давлением тяжких для нее обстоятельств: Симодский — из-за трудного положения России в результате Крымской войны и гибели фрегата «Диана».  Многие исследователи развили эту концепцию, назвав российское посольство заложниками японского правительства. Петербургский - в обстановке, когда Россия была втянута в Балканский кризис, а вместе с Японией на нее осуществляли нажим Великобритания, США и Франция. Истоки этой позиции можно найти в коллективной работе «Международные отношения на Дальнем Востоке», вышедшей в 1956 г. Ведущие отечественные историки, работавшие над этим изданием, так объясняли уступку России в вопросе государственной принадлежности острова Сахалин в 1855 г.: «Японское правительство воспользовалось слабостью царской России на Дальнем Востоке и ее затруднительным положением во время Крымской войны, для того, чтобы затянуть переговоры с Е.В. Путятиным и выдвинуть необоснованные претензии на южную часть Сахалина»⁴⁵. А причину новых территориальных уступок в 1875 г., авторы исследования видели, в первую очередь, «в недальновидной политике царского правительства, наивно рассчитывавшего путем территориальных уступок стабилизировать отношения Японии и России»⁴⁶.