Текстообразующие функции малых текстовых единиц

Функция автосемантического обозначения личности проявляется у местоимения в произведениях различных жанров, однако особо следует выделить лирический жанр. Безымянность заложена в самой природе жанра. Лирика — сугубо личное, интимное обращение поэта либо к другому «я», либо к природе, к миру... и все это на уровне глубинной интроспекции. Единственной возможной формой выражения личности в этих условиях является местоимение, безымянное «я», лирическое инкогнито.

Таким образом, в тексте реализуется потенциальная вариативность местоимения: от максимальной конкретности до максимальной обобщенности, безымянности.

Известны тексты, в которых ключевыми элементами являются морфемы, вынесенные в название или выделенные в тексте благодаря многократному повторению. Сравним, например, стихотворение В. Хлебникова «Корни: чур и чар», в котором использовано много квазислов, образованных от данных корней: чурахарь, чарахарь, чареса, чуреса, ча-риль, чурилъ и т.д. Знаток «звуковещества» и смелый экспериментатор, В. Хлебников в своем словотворчестве стремился к поиску новых средств выражения и воздействия на читателя. Автор объяснял свои художественные намерения как «...писание словами одного корня, эпитетами мировых явлений, живописанье звуком».

В другом произведении «Заклятие смехом» им используется 24 слова и квазислова, связанных с ключевой лексемой «смех» ассоциативно-деривационными отношениями. Корневая морфема «смех» выполняет здесь основную текстообразующую функцию, отражая многообразие представлений о соответствующей реалии и формируя оригинальные и многоплановые, хотя и связанные между собой звуковые образы в сознании читателя:

Заклятие смехом

О, рассмейтесь, смехачи!

О. засмейтесь, смехачи!

Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно.

О, засмейтесь усмеяльно!

О. рассмешит надсмеяльных — смех усмейных смехачей!

О. иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!

Смейево, смейево,

Усмей, осмей, смешики, смешики,

Смеюнчикн, смеюнчики.

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи! [2; c. 271]

По типологии Ю.В. Казарина,  дифференцирующего поэтические тексты на основе характерной для них «различной степени деривационной неологизации», данный текст принадлежит к тексту-шуми. Кроме него выделяются текст-палиндром (он представляет собой «один стих и более (до нескольких десятков) стихов, представляющих возможность их прочтения как слева направо, так и с конца строки — справа налево), и текст, содержащий в себе слова-неологизмы словообразовательного происхождения. Примером текста-палиндрома является стихотворение В. Хлебникова «Перевертень» (сравним начало):

Коми, топот инок. Но не речь, а черен он. Идем, молол, долом мели. Чин зван мечем навзничь. <...>

Справедливо суждение о том, что текст-палиндром — это текст «до-поэтический», экспериментальный, игровой, с ярко выраженным дис-курсным (промежуточным) характером.

В английском встречаются следующие слова-палиндромы: gateman / nametag, deliver / reviled, straw / warts, star / rats, stop / pots, lived / devil, diaper / repaid, smart / trams, spit / tips, live / evil, dog / god.

Гораздо чаще встречаются тексты, содержащие отдельные лексемы «неологического характера». При этом текстообразующие возможности входящих в них морфем и данных лексем в целом оказываются, за некоторыми исключениями, весьма ограниченными, а радиус их смыслового и эстетического воздействия распространяется, как правило, на  цельные текстовые фрагменты. [2; c. 272]

Смысл в бессмысленное сочетание букв вносит не что иное, как соответствующее грамматическое оформление. Ненормативное не может быть абсолютной выдумкой автора-новатора, оно существует в паре с нормативным.

Для создания комизма кроме сходства должно быть различие. Ни одно из нормативных прилагательных парадигмы на –ая не вызовет улыбки. Ненормативное же прилагательной «глокая» во фразе «глокая куздра штеко будланула букра и кудрячит бокренка». (Л. В. Щерба) комично, потому что «глок» - это неожиданное наполнение известной модели. Структура фразы дает представление о том, каким содержанием оно может быть наполнено. Эта фраза служит иллюстрацией к утверждению, что в грамматике каждого языка существуют закономерности, аналогичные алгебраическим и геометрическим законам. Несмотря на то, что значение каждого отдельного слова не известно, расположение слов и их суффиксы помогают уловить смысл всего предложения.

Подобное происходит в английской поэзии нонсенса, которая в лингвистическом плане черпает свою живительную силу из постоянного сопоставления двух грамматических картин мира: узуальной – у адресата (читателя) и ненормативной, предлагаемой поэтом. При этом частичное несовпадение на фоне некоторого сходства приводит к комизму формы и создает ярко выраженный стилистический эффект.

При профессиональном прочтении юмористических поэтических текстов трудно избавиться от ощущения, что авторы подвергают читателя тесту на знание полисемии, омонимии, словообразовательной системы и т. д. Конечно, о сознательно поставленной цели здесь говорить нельзя, но как писал Л. Кэролл, «слова часто означают больше, чем мы имеем в виду, используя их».  В качестве доказательства его словам приведем следующее стихотворение этого писателя, которое является самым выдающимся примером стихов без смысла, Jabberwocky (кстати, в английском языке слово Jabberwocky стало синонимом термина нонсенс), мозаику новых загадочных слов:

        JABBERWOCKY                                           БАРМАГЛОТ

                                                                           (пер-д Н.Демуровой)

Twas brillig, and the slithy toves                    Варкалось. Хливкие шорьки

Did gyre and gimble in the wabe:                   Пырялись по наве,

All mimsy were the borogoves,                      И хрюкотали зелюки,

And the mome raths outgrabe.                      Как мюмзики в мове.        

Beware the Jabberwock, my son!                   О бойся Бармаглота, сын!       

The jaws that bite, the claws that catch!         Он так свирлеп и дик,                 

Beware the Jubjub bird, and shun                  А в глуше рымит исполин             

The frumious Bandersnatch!                           Злопастный Брандашмыг!                

He took his vorpal sword in hand <...>    Но взял он меч, и взял он щит<...>

    Слово “Jabberwocky” имеет следующее происхождение: Л. Кэрролл, взяв англо-саксонское слово “wocer”или “wocor”, т. е. «результат», присоединил его к слову “jabber”, употребив его в обычном значении «говорить быстро и невнятно, бормотать», и образовал таким образом слово, получившее значение «результат чрезмерно возбужденного разговора»,

   В этом стихотворении он использует очень много portmanteau words, которые больше нигде не повторял. Рortmanteau words начнут использовать Джойс и европейские авангардисты только в XX веке. Эти слова являются обыгрыванием на морфемном уровне – метод составления искусственных слов путем слияния двух или трех слов. Такой метод называется методом языковой контоминации. Обычно в плане выражения одно наибольшее по длине исходное слово не выходит за рамки другого, и количество слогов в одном из исходных слов и в результирующем слове совпадает: galumph  = gallop + triumph, snark = snail + shark, uffish = uppish + selfish. Если при расширенном использовании суффикса морфемный шоф не сдвигается, то при образовании chortle = ch(uck)le + (sn)ort границы перехода от одной морфемы к другой находятся в неожиданном месте.  В данном случае читатель не ожидает нарушения привычной последовательности элементов слова, поэтому восприятие деавтоматизируется и создается ярко выраженный юмористический эффект.

Следует сказать, что Кэрролл всю жизнь любил создавать новые слова. Так, в "Алисе в Стране Чудес" появляются слова "to uglify" и "uglification"(обезображивать и обезображивание), созданные по аналогии со словом "to beautify" - "украшать". Там же устами Герцогини высказана сентенция: "Позаботься о смысле, а звуки позаботятся о себе сами" (это переделанная английская поговорка "Take care of the pence and the pounds will take care of themselves" - "Позаботься о пенсах, а фунты позаботятся о себе сами").  “Brilling” - Слово, созданное Л. Кэрроллом, Шалтай-Болтай в шестой главе произведения «Алиса в стране чудес» объясняет следующим: “Brilling means four o’clock in the afternoon - the time when you begin broiling things for dinner.” “Slithy” – придуманное слово. “Slithy means lithe and slimy. Slithe is the same as active.” “To gyre” – продолжает Шалтай-Болтай - “is to go round and round like a gyroscope.” “To gymble” – to make holes like a gimlet (gimlet - буравчик). “Frumios” – Л. Кэрролл так объясняет составление portmanteau words: “If you want to say fuming and furious and did not know which to say first you must end up with frumios”

Морфемы способны выполнять текстообразующую роль не только в произведениях авангардного типа. Текстовые смыслы морфем приобретают значимость в случае их особой актуализации в системе разных произведений. Так, в известном стихотворении М. Цветаевой «Расстояние: версты, мили...» эстетически актуализируется важный в идейном плане смысл «разъединения, рассредоточения родственных душ» благодаря сопряжению ряда слов с префиксом раз (рас). Данная эстетически значимая часть слов (в ряде случаев выделенная графически), выступая в составе различных словоформ, сопряженных в перспективе текста, выполняет текстообразующую функцию благодаря многократному повтору: расклеить, распаять, развести, распять, рассорить, рассорить, расслоить, расстроить, растерять, рассовать, разбить:

            Б.Л. Пастернаку 

Расстояние: персты, мили...

Нас расставили, рассадили.

Чтобы тихо себя вели.

Но двум разным концам земли.

      Расстояние: версты, дали...

      Нас расклеили, распаяли,

      В две руки развели, распяв,

      И не знали, что это - сплав

      Вдохновений и сухожилий...

      Не рассорили - рассорили,      

      Расслоили...

         Стена да ров.

        Расселили нас, как орлов —

       Заговорщиков: версты, дали...

       Не расстроили — растеряли.

       По трущобам  земных широт 

       Рассовали нас,  как сирот.

        Который уж  — ну который — март?!    

        Разбили нас — как колоду карт!

                                   24 марта 1925

Для сравнения рассмотрим примеры игры слов, построенной на основе префиксации, которые взяты из немецкого языка. На приеме выделения префиксов могут строиться целые стихотворения. При этом обыгрываемые смыслообразующие морфемы получают дополнительные коннотации и изменяют значение образованных с их помощью лексем. В русскоязычной поэзии образцами произведений с использованием такого приема являются также тексты песен В.Высоцкого.

В русском языке класс префиксов значительно многочисленнее, чем в немецком. Соответственно, типологическая словообразовательная модель представлена большим числом префиксальных слов в русском языке по сравнению с немецким, насчитывающим всего восемь неотделяемых префиксов (be-, ge-, er-, ver-, zer-, ent-, emp-, miss-). Поэтому в русском языке существует больше возможностей для создания игры слов, основанной на обыгрывании приставок. В немецкоязычной поэзии использование префиксов в паронимической игре слов встречается реже. Тем не менее, игра данного вида представляется интересной, как в отношении формы, так и содержания.

Kriegen                                                      Войны

Schlechte Kunst ist Krieg erwecken,          Плохое искусство – развязать войну,

Schwere Kunst ist Krieg erstrecken,          Сложное искусство – войну

                                                                                                      распространить,

Grosse Kunst ist Krieg erstecken.             Великое искусство – войну

                                                                                                            уничтожить.

В эпиграмме Фридриха фон Логау паронимы erwecken “развязывать”, erstrecken “распространять”, erstecken “уничтожать” имеют общую приставку er-, общее созвучие, являющееся частью корня, eck и окончание en.

Согласно собранному фактическому материалу немецкие авторы чаще используют в игре слов паронимические дублеты с общими суффиксами и созвучными с ними буквосочетаниями, чем с приставками. Например, в стихотворении Рихарда фон Шаукаля “Zeitlichkeit” “Земная жизнь” паронимичными являются слова с равнозначными суффиксами -heit, -keit и лексемы Neid “зависть” и Widerstreit “столкновение, спор”, корни которых созвучны с данными морфемами:

Zeitlichkeit                                                      Тщета

In allem Wissen Dunkelheit,                Во всяком знанье – темнота;

in allem Haben Angst und Neid,           во всякой страсти – маета;

in aller Macht Verworfenheit,              во всякой вере – слепота;

in aller Liebe Widerstreit,                    во всякой власти – чернота;

in allem Hoffen Bangigkeit,                 на всех надеждах – тень креста;

in aller Lust Vergaenglichkeit,             в довольстве – страх и суета;

in jeder Neige Bitterkeit:                      в любви – корысть и пустота…

Dies, Mensch, ist deine Zeitlichkeit.    Вот, человек, твоя тщета!

Среди приемов, использующих в основе игры слов явления паронимии и парономазии, особое место занимает так называемый “словообразовательный куст” (термин Е.А.Земской). Все слова образуются от одной общей основы с помощью деривационных аффиксов либо содержат общий элемент. Классическим примером в русском языке является стихотворение Хлебникова “Заклятие смехом”. В немецком языке данный прием также используется авторами. В отличие от примеров в русскоязычной поэзии в большинстве случаев паронимы в стихотворениях на немецком языке не являются окказионализмами. Окказиональным можно назвать их употребление, как, например, в следующей эппиграмме Енса Баггезена (Jens Baggese):

Kaspariade

Immer liebere, liebste Liebe! Je mehr du die Liebe

Liebst, je liebender liebt dein lieblich liebender Liebling!

Каспариада

Все более любимая, самая любимая любовь! Чем больше ты любишь,

Тем больше любит твой ласковый любящий любимый!

В эпиграмме обыгрываются слова с общей основой lieb: существительные Liebe “любовь”, Liebling “любимец”, глагол lieben “любить”, прилагательное lieblich “ласковый”, прилагательные в сравнительной степени liebere “более любимый” и превосходной liebste “самый любимый”, причастие в сравнительной степени liebender “больше любящий”.