Гай Юлий Цезарь в античной литературе

Наконец, в первой «Филиппике», Цицерон сравнивая Марка Антония  с Цезарем и говоря о том, что, «замыслив царствовать», Цезарь все  же «с великим трудом, ценой многих опасностей осуществил то, что некогда задумал»²¹ (с самых юных лет) дает еще один вариант образа Цезаря, который отличается от уже известного нам и рисует Цезаря не просто губителем rеs publica и тираном, а роковой и коварной фигурой, злоумышленником против государства, стремившимся к захвату власти едва ли не с ранних лет.

Так как же объяснить  столь великое множество представлений о Цезаре, передаваемых Цицероном? Вероятно, во-первых, это связано с личностными особенностями великого оратора, во-вторых, это связано с его многолетней и блестящей адвокатской практикой, которая не могла не сказаться на его психологии, наконец, в-третьих, политическая активность Цицерона была таковой, что не успел он остыть от событий мартовских ид 44 г. до н.э., как в его жизни началась новая борьба  тирании и res publica. Думается, что в свете всего происходящего Цицерон вряд ли мог отнестись ко всему объективно. Как бы то ни было, ни у кого больше мы не найдем такого разнообразия оценок и представлений о Цезаре, как у Цицерона, сведения которого не стоит принимать за абсолютную истину, но нельзя и игнорировать.

Несколько иным мы видим  Цезаря в «Письмах» Саллюстия, в которых изложена определенная политическая программа, отражающая взгляды самого автора и возлагаемые на Цезаря надежды. Однако прежде чем разобраться во всей глубине сообщаемых Саллюстием сведений, нам необходимо установить временные рамки появления указанных источников, поскольку в данной ситуации незначительное на первый взгляд отдаление во времени одного письма от другого играет огромную роль при их написании. Итак, считается, что первое из «Писем» хронологически опережает события гражданской войны и относится к 50 г. до н.э. Что же касается второго «Письма», то исследователи определяют его как появившееся в 46 г.до н.э. и соответствующее времени единоличного правления Цезаря, т.е. как мы видим действительно произошли значительные изменения в статусе самого Цезаря, да и произошедшие за четыре года в Риме события, не могли не отразиться на взглядах самого автора.

 Так как же относится Саллюстий к своему адресату в первом «Письме»? В начале письма он ссылается на свой интерес к проблемам государства, чем обосновывает свое право на выступление с советами. Параллельно Саллюстий набрасывает краткую, но очень выразительную характеристику Цезаря, позволяющую нам его представить таким, каким видел его этот современник. Историк отмечает одну особенно важную, на наш взгляд, черту личности Цезаря: « …ты сохраняешь величие духа при несчастных обстоятельствах еще в большей степени, чем при удаче»²². В продолжение характеристики Саллюстий пишет: «…я настоятельно прошу тебя, прославленного полководца, покорителя галльских племен, не допускай, чтобы величайшая и непобедимая держава римского народа приходила в упадок от дряхлости и распадалась из-за внутренних раздоров»²³. В завершение историк говорит: «Итак, если у тебя появится желание послужить родине и предкам, то ты, восстановив государственный строй, впоследствии славой своей превзойдешь всех людей и тебя посмертно будут восхвалять больше, чем при жизни»²⁴. Итак, резюмировав вышесказанное, мы можем прийти к выводу, что в период написания первого «Письма» его автор видел в Цезаре того политического деятеля и реформатора, который способен изменить римское общество и государство так, как хотелось бы этого самому Саллюстию.

Но вот прошло четыре года с момента написания первого «Письма». Многое изменилось: Цезарь стал не только единоличным главой римского государства, но и сумел найти возможность для проведения ряда реформ, однако, программа, предложенная Саллюстием, так и не была воплощена в жизнь. Мы видим, что в своем втором «Письме» Саллюстий уже не возлагает прежних надежд на Цезаря и даже пишет: «…люди, прославляя твои действия, уставали раньше, чем ты, хвалы достойное совершая»²⁵. Это ли не свидетельство об определенном изменении отношения автора к Цезарю? Ведь в этом «Письме» начинают проступать настоящие черты разочарования Саллюстия в своем герое и в направлении всей его деятельности, что может оспорить сложившееся в историографии представление о Саллюстии как яром и неизменном цезарианце.

Таким образом, если мы вспомним сделанные  из монографии Саллюстия выводы и  добавим к ним произведенный  анализ «Писем», то мы сможем проследить изменение представлений их автора о Цезаре, который, с одной стороны, пишет о замечательном полководце, а с другой, об активном и честолюбивом политике, стремившемся проявить себя и свои способности. Получается, что, несмотря  на тот факт, что Цицерон являлся постоянным оппозиционером Цезаря, а Саллюстия часто приписывают к числу друзей диктатора, у обоих авторов мы наблюдаем схожее отношение к Цезарю как к человеку, лишенному (в отличие от полководческого) дара государственного  управления.

Не менее интересные сведения о Цезаре следуют из стихотворений его младшего современника —  римского поэта Гая Валерия Катулла (ок. 84 — ок. 54 гг. до н. э.), разгадать политическую позицию в творчестве которого нелегко, так как у него на первый план выходит ничтожный цезарев офицер по имени Мамурра.

Так, в одном из своих многочисленных стихотворений под названием «На Маммуру и его покровителя Цезаря» (№ 29) Катулл дважды называет Цезаря «распутным Ромулом»²⁶, имея в виду не что иное, как притязание последнего на «царское» единовластие. В нем же поэт пишет: «Ты сам развратник, и игрок, и взяточник Не с тем ли, полководец ты единственный». А в стихотворении № 57, которое без названия, Катулл еще более открыто выражает свою неприязнь как к Маммуре, так и его покровителю: «Славно два подлеца развратных спелись,— Хлыщ Мамурра и любострастник Цезарь!... Обоих тоги в пятнах — Тот в столичной грязи, а тот в формийской»²⁷.  Конечно, такие стихи мало чем могли быть приятны Цезарю, но Катулл гордо заявляет: «Сердишься, Цезарь, иль нет,— а мне наплевать» (№ 93)²⁸. Однако после этого поэт все же больше не пишет о Цезаре и останавливается на одном лишь Мамурре, которому дает кличку «Хрен»: «Хрен блудит — потому что он и есть хрен» (№ 94)²⁹ и т.д. Нам остается лишь догадываться, что же такое произошло, что Цезарь перестал быть объектом катулловской насмешки? Очевидно, Катулл перестал искушать судьбу и учел факт политического всемогущества Цезаря, позже Светоний напишет, что «…поэт принес извинения, Цезарь в тот же день пригласил его к обеду, а с отцом его продолжал поддерживать обычные дружеские отношения» (I, 73).

Как мы уже упоминали  выше, разгадать политическую позицию Катулла по таким стихам нелегко, да и личность самого поэта неоднозначна и противоречива, однако, можно выделить его представления относительно Цезаря. Итак, Катулл видел в Цезаре не только, как другие полководца, но и претендента на трон, развратного подлеца и любострастника, что, безусловно,  дополняет ряд имеющихся у нас образов.

Как покажет дальнейшая история, творчество Катулла станет ориентиром для еще одного римского поэта Гая Лициния Кальва (82-47 гг.до н.э.), который являлся главой катулловского кружка (все последующие авторы часто упоминают этих поэтов рядом) в небольшой эпиграмме которого сообщается: «Страх наводящий Помпей головку Пальчиком чешет. В чем сомненье его, кто ему надобен? Муж. …и все остальное, Чем у вифинцев владел Цезарев задний дружок»³⁰.

Итак,  последняя строчка  отчетливо говорит об интимной связи  молодого Цезаря с вифинским царем  Никомедом IV (около 94—74 гг. до н.э.).  По сообщению источников, это произошло, когда молодой Цезарь был на службе у царя. Заметим, что не один Кальв надсмехался над Цезарем по этому поводу, а эта ни чем неподтвержденная связь стала постоянным мотивом в антицезарианской пропаганде. Интересно, что как следует из того же Светония, позже Кальв станет через друзей искать примирения с Цезарем, который добровольно напишет первым.

Получается, что из творчества Кальва мы можем для себя вынести  только сведения о Цезаре как гомосексуалисте, которые за многовековую историю так и не были ни чем подтверждены или опровергнуты и основываются на одних лишь догадках явившихся плодом принесенных купцами сплетен. Впрочем, сообщаемые Кальвом, как и Катуллом сведения стоит воспринимать насторожено, поскольку, с одной стороны, лирика является чересчур субъективным источником, а с другой стороны, ни один искренне убежденный в своей правоте человек не будет искать примирения с тем, кому посвятил столь нелестные строки, как это сделали вышеупомянутые поэты.

В завершении обзора современных  Цезарю взглядов на его личность, мы хотели бы обратиться к творчеству историка, поэта и философа Николая Дамасского, являвшегося одним из представителей греко-восточной культуры первого века до н.э. и родившегося в 64 г. до н.э. Из его фрагментарно дошедших до нас работ наибольший интерес представляет труд под названием «О жизни Цезаря Августа и его воспитании», в котором, несмотря на его заглавие, присутствуют некоторые сведения касательно Юлия Цезаря.

Итак, в своем сочинении  Дамасский пишет, что, когда Юлий Цезарь хотел переправиться в  Африку для окончания войны, юный Октавиан хотел отправиться вместе с ним, однако, «старший Цезарь из-за любви к нему не хотел, чтобы он отправился в поход, опасаясь, как бы он, изменив обычный образ жизни, не расстроил своего, и так уже слабого здоровья»³¹. После победоносного возвращения в Рим и во время столь короткой спокойной жизни «Цезарь хотел также, чтобы он (Октавиан) приобрёл опыт в устройстве зрелищ и выполнении на них обязанностей судьи»³², что было достаточно важно в Риме для закрепления успеха на политическом поприще. В дальнейшем Цезарь, проводя все больше времени с Октавианом, «увидев его остроумие и сметливость, краткость его речи, в которой давались самые точные ответы на поставленные вопросы, он полюбил и оценил его ещё больше»³³, в своем завещании назовет его своим сыном и объявит наследником ¾ своего состояния.

Из столь скромных сведений можно сделать выводы не только о Цезаре как заботливом отце и приверженце семейных ценностей, но и как дальновидном государственном  деятеле, сумевшем рассмотреть в  столь юном отроке черты государственного лидера и способствовавшем их развитию. Как покажет дальнейшая история, Октавиан в полной мере оправдает надежды своего великого предшественника и заслуженно получит имя Август.

Переходя к оценкам  Цезаря, оставленным уже его потомками, как и в предыдущей главе, мы хотели бы начать с Плутарха, который в своих «Сравнительных жизнеописаниях» подчеркивает, что, несмотря на природный дар красноречия, Цезарь стремился к лидерству, используя власть и силу оружия. Историк и дальше не раз упомянет о стремлении Цезаря к первенству: «Что касается меня, — ответил им Цезарь с полной серьезностью, — то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме»³⁴. Далее, Плутарх, характеризуя Юлия Цезаря как политического интригана и даже государственного переворотчика напишет: «…Цезарь взамен прежней вражды соединил их (Помпея и Красса) дружбой, он поставил могущество обоих на службу себе самому и под прикрытием этого человеколюбивого поступка произвел незаметно для всех настоящий государственный переворот»³⁵.

Таким образом, в дополнение к Цезарю-полководцу Плутарх пишет о нем как прекрасном ораторе, интригане, лидере, деятельном человеке, и государственном переворотчике. Небезынтересно отметить и то, что в целом говоря о Цезаре  как реформаторе или государственном деятеле, Плутарх старается избежать своих оценок и старается заострить внимание читателя именно на полководческом аспекте вследствие чего тот и является наиболее упоминаемым.

Следующим автором на пути понимания Цезаря как человека и государственного деятеля будет уже также упоминавшийся историк Гай Светоний Транквилл, который в своём сочинении наряду с оправданием заговоров таких тиранов как Калигула, Нерон и Домициан напишет и о справедливо осуществленном убийстве Цезаря: «…поэтому даже считается, что он был повинен в злоупотреблении властью и убит заслуженно»³⁶. Однако, как и при характеристике Цезаря как полководца и воина Светоний не скрывает своего восхищения перед ораторским даром Цезаря: «В красноречии и в военном искусстве он стяжал не меньшую, если не большую славу, чем лучшие их знатоки»³⁷, а характеризуя Цезаря как писателя, он даже приводит слова Цицерона: «Записки, им сочиненные, заслуживают высшей похвалы: в них есть нагая простота и прелесть, свободные от пышного ораторского облачения»³⁸.

Хотелось бы отметить, что для нашего исследования Светоний интересен и тем, что в ущерб упоминаниям о действительно важных исторических событиях, описание которых мы можем найти у других авторов, он стремится детально разобрать мелочи частной жизни каждого императора. Например, о любовных приключениях Цезаря Светоний пишет гораздо больше, нежели о завоевании Галлии. Кроме того, в своем труде он четко выделяет границу между государственной деятельностью и частной жизнью.  Так, рассказывая, он сначала дает общее заявление, а затем подтверждает его рядом фактов, например, «К друзьям Цезарь был внимателен и добр» — в подтверждение следуют два примера. «А с врагами он легко и охотно мирился» — следуют три примера, изложенных единообразными фразами («Гаю Меммию…», «Гаю Кальву…», «Валерия Катулла…»). «И даже во мщении он сохранял мягкость…» — следуют четыре примера, так же анафорически изложенных, из них последний, замыкающий этот ряд — подробнее других³⁹. 

Интересно и то, что Цезарь и Август, описанные более всех, в трактовке Светония противопоставляются. Как и авторы эпохи принципата Светоний отмечает двойственность отношения к Цезарю императоров, которые, с одной стороны, чтили его как предка и как гениального полководца и человека, а, с другой, отвергали предложенное им решение политической проблемы, в решении которой наибольшего успеха достиг Август. Их противопоставление можно увидеть во многих рубриках биографий (военная политика, отношения с солдатами, дарование гражданских прав, отношение к предзнаменованиям) (ср. I, 24, 3; 67; 80, 2; 59; II, 21, 2; 25; 40, 3; 92) и особенно ярко в описании тиранических устремлений Цезаря и республиканских идеалов Августа (I, 76-79, II, 28 и 52-53).

Говоря о ценности работы Гая Светония Транквилла в наше исследование, можно сделать вывод, что, с одной стороны,  представленный им Цезарь не оригинален, поскольку к тому времени уже сложились традиционные представления, однако, с другой стороны, Светоний все-таки преподносит нечто качественно новое. Исходя из всего вышесказанного, мы можем заключить, что Светоний в своей работе отмечает как положительные, так и отрицательные черты личности Цезаря. Так, упоминая о нем как о полководце, он, как и Плутарх, упоминает следующие выдающиеся качества: личную храбрость, популярность среди солдат, быстроту действий. Напротив, сообщая нам о Цезаре как о государственном деятеле, Транквилл ограничивается перечислением одних лишь отрицательных качеств (непомерное честолюбие и властолюбие, надменность (особенно в конце жизни) и открытое стремление к царской власти). Очевидно, что  идеалом государственного деятеля для Светония выступает Август, биография которого фактически противопоставлена цезаревской. Цезарь же выступает у Светония успешным полководцем (войны которого он все же не оправдывает, в силу сложившихся при Адриане взглядов на политику), храбрым воином, искусным оратором и заслуживающим внимания писателем.

В преддверии завершения данной главы еще раз обратимся к «Римской истории» Аппиана и оставленной им характеристике Цезаря. Дополняя сведения о Цезаре как полководце, историк пишет: «Прекрасный оратор и искусный политик, не останавливающийся ни перед чем, питающий большие надежды на будущее»⁴⁰.

В целом можно сказать, что Аппиан представляет Цезаря, как прекрасным оратором, так и искусным политиком, а сравнивая его (как и Плутарх) с Александром, в них обоих видит отважных воинов и выдающихся полководцев, имеющих все необходимые для этого личные качества и умения с соответствующим отношением к ним их войск.

Последним из многих еще не упомянутых авторов, в рамках нашей курсовой мы хотели бы рассмотреть – Клавдия Элиана, римлянина, писавшего на греческом языке, дающего возможность окунуться в мир позднегреческой литературы II – III вв. и сообщающего в своих «Пестрых рассказах»: «Цезарь не считал ниже своего достоинства посещать Аристона, а Помпей Кратиппа. Хотя они были могущественны, оба ценили тех, кто был в состоянии оказать им помощь, и искали, несмотря на свою силу, общения с ними, ибо не просто стремились властвовать, но желали властвовать славно»⁴¹.