Авторская композиция и роспись панно в стиле лаковой миниатюрной живописи Федоскино по мотивам картины В.Г. Перова «Охотники на привале» д

При Романовых

Михаил  Феодорович, устраивая своё разорённое царство, спустя только пять-шесть лет мог позаботиться о восстановлении былых охот и потех. С этой целью в 1619 г. он послал в северную медвежью сторону (в нынешнюю Костромскую губ.) двух охотников и трёх конных псарей с поручением брать у людей собак борзых, гончих, меделянских и медведей. Все Царские охоты производились при помощи охотников ловчего пути, под общим руководством ловчего и псовника. Любимой охотой Михаила Феодоровича была охота на медведей.

Царь  Алексей Михайлович к птичьей  охоте привязался с самого раннего  детства. Он был, по его собственному выражению, «охотник достоверный», то есть истый, заклятый. Во время поездок  на охоты государь приказывал раскинуть  шатры, которыми заведовал особый шатерничий, сопровождавший царя со всем шатерным скарбом. Шатры эти отличались большой роскошью. Ц. псарня до 1616 г. помещалась в Белом Царевом городе, а затем была переведена на Старое Ваганьково в Москве, где для неё построены были новые помещения. Для звериной и соколиной охот имелись особые охотничьи лошади, как для личного Ц. обихода, так и для чинов охоты. Охотники, кроме лука со стрелами, вооружались копьями, протазанами, вилами и рогатинами. Из огнестрельного оружия употреблялись пищали, самопалы, карабины и пистолеты. Ц. охотники в парадных случаях выезжали на богато убранных конях. Ещё большей роскошью и богатством отличались уборы коней государевых.

Все ловчие птицы соколиной охоты царей  Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича принадлежали к породе благородных соколов. Ловля этих птиц производилась двинскими помытчиками по морскому берегу и по рекам, по Тиунскому берегу, Терской стороне и на Канином Носу. На царских кречетнях была суровая дисциплина; всякое упущение наказывалось весьма строго. Уход за ловчими птицами заключался в кормлении их, в лечении заболевавших, но главным образом в «вынашивании», то есть систематическом приучении диких птиц в охоте. Кормили ловчих птиц в «уречённое время», то есть в определённые часы, и непременно самым доброкачественным мясом. Когда кречеты были выношены и подготовлены, их брали на настоящую охоту; часто сам царь «пробовал» вновь выношенных кречетов. Наряд царских ловчих птиц состоял из следующих составных частей: клобучок, нагрудник, нахвостник, обножи (иначе называвшиеся обносцами, нагавками, опутами или опутинами), сильца, должик и колокольцы. Все эти наряды изготовлялись специальными мастерами в государевой мастерской палате; ценность наряда согласовалась с достоинством птицы, для которой он предназначался; обыкновенно кречеты-царские любимцы блистали золотом, серебром и драгоценными каменьями.

Бой с  дикими медведями и травля их собаками были очень любимы обоими первыми  царями из дома Романовых. Ц. охота при царях Михаиле Феодоровиче и Алексее Михайловиче распадалась, как и прежде, на два больших отдела, сохранившие за собой старинное название путей — сокольничьего и ловчего. Все лица, состоявшие при Ц. охоте, как бы ни было незначительно их положение, считались на действительной Ц. службе. Все ловчие птицы распределены были по «статьям». Во главе «статьи» стоял «начальный» сокольник, в ведении которого находилось известное число «рядовых» сокольников, кречетников и ястребников.

Царь  Феодор Алексеевич, болезненный и  слабый, не унаследовал от своего отца любви к «соколиной потехе». В  течение своего 6-летнего царствования он ни разу не принимал участия в охоте. Царская охота падает, но не уничтожается совершенно. Упадок её продолжается и ещё более усиливается в царствование Петра Великого. Развлечения мореходства заменяли для Петра вполне развлечения охоты. Он не только «не чувствовал никакой склонности» к охоте, но и был противником её, как пустой и недостойной забавы. При Петре Вел. заведование охотой находилось в руках князя-кесаря Феодора Юрьевича Ромодановского, а затем его сына Ивана Феодоровича. В 1695—1696 гг. был образован Преображенский приказ, в ведение которого и был передан из приказа Большого Дворца Семеновский потешный двор со всеми находившимися в нём птицами, зверями и служителями охоты. С этого времени Ц. охота в течение 34 лет состоит в ведении Преображенского приказа. Одним из немногих памятников деятельности кн. Ромодановского по управлению царской охотой были изданные по его инициативе в 1701 и 1703 гг. указы о воспрещении частным лицам охоты в окрестностях Москвы.

Император Пётр II большую часть своего краткого царствования провел в охотничьих поездках, беспрерывно следовавших одна за другой; он особенно любил псовую охоту. При Петре II явилась первая заимствованная с Запада охотничья должность — егермейстера. По вступлении на престол Анны Иоанновны богатая охота Петра II перешла в её распоряжение. Заботясь о блеске своего двора, она внимательно следила за устройством и развитием учреждений придворной охоты. Помимо ружейной охоты, Анна Иоанновна очень часто развлекалась зрелищем травли зверей; ни до неё, ни после всевозможные травли зверей не практиковались в таких широких размерах. Любимым её занятием была ружейная стрельба. В 1736 г. учреждена была должность обер-егермейстера. В 1740 г. императорская охота впервые получила точную организацию, с изданием первого яхд-штата.

Начало  воспрещениям охоты под Петербургом  положено было ещё Петром Великим, который  указом 22 апреля 1714 г. запретил стрелять или бить лосей во всей Петербургской  губернии под опасением «большого  штрафа и жестокого наказания»: желающим предлагалось ловить лосей живыми и через комендантов направлять их в петербургскую канцелярию, которая за каждого живого лося давала 5 руб.

Елизавета Петровна заинтересовалась охотой ещё  в своей молодости, под влиянием своего племянника Петра II. Длинный  ряд охот, в которых Елизавета  Петровна принимала участие уже  в качестве императрицы, открывается  в Москве, куда она переехала в 1742 г. для коронации. При Елизавете  Петровне получил широкое распространение  особый вид птичьей охоты —  охота на тетеревов из шалашей, с  чучелами.

Вскоре  по вступлении на престол императрица  Екатерина II пристрастилась к охоте  на птиц с соколами. По приезде в  Москву в 1763 г. Екатерина II посещала измайловский зверинец, Тюхалеву рощу и другие окрестности столицы, где занималась и соколиной, и егерской охотой. Делопроизводство по управлению императорской охотой сосредоточено было в обер-егермейстерской канцелярии, образованной в 1744—1745 гг. В 1773 г. ей были предоставлены права наравне с коллегиями. Обер-егермейстерская канцелярия стала во главе самостоятельного обер-егермейстерского корпуса.

В 1762 г. по распоряжению императора Петра III в  состав императорских охот вошла  ораниенбаумская охота. Новый яхд-штат внёс небольшие перемены в организацию птичьей охоты, по-прежнему находившейся в Москв. Во главе птичьей охоты поставлен был главностатейничий с двумя помощниками. В яхд-штате 1773 г. мы впервые встречаем егерскую музыку как отдельное учреждение. Раньше, как, например, в списке собственной охоты Петра II, упоминались только отдельные егерские музыканты — волторнисты. Обер-егермейстер Нарышкин представил императрице в 1773 г. доклад об определении к императорской охоте яхд-пажей. Этот доклад был утверждён императрицей. Указом 6 мая 1771 г. все чины обер-егермейстерского ведомства вместе со всеми дворцовыми служителями были освобождены от телесных наказаний. Чины охоты, выходя в отставку «за дряхлостию лет» или за полной «инвалидностью», награждались пенсионом в размере жалованья, или же им поручали более лёгкое дело с сохранением прежних окладов.

Зверинцы  и охотничьи дворы в Петербурге, Москве, Петергофе, Гатчине, Царском  Селе, на Семёновском потешном дворе, в селе Измайлове и в Александровской  слободе имели вид зоологических  садов, начало устройству которых положено было в Петербурге Петром Великим. В царствование Анны Иоанновны возникло в Петербурге несколько зверинцев, зверовых и охотничьих дворов, на которых, кроме коллекций редких зверей и птиц, содержались также звери — для травли, птицы — для ружейной охоты императрицы. В 1770 г. императрица Екатерина II приказала построить при Дудергофской горе «фазанарию». В Красном Селе в 1764 г. устроен был сокольничий двор. Первое место среди московских охотничьих учреждений принадлежало старому Семеновскому потешному двору — средоточию царской птичьей охоты. Звери и птицы для зверинцев и зверовых дворов доставлялись отчасти из-за границы, а главным образом с различных окраин России.

Положение сокольих помытчиков за рассматриваемое время становится более трудным; высшая власть предъявляет к ним все более и более строгие требования, местные же власти нередко крайне стесняют их деятельность, не выдавая им установленного жалованья. Самый существенный ущерб благосостоянию помытчиков был нанесён постепенным сокращением их древних прав и привилегий. Уловный промысел постепенно падал в течение XVIII в. Обер-егермейстерское ведомство должно было прилагать большие старания, чтобы птичья охота находилась в наилучшем порядке и особенно чтобы в ловчих птицах не было недостатка. Соколиная охота со смертью Екатерины II навсегда замирает. Именным указом 19 августа 1827 г. имп. Николай I исключил последних помытчиков из придворного звания.

Для императорской  охоты при императорах Павле, Александре I и Николае I наступило время полного затишья; она вошла в состав министерства императорского двора и была исключительно охотой псовой. С императора Александра II охота оживляется и чаще посещается августейшими хозяевами; господствующей становится ружейная охота. В начале XIX стол. императорская охота из Петербурга была переведена в Петергоф, в 1858 г. — из Петергофа в Гатчину.

 

1.7. Охота во 2-ой половине XIX века в изображении русских художников

 

Охота во второй половине XIX века рассматривалась  скорее как развлечение, нежели судьбоносный поединок. Того же требовали и от художественных произведений. Они должны были легко восприниматься, отличаться реалистичностью, и, подобно фотографиям, фиксировать самые забавные и яркие эпизоды, а также различные переживания и чувства, связанные с охотой, в противном случае возникала опасность быть непонятыми и неинтересными публике.

В XIX веке столь частое и массовое использование фотоаппарата в личных целях еще не практиковали, а фотографии, даже если и создавались, то более походили на парадные портреты, нежели живые зарисовки действительности. К тому же качество их было очень низким. Единственной техникой, к которой еще в начале XIX века относились не иначе как к развлекательной, украшая с ее помощью альбомы, техника, для которой характерны и легкость восприятия, и быстрота исполнения, с помощью которой возможно было создавать яркие, острые зарисовки действительности, и, что самое главное, которую использовали для подобных целей, была акварель. При этом надо учесть, что дневники и альбомы были в то время весьма популярны. Их вели и государи, и частные лица. Сохранившиеся памятные книжки российских императоров пестрят записями об охоте и нередко сопровождаются фотографиями. То есть, желание проиллюстрировать произошедшие события было весьма сильно. Но если в дневниках в качестве иллюстраций и можно было использовать фотографии (хотя такой возможностью в полном масштабе могли пользоваться, пожалуй, только члены императорской семьи), то в альбомах подобную роль выполняли акварели. Неслучайно большинство акварелистов так или иначе были связаны с иллюстрированием художественных произведений. Ведь по характеру акварельная техника, позволявшая не вдаваться в излишнюю детализацию, но в то же время наметить главные, ведущие черты каждого образа, идеально подходила для иллюстрирования.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рис. 1.14. Михаил Александрович Зичи (1827-1906г.)

 

Одним из самых известных и авторитетных акварелистов того времени был Михаил Александрович Зичи (1827-1906). Родился он 15 октября 1827 года в старинной венгерской дворянской семье. После окончания гимназии молодой человек решает посвятить себя искусству. Но на тот момент на его родине не было художественного учебного заведения. И в 1843 году Зичи переезжает в Вену, где становится учеником Вальдмюллера. А уже в 1847 году он был приглашен в Россию великой княгиней Еленой Павловной в преподаватели рисунка и живописи к ее дочери, великой княжне Екатерине Михайловне. Вскоре ему пришлось оставить учительство и зарабатывать на жизнь изготовлением рисунков для продажи и ретушированием светописных портретов. В 1858 году за серию работ, запечатлевших главные эпизоды коронования Александра II, Зичи получает звание академика акварельной живописи. Надо заметить, что будучи одаренным живописцем, после приезда Зичи практически не обращается к живописи. И при этом все свое время посвящает рисунку и акварели. То есть, можно с полным правом говорить о востребованности и популярности этих техник. Придворный художник трех последних императоров, он также был первым иллюстратором «Слова о полку Игореве» и «Витязя в тигровой шкуре» Лермонтова, сотрудничал с рядом сатирических журналов. С 1880 года Зичи трудится как рисовальщик-хроникер церемоний, развлечений и семейных событий высочайшего двора. Для его творчества были характерны сцены из придворных кругов, эпизоды охот, «светские» карикатуры. Сохранились и его альбомные рисунки, посвященные теме охоты. Они необыкновенно живо и остро передают ее самые забавные и интересные моменты (см. рис 1.15). Их можно сравнить с комиксами, так как на одном листе автор располагает сразу несколько эпизодов, рассматривая и сопоставляя которые можно восстановить всю картину произошедшего.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рис. 1.15. М. А. Зичи «Охота», Акварель

На одном  из альбомных листов, иллюстрирующих охоту в Спале, в верхней части изображены удаляющиеся фигуры Александра III, великого князя Владимира Александровича и догоняющего их Николая в сером костюме, ниже императрица Мария Федоровна и великая княгиня Ксения, садящиеся в тарантас, на облучке которого художник изображает самого себя, затачивающего карандаш. Центральную часть, как того и следовало ожидать, занимает таблица, в которую сведены результаты охоты за этот день. Порой Зичи, угождая вкусам кое-кого из дома Романовых, переходил границы пристойного.

Между тем, с Зичи считалось, что акварели воспроизводились прямо фотографическим путем. Перечисленные качества этой техники, отношение к ней как к «альбомному наброску, далее которого она и не должна и не может идти»13 (Н.А. Александров по поводу третьей акварельной выставки), а также «ставшие ведущими способы воспроизведения рисунков для печати, одинаково пригодные для передачи рисунков пером и кистью, штрихами и фоном, впоследствии также цветом»14, позволяли делать фоторепродукции акварелей и продавать их в магазинах наравне с эстампами, использовать в качестве иллюстраций для журналов и художественных произведений. Все это, с одной стороны, способствовало расцвету ее популярности среди публики, а с другой, повышало спрос на нее. И если в 1882 году Ф. Петрушевский писал в журнале «Иллюстрированный мир» про акварель: «Этот род живописи совсем в забросе в России; слишком мало покупщиков на акварели; они, вися на стенах, не делают того впечатления как масляные картины, а большинство покупает произведения художников исключительно для украшения комнат, поэтому сильные мастера совсем не занимаются акварелями, предоставляя эти работы посредственностям и дамам»15. То уже через 9 лет, в 1891 году, в журнале «Художник» другой критик, скрывающийся под псевдонимом «Rectus», отмечая возросшее внимание к акварели и, как следствие, ее развитие, пишет: «Акварель у нас с каждым годом все более и более начинает интересовать общество...Резко определился акварельный пейзаж. Давно ли еще акварелисты прибегали к водянистым и прозрачным тонам и приравнивали свою работу к эскизу. Теперь у нас явились уже не эскизы и этюды, а акварельные картины в полном смысле этого слова».