Проблема определения и периодизация развития литературных языков

В этой связи отмечается и близость территориальных диалектов к тем областным вариантам литературных языков (по преимуществу в феодальную эпоху), которые связаны с языковыми особенностями определенных диалектных территорий. В применении к русскому языку выделялись литературно-письменные традиции Киева, Новгорода, Рязани, Пскова, Москвы. Г. О. Винокур поэтому указывал даже, что "язык древнерусской письменности, какими бы стилистическими приметами он ни отличался, это в принципе язык диалектный" [11, 67]. Не соглашаясь с данной формулировкой, поскольку в принципе именно стилистические приметы, сочетание старославянской и русской языковых стихий обусловили наддиалектный характер языка древнерусских памятников, отмечаем, однако, безусловно большую близость этих вариантов письменно-литературного языка к характерным особенностям соответствующих диалектных областей.

С вопросом о соотношении строевых признаков литературного языка и диалекта тесно связана проблема диалектной базы национальных литературных языков. Не останавливаясь здесь на этом вопросе, поскольку он рассматривается подробнее в других разделах, отметим лишь, что, как показывает материал из истории разных языков, процесс формирования единого литературного языка национального периода настолько сложен, столь специфичны закономерности этого процесса по сравнению с жизнью территориального диалекта и столь многообразны формы сочетания в этом процессе особенностей разговорных койнэ определенной территории (а не просто диалекта) и особенностей разных перекрещивающихся традиций книжного языка, что в истории литературных языков с длительной письменной традицией редко единая норма литературного языка является кодификацией системы диалектных признаков одной какой-либо местности. Это отмечали в исследованиях по материалу разных языков многие авторы, наиболее последовательно эту точку зрения развивал на материале русского языка Ф. П. Филин [34]. P. А. Будагов в этой связи выделяет два пути развития литературного языка на базе диалекта: либо один из диалектов (чаще столичный или столичный в перспективе) превращается в основу литературного языка, либо литературный язык впитывает в себя элементы разных диалектов, подвергая их определенной обработке и переплавляя в новую систему [6, 287]. В качестве примеров первого пути приводится Франция, Испания, а также Англия и Нидерланды, в качестве примеров второго пути - Италия, Словакия. Однако в условиях имевшейся смены диалектной базы и взаимодействия разных письменно-литературных традиций вряд ли английский и нидерландский литературные языки являются подходящими иллюстрациями для первого пути, так как здесь именно происходило "поглощение литературным языком элементов разных диалектов", которые подвергались обработке и переплавлялись в новую систему. Сомнение вызывает и вопрос о том, в какой степени городские койнэ (Парижа, Лондона, Москвы, Ташкента, Токио и т. д.) могут рассматриваться как территориальные диалекты в собственном смысле этого слова. Во всяком случае в применении к говору Москвы, Лондона, Ташкента их интердиалектный характер представляется весьма вероятным [29, 133-142; 34, 27; 40, 91-121]. По-видимому, в большинстве случаев для процессов формирования единых норм литературных языков определяющую роль играла не система строевых признаков территориальных диалектов, а городские койнэ, обладающие в большей или меньшей степени интердиалектным характером.

2. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК И ЖАРГОНЫ

В 1999 г. в Москве выходит в свет книга «Слова, с которыми мы встречались» (под редакцией Е.А. Земской, Р.И. Розиной и О.П. Ермаковой) с примечательным подзаголовком «Словарь общего жаргона». Тем самым в русистике не только вводится новый термин - «общий жаргон», но и обнаруживается новый научный объект, сочетающий в себе, казалось бы, несочетаемые признаки, а потому определение его природы заслуживает внимания.

Глубоко научное представление о языке как функционирующий системе приводит к пониманию того, что диффузность есть имманентное свойство языка, проистекающее из его социальной природы. Вот почему изучение системы форм существования языка (ФСЯ) становится на продуктивную почву тогда, когда абстрактная модель имеет известные пределы идеализации, а теоретическое противопоставление ФСЯ не исключает наличия в реальности промежуточных зон взаимодействия между ними.

Общий жаргон - промежуточное языковое образование, через которое лексика социальных диалектов проникает не только в просторечие, но и в разговорный язык в целом. По определению авторов словаря, это «тот пласт современного жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется (или, по крайней мере, понимается) всеми жителями большого города, в частности образованными носителями русского литературного языка» [1]. Иными словами, это довольно обширный корпус лексики и фразеологии (вышеназванный словарь фиксирует по меньшей мере 2,5 тыс. единиц), которые утратили такой признак, как корпоративность, т.е. закрепленность за речевой практикой ограниченных социальных групп. При этом характерна культурно-историческая «знаковость» наиболее употребительных слов общего жаргона (беспредел, тусовка, совковый, разборки, бомж, крутой, бакс и т.д.).

Понятие общего жаргона строится на пересечении социального и функционального членения языка: одними связями общий жаргон связан с социально ограниченными лексическими подсистемами, а благодаря другим входит в систему стилистических средств сниженной экспрессии. При утрате социально-групповой закрепленности для единиц общего жаргона определяющими становятся характеристики второго рода, включающие данную лексику в состав лексического фонда разговорного употребления. Такое понимание общего жаргона создает основания для того, что данный объект, будучи промежуточным образованием между ФСЯ, с необходимостью сочетает свойства разных сущностей.

Однако, если в первом приближении вполне оправданным казалось определение данного объекта в двух аспектах - структурном и функциональном [2], то позже пришло понимание промежуточного языкового образования как явления парадоксально-антиномичного. В процессе изучения этого явления, в его сопоставлении с социально-лингвистическими «коррелятами» в других языках (в частности, с французским argot commun) сложилось представление о том, что общий жаргон - не просто многоаспектная проблема, допускающая множество ракурсов рассмотрения, а объект, к которому стоит подходить с позиций логики дополнительности. В связи с этим тема статьи могла бы быть конкретизирована следующим образом: «Русский общий жаргон: оксюморон и амбивалентность? дискретность и континуум? статика и динамика?»

Безусловно, такой подход не является новым - мы лишь следуем той научной парадигме, сложившейся в лингвистике рубежа ХХ и XXI веков, согласно которой язык - явление антиномичное по своей природе: он и система и антисистема, и деятельность и продукт этой деятельности, и дух и материя, и стихийно развивающийся объект и упорядоченное саморегулирующееся явление, он и произволен и производен и т.д. По всей видимости, такова сущность и отдельных ФСЯ, и промежуточных между ними языковых образований. Таков русский общий жаргон, представленный жаргонизмами, функционирующими в городской речи в качестве просторечно-разговорных средств.

Не секрет, что уже сам термин «общий жаргон» современными русистами воспринимается весьма неоднозначно, а порой и резко-негативно. Возражения вызывает странный, оксюморонный характер этой номинации: в традиционном понимании в самом понятии «жаргон» заложена некая кастовость, ограниченность, избирательность, что в сочетании с признаком «общий» создает, на первый взгляд, внутренне противоречивый, «нелогичный» термин.

Это отчасти связано и с тем, что данное промежуточное образование не имеет утвердившегося терминологического наименования в русской лингвистике (см. «интержаргон», «жаргонизированная лексика», «сленг», «арготизированное просторечие», «городское арго», «гипержаргон», «социально-диалектное койне» и т.п.).

Однако то, что может быть воспринято в термине «общий жаргон», как противоречивость, по сути есть отражение амбивалентности самого объекта: субстанционально данные единицы принадлежат к одной ФСЯ, а функционально - к другой. Языковой субстанцией общего жаргона являются социальные диалекты, онтологической чертой которых является то, что они диалектически сочетают в себе тенденции к замкнутости и разомкнутости: всякий жаргон есть одновременно и средство унификации (идентификация «своих») и средство дифференциации (противопоставление «своих» «чужим»). Обе тенденции присутствуют одновременно, но изменяют свои «пропорции» под влиянием динамики социальных факторов, когда могут наблюдаться своего рода всплески разгерметизации социальных диалектов [3] и разговорная речь резко жаргонизируется, снижается.

Основания для введения в научный обиход термина «русский общий жаргон» создает и аналогия с французским общим арго (argot commun) - явлением, имеющим уже сложившуюся традицию изучения в западно-европейской социолингвистике.

К слову сказать, такие противоречивые, внутренне «напряженные», термины не редкость в современной лингвистике. Достаточно вспомнить, например, «литературное просторечие».

Что же представляет собой общий жаргон - инвариант, «продукт» непрерывного взаимодействия социальных диалектов и разговорной речи, который может быть исследован как лексическая подсистема, либо это недискретный процесс жаргонизации разговорной речи, коррелирующий с динамикой внешних факторов? Очевидно, что и то, и другое, ибо, с одной стороны, социальное бытие языка характеризуется дискретностью, квантованностью, неоднородностью, а с другой - оно непрерывно и целостно. Поэтому промежуточное языковое образование есть прерывный компонент внутри единого непрерывного пространства - континуума языковой коммуникации.

Вычленив дискретную совокупность лексем общего жаргона, мы можем провести его лексико-семантический и структурно-морфологический анализ, что даст собственно лингвистические основания для отграничения данной лексики от социальных диалектов.

Так, для единиц русского общего жаргона характерны следующие признаки, объединяющие их с просторечно-разговорной лексикой.

1. Бытовая конкретность семантики, сниженность, «приземленность» образа (вешать лапшу на уши - «обманывать», врубаться - «понимать», чайник - «простодушный, неопытный человек»).

2. Выраженная активность эмоционально-оценочных созначений: в основе переноса зачастую лежит нечто грубое, предосудительное, низкое, отталкивающее, что обуславливает пейоративность экспрессии: кабак - «ресторан», мусор - «милиционер», откинуть копыта - «умереть». Однако, будучи гетерогенным по составу, общий жаргон включает единицы разных социальных диалектов. Зачастую, распространяясь в городской разговорной речи, жаргонизмы не избавляются от «шлейфа» специфической экспрессии, связанной с природой того или иного социального диалекта (ср. молодежное классно, крутой, кайф; уголовное зек, зона, крыша и т.п.). Стилистическая окраска таких единиц обусловлена тем, что, несмотря на значительную степень их узуализации, они воспринимаются как элементы определенного жаргона, а, следовательно, не растворяются среди разговорной лексики.

3. Емкость, наполненность  лексического значения. Не менее 33 % означаемых в лексике общего жаргона присущи исключительно данному языковому образованию, являясь универбами - словами, не имеющими синонимов в литературной лексике и получающими развернутые, перифрастические толкования (совковый - «уходящий корнями в официальную идеологию советского строя», тусоваться - «собираться вместе для общения, совместного препровождения свободного времени»).

По-видимому, «степень» и «качество» экспрессии единицы общего жаргона есть динамические свойства, зависящие от 1) источника, из которого пришла данная единица; 2) семиологического типа единицы (типа связи с литературной лексикой): единицы-универбы в целом менее экспрессивны, чем единицы-синонимы, поскольку наряду с экспрессивной, выполняют и номинативную функцию; 3) «возраста» слова в разговорном употреблении, т.е. времени, прошедшего с его распространения за пределы ограниченного круга носителей языка; 4) социально-культурного контекста и системы социально-этических ценностей, на основе которых данная единица воспринимается говорящими

В общем жаргоне происходит деспециализация лексики (как правило, по пути утраты дифференциальных сем - ср. туфта - в воровском арго «вид мошенничества, заключающийся в сбыте некачественных вещей», в общем жаргоне «грубая подделка, обман»), в основе чего лежит тенденция, с одной стороны, к заполнению номинационных лакун, и с другой - к расширению резерва экспрессивных общеязыковых средств. Вместе с дифференциальной семой (выраженной эксплицитно или имплицитно) жаргонизмы теряют парадигматические связи, которые определяли место той или иной единицы в лексической системе жаргона. В связи с этим слова в социальном диалекте имеют, как правило, видовую семантику, а в общем жаргоне - родовую.

Сокращение синонимических рядов, снятие массовой дублетности говорит о сглаживании специфических черт, характеризующих социальный диалект как особую языковую подсистему. Тем самым единицы общего жаргона включаются во внутреннюю парадигматику лексики разговорного употребления и входят в общеязыковой узус. В целом системная организация общего жаргона имеет более редуцированный характер по сравнению с социальными диалектами (жаргонами и арго).

Основные особенности общего жаргона в структурно-морфологическом плане заключаются скорее не в наличии каких-либо особых признаков, а в специфическом использовании общеязыковых словообразовательных возможностей - динамическом, снижающем, травестирующем. Например, обыгрывается, снижается идея «научности», «серьезности», содержащаяся в ряде книжно-литературных суффиксов: пофигизм, болтология, ерундистика. По всей видимости, в жаргонах может потенциально использоваться любая литературная словообразовательная модель. Это объединяет лексику общего жаргона с другими формами городской разговорной речи и включает ее в общеязыковые тенденции.

Моделируя вероятностную зависимость владения общим жаргоном от константных социальных факторов, мы обращаемся к иной, континуальной ипостаси данного объекта. При этом было бы интересно не только выявить степень распространения данных единиц в городской речи, но и определить основные социальные «векторы» жаргонизации, т.е. иерархию социальных факторов, направляющих этот процесс. Полагаем, что система притяжений и отталкиваний, сопровождающих распространение жаргонизмов, может быть рассмотрена с позиций социолекта, под которым понимается проявление тех или иных средств в речи, детерминированное воздействием ряда социопсихолингвистических и биологических факторов [4].

Для определения существенных функциональных характеристик общего жаргона был проведен социолингвистический эксперимент среди жителей г. Перми [5], который позволил выявить социальную непрестижность жаргонной лексики в лингвистической рефлексии испытуемых. По всей видимости, интенсивность жаргонизации современной разговорной речи еще не свидетельствует о столь же интенсивной смене социально-лингвистических установок в сознании говорящих.

Дисперсионный анализ силы влияния четырех социальных факторов (пола, возраста, образования, специальности информанта) позволил не только оценить значимость каждого фактора для результирующего признака - владения общим жаргоном, но и установить их иерархию. Основными социальными «векторами», направляющими распространение общего жаргона, являются половозрастные факторы. При этом пол говорящего в основном определяет речевую реализацию слов общего жаргона (мужчины употребляют социально непрестижную лексику чаще), а возраст связан с владением этой лексикой на языковом уровне (наблюдается снижение степени знания данной лексики в группе информантов старше 40 лет).