Проблема прав человека и гражданства в конституциях Франции 1789 – 1795 гг

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 30 Ноября 2013 в 22:04, реферат

Краткое описание

При ближайшем рассмотрении Конституций 1791 – 1795 годов вскрываются некоторые противоречия, требующие изучения и объяснения. В частности, это связано с взаимодействием понятий прав человека и гражданства. Выявлению и объяснению этих противоречий и будет посвящена значительная часть данной работы. В первом разделе мы рассмотрим, кто являлся гражданином по различным конституциям. Во второй части работы мы осветим права, предоставляемые человеку Конституциями и вопросы, возникающие в связи с этим. В заключение работы мы попробуем выявить основные проблемы во взаимодействии понятий прав человека и гражданства во всех трех Конституциях и дать им объяснение.

Содержание

Введение…………………………………………………………...…….с. 3
Источник…………………………………………………………...…..с. 5
Историография……………………………………………………….....с. 7

Гражданство…………………………………………………………..с. 16
Права человека……………………………………………………….с. 20
Равенство……………………………………………….с. 20 Свобода………………………………………………….с. 22
Собственность………………………………………….с. 23
Сопротивление угнетению……………………………………………….с. 24
Безопасность…...……………………………………….с. 25

Права и свободы человека: свобода совести, свобода слова, свобода мирных собраний…...…………………………………………………с. 26
Право на свободу совести……………………………..с. 26
Право на свободу слова ………………………………..с. 28
Право на свободу мирных собраний…………….…….с. 29

Заключение…………………………………………………………….с. 30
Библиография…………………………………………………………с. 33

Прикрепленные файлы: 1 файл

_hrights.doc

— 171.00 Кб (Скачать документ)

 

Право на свободу мирных собраний

 

Право на свободу мирных собраний – право скорее гражданское, так  как его утверждение или запрещение имеет в основном политическое значение. Но, например, Конституция 1793 года провозглашает  его следующим образом: «право собираться вместе, соблюдая спокойствие, … не может быть воспрещено» (ст. 7). В данном случае это можно трактовать как право человека, как в случае со свободой слова.

Первый раздел Конституции 1791 года дает право на свободу «собираться  в общественных местах, сохраняя спокойствие и без оружия, с соблюдением полицейских законов» гражданам.

Основной закон III года республики исключает это право. Он запрещает организацию ассоциаций, «противоречащих общественному порядку» (гл. XIV, ст. 360). Далее, политические сообщества не имеют права на публичные заседания, подавать коллективные петиции властям (гл. XIV, ст. 362, 364). И, наконец, - «всякое невооруженное скопление народа … должно быть рассеяно – сначала приказом командующего, а в случае необходимости путем применения вооруженной силы» (гл. XIV, ст. 366). В этом случае и вооруженные, и невооруженные собрания запрещены как гражданам, так и всем остальным, проживающим во Франции.

В связи с вышеприведенным сравнением возникает вопрос, почему Конституция 1795 года отвергает такое, казалось бы, безобидное право, как право на свободу мирных собраний и ассоциаций? Связано это со все тем же страхом за устойчивость политического устройства общества, о котором говорилось выше. Запрет невооруженных скоплений народа объясняется попыткой предотвратить восстания – ведь невооруженное скопление массы народа вполне может перерасти в политическое волнение и в вооруженное выступление. А ограничение прав политических сообществ, видимо, связано с живыми воспоминаниями о политических клубах, о силе, которую приобрели якобинцы и о терроре, который они установили в стране.

 

Заключение

 

Итак, мы выявили основные противоречия нашей темы: проблема равенства и  гражданства, проблема декларативных  положений Конституций и положений, предназначенных для практического применения, проблема соотношения прав человека и прав гражданина.

Всеобщая декларация прав человека 1948 года, как международный, «надгосударственый»  документ утверждает право человека на гражданство. Конституции Французской  революции, как документы национального значения, не могли бы провозгласить такое право. Конституция 1793 года ближе всего подходит к этому, ведь по ней гражданином республики мог стать практически каждый сознательный человек (мужского пола), проживающий на территории Франции. Конституции же 1791 и 1795 годов проводят прямую связь гражданства с налогообложением. И если по первой Конституции связь выражается в зависимости «тот, кто является гражданином, должен платить налоги», то по Конституции 1795 года – «тот, кто платит налоги, является гражданином». Но по сути это одно и то же.

Проблема равенства «от природы» и гражданства – пожалуй, центральная  в нашем исследовании. Она также  перекликается с проблемой «декларативной»  и практической функций Конституций. Видимо, «естественное» равенство людей уже признавалось, но практическая историческая ситуация еще не позволяла воплотить его в жизнь – отсюда и оговорки и противоречия, возникающие в Конституциях.

Обозначенная выше «проблема соотношения  прав человека и гражданина» - проблема, возникающая с такими разночтениями, как в случаях свободы слова и мирных собраний в якобинской Конституции, когда права по сути гражданские декларируются как права человека. Скорее всего, именно данный случай свидетельствует о высокой степени демократичности Конституции 1793 года. А в отношении запрета тех же мирных собраний Конституцией 1795 года – наоборот, об ограничении прав не только гражданина, но и человека вообще.

Итак, все проблемы прав человека и  гражданина в Конституциях Франции 1789 – 1795 гг. обусловлены, в первую очередь, историческим моментом создания этих документов. И если Декларация 1789 года была прежде всего идейным манифестом революции, то задача Конституции 1791 года состояла уже в практическом применении идей, что не всегда было просто. Якобинская Конституция являла собой хороший замысел и была прорывом в демократическом мышлении своего времени. Но, видимо, именно ее радикальный характер и стал причиной того, что она так никогда и не стала действующей. Можно сказать, Конституция 1793 года обогнала  свое время. Конституция III года Республики со всем ее ограничительным характером была обусловлена ничем иным, как историческим опытом, попыткой оградить общество от новых волнений и революционных встрясок.

 

Глава IV «Конституции Франции 90-х гг. XVIII в. и их влияние на развитие европейского конституционализма» состоит из 4 параграфов и посвящена анализу конституций революционной Франции 1791, 1793, 1795 и 1799 гг.86, оказавших огромное влияние на развитие доктрины конституционализма не только в Западной Европе, но и в России. Анализ конституций проводится по следующему плану: общая структура конституции, характеристика раздела о правах человека, структура законодательной, исполнительной и судебной власти (со схемами каждой из них), порядок пересмотра конституции. В конце главы приводится сравнительная таблица. 
 
В результате были сделаны следующие выводы. Во-первых, в трех из четырех Конституций (1791, 1795, 1793 г.г.) четко прослеживается принцип верховенства прав и свобод человека и законодательной власти. Во всех трех Конституциях раздел о правах человека (Декларация прав и свобод) предшествует всем остальным разделам. Также обстоит дело и с ветвями власти. Раздел, регламентирующий деятельность законодательной власти, поставлен на 1-е место. К тому же он и количественно и качественно превосходит разделы об исполнительной и судебной власти. С точки зрения статистических показателей в процентном отношении это выглядит следующим образом. В Конституции 1791 г. законодательной власти посвящены 72 статьи из 207 (примерно 35% общего объема Конституции). В Конституции 1793 г. – 51 статья из 124 (примерно 41%), в Конституции 1795 г. – 115 статей из 377 (30,5%). Для сравнения исполнительной власти посвящено в Конституции 1791 г. 67 статей (32%), 1793 г. – 23 статьи (18%), 1795 г. – 70 статей (18,5%). Судебной власти посвящено в Конституции 1791 г. – 27 статей (13%), 1793 г. – 16 статей (13%), 1795 г. – 72 статьи (19%). Причем и качественное соотношение примерно такое же. В первых трех Конституциях у Парламента (не важно, под каким названием он фигурирует), имеются четкие контрольные функции над деятельностью исполнительных органов власти, полномочия которых сводятся лишь к исполнению законов, принятых Парламентом. 
 
На этом фоне явным исключением выглядит Конституция 1799 г., отдающая приоритет (опять же и количественно и качественно) исполнительным органам власти. Процентное соотношение статей, посвященных законодательной, исполнительной и судебной власти, выглядит так: 14 статей из 95 (примерно 15%), 28 статей (29%) и 9 статей (9,5%) соответственно. С другой стороны, ничего удивительного в такой резкой смене ориентиров нет, так как Конституция 1799 г. была прикрытием режима военной диктатуры Первого консула (Наполеона Бонапарта).  
 
Во-вторых, по форме государственного устройства во всех четырех Конституциях Франция остается унитарным государством с четким подчинением местных органов власти центральным. Причем контроль осуществляется, как со стороны исполнительных органов власти (в их структуру и входит местное управление), так и законодательных.  
 
С формой правления дело обстоит значительно сложнее. По Конституции 1791 г. Франция является парламентской монархией английского типа (Англия явно была взята за образец), в которой полномочия короля были сведены к минимуму (фактически он был лишен даже права свободного передвижения по стране и выезда за границу). По Конституции 1793 г. Франция превращалась в парламентскую республику с полным преобладанием законодательной власти в лице однопалатного Национального Собрания. Высший орган исполнительной власти (Исполнительный Совет) находился под полным контролем Парламента и был лишен всякой самостоятельности. По Конституции 1795 г. Франция по-прежнему оставалась парламентской республикой, но центр тяжести власти начал смещаться в сторону исполнительной власти в лице Директории, полномочия которой по сравнению с Исполнительным Советом по Конституции 1793 г. значительно расширились. Изменилась и структура Парламента – он стал двухпалатным, что по мысли авторов Конституции должно было создать систему сдержек и противовесов и воспрепятствовать установлению новой диктатуры законодательной власти, наподобие Якобинского Конвента. Тем не менее, несмотря на ослабление функций Законодательного Корпуса, контроль за деятельностью исполнительных органов власти у него сохранился. Тем самым соотношение законодательной и исполнительной власти по Конституции 1795 г. стало более сбалансированным.  
 
Наконец, в ^ Конституции 1799 г. тенденция усиления исполнительной власти реализовалась в максимальной степени. У нового французского Парламента осталась только функция принятия законов и формальной ратификации международных договоров. Всех других функций он лишился, в т.ч. и права законодательной инициативы, не говоря уже о контроле за деятельностью исполнительной власти. Зато глава Правительства Первый консул приобрел полномочия, сопоставимые с полномочиями абсолютного монарха (только что Первый консул избирался, а абсолютный монарх получал власть по наследству, однако этот «недочет» вскоре был исправлен: в 1802 г. Наполеон был объявлен пожизненным консулом, а в 1804 г. – императором). Поэтому форму правления по Конституции 1799 г. довольно сложно определить: вроде бы ещё не монархия, но уже и не республика. Наиболее близкий современный аналог - это так называемая суперпрезидентская республика, в которой полномочия Президента на несколько порядков превышают полномочия других ветвей власти, а его действия фактически бесконтрольны. 
 
В-третьих, в Конституциях 1790-х гг. очень интересно обстоит дело с избирательным правом. Здесь тоже обнаруживается своя тенденция. По Конституции 1791 г. был установлен достаточно высокий имущественный ценз, отсекавший примерно 1/3 потенциальных избирателей. В следующей Конституции 1793 г. имущественный ценз был отменен и введено всеобщее избирательное право для мужчин (правда, Конституция так и не вступила в действие, но, тем не менее, Конвент был избран именно на этой основе). Конституция 1795 г. отменила всеобщее избирательное право и восстановила имущественный ценз, практически полностью, повторив соответствующие положения Конституции 1791 г. Наконец, согласно Конституции 1799 г., вновь восстанавливается всеобщее избирательное право (как в Конституции 1793 г.), но в весьма специфической форме (избрание не конкретных депутатов в Парламент, а поэтапное составление 10% списков граждан на 3-х уровнях: коммунальном, департамента и общенациональном).  
 
В-четвертых, во всех четырех Конституциях законодатели уделяют сравнительно небольшое внимание судебной власти: соответственно 13% (1791 г.), 13% (1793 г.), 19% (1795 г.) и 9,5% (1799 г.) общего объема Конституции. Как видим, несколько особняком стоит Конституция 1795 г, уделившая вопросам организации судебной власти несколько большее внимание. Но это и понятно, так как слишком свежи были впечатления от якобинского террора, когда революционные трибуналы полностью подменили деятельность нормальных судов. Видимо, подобная регламентация всех видов судопроизводства должна была, по замыслу авторов Конституции, предотвратить повторение эксцессов внесудебных расправ в период правления якобинцев.  
 
Наконец, в-пятых, следует отметить весьма специфическое соотношение тенденций коллегиальности и авторитаризма. По сути, вся история политического и конституционного развития Франции 1790-х гг. – это история колебаний между этими двумя началами. 
 
В результате новые государственные институты не прижились, монархическое, авторитарное начало вновь возобладало. По сути, это и есть главная тенденция развития французского конституционализма конца XVIII века. Тем не менее, сами попытки обуздать всевластие и произвол главы государства за счет внедрения принципа разделения властей были плодотворными и оказали огромное влияние на политическое и правовое развитие европейских стран, включая и Россию, в эпоху наполеоновских войн и, особенно, Реставрации.  
 
^ В Главе V «Конституции европейских государств эпохи Реставрации: складывание системы дуалистических монархий как вариант выхода из государственно-правового кризиса», состоящей из 7 параграфов, проведен сравнительный анализ семи конституций эпохи Реставрации (обычно она датируется 1814-30гг.): Конституционной Хартии Франции 1814г., Конституции Швеции 1809г. (с изменениями 1814-1815), Конституции Норвегии 1814г., Конституции Бадена 1818г., Конституции Баварии 1818г., Конституции Португалии 1826г. и Конституции Царства Польского 1815г.87 Страны эти представляют разные регионы Европы, и поэтому сравнение их конституционных документов позволило выявить как общие тенденции развития конституционно-правовой мысли этого периода, так и региональные особенности, связанные со спецификой местной общественно-политической ситуации. 
 
Кроме того, анализ этих Конституций важен еще и потому, что на их составление (особенно французской Конституционной Хартии) оказал значительное влияние лично Александр I. А этот важный факт выводит нас на ключевую проблему соотношения и степени взаимовлияния западноевропейского и российского конституционализма. 
 
Характеристика и сравнение этих конституций проводятся по такому же плану, что и конституций революционной Франции 1790-х гг. В конце главы приводится сравнительная таблица, иллюстрирующая их структуру и количественное соотношение статей, посвященных разным ветвям власти. 
 
В результате проведенного сравнительного анализа были отмечены следующие закономерности: 
 
Во-первых, большинство из рассмотренных выше Конституций являются октроированными, т.е. дарованными свыше волей монарха. Соответственно источником государственной власти и суверенитета провозглашается монарх, а не народ. Исключение составляют Конституции скандинавских стран – Швеции 1809 г. и, особенно, Норвегии 1814 г.  
 
Во-вторых, во всех семи Конституциях реализуется принцип разделения властей, что свидетельствует об использовании в качестве правовых источников Конституций Франции 1790-х и Конституции США 1787 г. Однако соотношение ветвей власти в большинстве Конституций эпохи Реставрации иное. Приоритет принадлежит исполнительной власти (во всех конституциях, кроме конституций Бадена и Португалии, разделы, посвященные исполнительной власти, предшествуют разделам, посвященным законодательной и судебной властям, что напоминает структуру Конституции Франции 1799 г.). При этом примечателен факт, что в шести случаях из семи (кроме конституции Норвегии) наблюдается количественный приоритет статей о законодательной власти. С точки зрения статистических показателей это выглядит следующим образом. В Конституции Франции 1814 г. законодательной власти посвящены 30 статей из 79, т.е. 39% текста (исполнительной власти – 18,5%), в Конституции Баварии 1818 г. – 50 статей из 122, т.е. 41% (исполнительной власти – 18%), в Конституции Бадена 1818 г. – 57 статей из 83, т.е. 68% (исполнительная власть оказалась вне сферы действия Конституции), в Конституции Швеции 1809 г. – 33 статьи из 114, т.е. 29% (исполнительной власти – 18%), в Конституции Норвегии 1814 г. – 37 статей из 112, т.е. 33% (исполнительной власти – 41%), в Конституции Царства Польского 1815 г. – 53 статьи из 165, т.е. 32% (исполнительной власти – 30%) и, наконец, в Конституции Португалии 1826 г. – 58 статей из 145, т.е. 40% (исполнительной власти – 32%). 
 
В любом случае форму правления определяет не формальное, а фактическое соотношение ветвей власти, прежде всего, законодательной и исполнительной. 
 
В-третьих, как и в случае с Конституциями Франции 1790-х гг. обращает на себя внимание небольшой удельный вес статей, посвященных судебной власти: соответственно 16% (Конституция Франции 1814 г.), 6% (Бавария), 16% (Швеция), 5,5% (Норвегия), 9% (Царство Польское), 10% (Португалия) общего объема Конституции. Но в любом случае повсеместно вводилась всесословная судебная система. 
 
В-четвертых, в отличие от Конституций Франции 1791, 1793 и 1795 гг. во всех рассмотренных выше Конституциях эпохи Реставрации отсутствует Декларация прав и свобод человека в виде специального документа, предшествующего основному тексту Конституции. Уже одно это свидетельствует о неприоритетности раздела о правах и свободах личности для разработчиков этих Конституций.  
 
^ В-пятых, почти во всех рассматриваемых выше Конституциях крайне слабое внимание уделяется вопросу о внесении изменений и пересмотра Конституции. 
 
В-шестых, что касается вопроса о форме правления (его можно считать ключевым при характеристике Конституций), то, на наш взгляд, рассмотренные выше Конституции можно разделить на три группы. В первую группу следует включить Конституции скандинавских государств – Швеции и Норвегии. Соотношение законодательной и исполнительной власти, полномочий монарха и народного представительства, процедура принятия законопроектов свидетельствуют о наличии в Конституциях этих государств признаков конституционной парламентской монархии английского типа, причем в Норвегии – в чистом виде, в Швеции – близком к этому. Ко второй группе можно отнести Конституции Франции 1814 г., Царства Польского 1815 г. и германских государств – Бадена и Баварии 1818 г. В них преобладают признаки конституционной дуалистической монархии классического типа: монарх обладает всей полнотой исполнительной власти, назначает министров и единолично контролирует их деятельность; законодательная власть делится между монархом и местным парламентом, но полномочия первого намного превосходят полномочия второго. У Парламента, по сути, только одно серьезное полномочие – право совместно с монархом участвовать в принятии законов, а также право инициировать привлечение к уголовной ответственности высших должностных лиц исполнительной власти. 
 
Наконец, к третьей группе можно отнести Конституцию Португалии 1826 г. Форму правления по этой Конституции можно определить как дуалистическую конституционную монархию с элементом парламентской монархии. В отличие от классической дуалистической монархии португальский парламент (Кортесы) имел право законодательной инициативы, а также право привлекать к уголовной ответственности министров и членов Госсовета фактически без санкции Короля.  
 
Анализ текстов семи Конституций эпохи Реставрации позволяет сделать вывод, что они составлялись по определенным образцам. Своего рода «модельными» Конституциями, на которые ориентировались авторы всех последующих Конституций, являлись, на наш взгляд, две – Конституция Швеции 1809 г., которая в свою очередь ориентировалась на английскую политико-правовую систему, и Конституционная Хартия Франции 1814 г. Первая послужила образцом для разработчиков Конституции Норвегии 1814 г., а в будущем – Конституций Дании, Голландии, Бельгии. На вторую ориентировались авторы Конституций германских государств, Царства Польского и Португалии. 
 
Но при этом ни в коем случае нельзя считать, что все последующие Конституции европейских государств были всего лишь копией двух «модельных» Конституций. Наоборот, в каждой из них помимо общей конструкции системы государственной власти, присущей тому или иному «модельному» типу, присутствовали самобытные черты, исходившие из местной политической и правовой ситуации и позволяющие говорить о региональных и даже национальных особенностях конституционного развития. 
 
Таким образом, анализ Конституций эпохи Реставрации позволяет сделать вывод о наличии двух моделей послереволюционного развития европейских государств: дуалистической или парламентской монархии. Выбор той или иной модели зависел от конкретной политической ситуации, исторических традиций и специфики социальной структуры в данном государстве, наконец, от степени политической активности населения. Поэтому в рамках этих двух моделей каждая из рассмотренных выше конституций обладает неповторимой индивидуальностью. Никакого слепого копирования «чужих» норм не происходило. Опыт предшествовавших Конституций, бесспорно, учитывался и использовался, но через обязательное преломление сквозь национально-региональную специфику. Уже, исходя только из этого наблюдения, можно предположить, что и в случае с Российской империей можно ожидать нечто подобное. 
 
Кроме того, следует отметить, что правительственный конституционализм эпохи Реставрации был, во-первых, прямым следствием Великой Французской революции и наполеоновских войн и, во-вторых, стал одним из путей выхода из кризиса традиционных абсолютных монархий. Вариант этот в отличие от «просвещенного абсолютизма» и «просвещенного деспотизма» был вынужденным. Монархам уже не принадлежала инициатива в проведении преобразований, теперь они шли за событиями, подстраиваясь под них. Правительственный конституционализм, вне всякого сомнения, представлял собой явную уступку монархов новому уровню политического, социально-экономического и духовно-культурного развития общества. В идеологическом плане он являлся своеобразным гибридом концепции «истинной монархии» Вольтера и теории разделения властей Монтескье. Основная цель этой политики – предотвращение новых революционных потрясений, обеспечение социального мира и стабильности в государстве (именно эта цель заявлена как основная в преамбулах в большинстве Конституций), а в конечном итоге – сохранение собственной власти, пусть даже и в урезанном виде. Разница заключалась только в размере этих уступок, а это в свою очередь зависело от конкретной ситуации в данном государстве. Но в любом случае, конституционализм стал реальной альтернативой революционному способу изменений, а с другой стороны, объективно способствовал сохранению монархической формы правления в модернизированном виде и стабилизации, пусть и временной, общественно-политической ситуации в Европе.

 

 

Библиография

 

  1. Документы истории Великой французской революции: Учеб. Пособие для студентов ВУЗов. М., 1990-1992, т. 1.
  2. Великая французская буржуазная революция. Указатель русской и советской литературы. М., 1987.
  3. Советская историческая энциклопедия. М., 1961 – 1976, тт. 1-16.
  4. Олар А. Политическая история французской революции. Происхождение и развитие демократии и республики. М., 1902.
  5. Тэн И. Происхождение современной Франции. СПб., 1907.
  6. Собуль А. Первая республика. М., 1974.
  7. Кареев Н.И. Великая Французская Революция. Пг., 1918.
  8. Вопросы государства и права во французской буржуазной революции XVIII в. Сб. статей, посвященных 150-летию французской революции. М., 1940.
  9. Галанза П.Н. Буржуазное государство и право Франции (периода революции 1789 года) //История государства и права.-М.,1951, т. 2.
  10. Манфред А.З. Великая французская революция. М., 1983.
  11. Актуальные проблемы изучения истории Великой французской революции (материалы «круглого стола» 19-20 сентября 1988 г.). М., 1989.
  12. Чудинов А.В. У истоков революционного утопизма. М., 1991.
  13. Ревуненков В.Г. Очерки по истории Великой Французской революции: 1789 – 1814. СПб., 1996.
  14. Свобода. Равенство. Права человека. М., 1997.
  15. Исторические этюды о французской революции (Памяти В.М.Далина). М., 1998.
  16. Материалы сайта в Интернете, посвященного Великой французской революции: liberte.newmail.ru

1 Галанза П.Н. Буржуазное государство и право Франции (периода революции 1789 года) //История государства и права. М.,1951, т.2, с. 140 - 141.

2 Олар А. Политическая история французской революции. Происхождение и развитие демократии и республики (1789 – 1804). М., 1902, с. 49.

3 Там же, с. 52.

4 Там же, с. 339.

5 Там же, с. 662

6 Документы истории Великой французской революции: Учеб. Пособие для студентов ВУЗов. М., 1990-1992, т.1.

7 Тэн И. Происхождение современной Франции. СПб., 1907.

8 Тэн И. Указ. соч., т. 2, с. 142.

9 Там же, с. 143.

10 Там же, с. 145.

11 Там же, с. 161.

12 Тэн И. Указ соч., т. 4, с. 4.

13 Там же,  с. 229.

14 Собуль А. Первая республика. М., 1974.

15 Кареев Н.И. Великая Французская Революция. Пг., 1918.

16 Там же, с. 340.

17 Там же, с. 194.

18 Публикацию жирондистского проекта конституции см.: Документы истории Великой французской революции: Учеб. Пособие для студентов ВУЗов. М., 1990-1992, т.1, с. 164 – 181.

19 Кареев Н.И. Указ. соч., с. 291.

20 Вопросы государства и права во французской буржуазной революции XVIII в. Сб. статей, посвященных 150-летию французской революции. М., 1940.

21Денисов А. Конституции и декларации французской буржуазной революции //Вопросы государства и права во французской буржуазной революции XVIII в. Сб. статей, посвященных 150-летию французской революции. М., 1940, с.21.

22 Денисов А. Указ. соч., с. 33.

23 Денисов А. Указ. соч., с. 35.

24 Галанза П.Н. Буржуазное государство и право Франции (периода революции 1789 года) //История государства и права. М., 1951, т.2.

25 Манфред А.З. Великая французская революция. М., 1983.

26 Манфред А.З. Указ. соч., с. 77.

27 Там же, с. 78.

28 Там же, с. 88.

29 Там же, с. 145.

30 Там же.

31 Там же, с. 205.

32 Актуальные проблемы изучения истории Великой французской революции (материалы «круглого стола» 19-20 сентября 1988 г.). М., 1989.

33 Там же. С. 20-33.

34 Чудинов А.В. У истоков революционного утопизма. М., 1991.

35 Чудинов А.В. Указ. соч., с. 52.

36 Ревуненков В.Г. Очерки по истории Великой Французской революции: 1789 – 1814. СПб., 1996.

37 Ревуненков В.Г. Указ. соч., с. 282, 285, 288.

38 Свобода. Равенство. Права человека. М., 1997, с. 33 – 63.

39 Исторические этюды о французской революции (Памяти В.М.Далина). М., 1998.

40 Галанза П.Н. Буржуазное государство и право Франции (периода революции 1789 года) //История государства и права. М., 1951, т.2, с. 121.

41 Боск Я. «Арсенал для подстрекателей» (Декларация прав человека как программа практических действий.// Исторические этюды о французской революции (Памяти В.М.Далина). М., 1998, с. 200.

42 Олар А. Политическая история французской революции. Происхождение и развитие демократии и республики (1789 – 1804). М., 1902, с. 688.

43 Боск Я. «Арсенал для подстрекателей» (Декларация прав человека как программа практических действий// Исторические этюды о французской революции (Памяти В.М.Далина). М., 1998, с. 200.

44 Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969, с. 160 - 161, 164 - 165.

45 Боск Я. «Арсенал для подстрекателей» (Декларация прав человека как программа практических действий// Исторические этюды о французской революции (Памяти В.М.Далина). М., 1998.

46 Галанза П.Н. Буржуазное государство и право Франции (периода революции 1789 года) //История государства и права. М., 1951, т.2, с. 114.

47 Курсив мой – М.П.




Информация о работе Проблема прав человека и гражданства в конституциях Франции 1789 – 1795 гг