Проблема прав человека и гражданства в конституциях Франции 1789 – 1795 гг

Больший интерес представляет статья П.Н.Галанзы «Буржуазное государство  и право Франции (периода революции)» во II томе книги «История государства и права»²⁴. Конечно, эта работа тоже представляет классовый подход, но в данном случае автор меньше занимается пересказом источника и классиков марксизма, а делает попытку проанализировать факты и события, о которых пишет. Галанза так же больше внимания уделяет государству, чем праву, но последнее тоже не остается неосвещенным. При этом интересно, как однобоко смотрит автор на права человека и гражданина: свобода слова не получает в его работе никакого освещения – это вполне объяснимо в той политической ситуации, в которой работал историк; свобода совести интересует его только с точки зрения атеизма – и он критикует революционные конституции за то, что свобода пропагандировать атеизм так и не была провозглашена (примечательно, что Олар, например, тоже затрагивает этот вопрос, но он не занимается критикой, а пытается понять причины такого «недочета»); а свобода собраний – с точки зрения возможности создания рабочих союзов.

Одним из ярчайших советских историков,  занимавшихся проблемами Французской революции XVIII века, был А.З. Манфред. В своем труде «Великая французская революция»²⁵ Манфред очень интересно освещает события Революции, а говоря о конституциях, подробно излагает важнейшие их аспекты. Анализируя Декларацию прав человека и гражданина 1789 года, он, прежде всего, осуждает установленное по ней право собственности как ограничивающее права неимущих²⁶. И в то же время историк признает прогрессивное для своей эпохи значение этого документа, «провозгласившего принцип равенства людей и горячую веру в торжество свободы»²⁷. Конституцию 1791 года А.З.Манфред также характеризует двояко: с одной стороны, он отмечает ее прогрессивное значение в период господства абсолютизма в Европе, с другой стороны, он считает ее отступлением от провозглашенного в 1789 году принципа равенства как «узаконивающую имущественное неравенство»²⁸. Еще один интересный момент – А.З. Манфред считает, что король по Конституции 1791 года был наделен довольно широкими правами. Это утверждение любопытно сравнить с точкой зрения И.Тэна (см. выше).

Прекрасно отражает общую для советских  историков восторженность якобинцами мнение Манфреда относительно якобинской Конституции: «Революционная стойкость, преданность родине и революции  подсказали якобинцам быстрые и энергичные решения.

Надо было прежде всего дать стране единую политическую основу в виде новой демократической конституции, опровергнуть фактами клевету жирондистов  об узурпаторской диктатуре Парижа над Францией. Учредительное собрание два года вырабатывало и утверждало текст конституции; якобинский Конвент разрешил эту задачу в две недели…»²⁹. Конституция 1793 года характеризуется как демократическая, «проникнутая искренним стремлением к широкой политической свободе»³⁰. Тем не менее, и здесь ученый не воздерживается от критики права частной собственности.

О Конституции 1795 года Манфред говорит  как об антинародной, антидемократической  и призванной увековечить «господство  хищнической термидорианской буржуазии»³¹,  критикуя здесь в первую очередь высокий избирательный ценз.

Новый поворот в изучении отечественными специалистами истории Французской  революции конца XVIII века произошел с началом перестройки. Это явление нашло свое отражение в «круглом столе», проведенном Институтом Всеобщей истории РАН 19 – 20 сентября 1988 года, материалы которого были опубликованы в 1989 году³². Красной нитью через эту публикацию проходит новый, критический, взгляд на якобинскую диктатуру, отказ от ее прославления, которое было принято в советской историографии. Этот вопрос затрагивают Н.Н.Болховитинов, В.П.Смирнов, А.В.Чудинов. Для настоящей работы особый интерес представляет выступление Н.Н.Болховитинова по теме «Новое мышление и изучение Великой французской революции XVIII века»³³, в котором он касается проблемы изучения революционных Конституций и осуждает устоявшийся в советской науке подход к ним, как к классово ограниченным.

В 1991 году в свет вышла брошюра  А.В.Чудинова «У истоков революционного утопизма»³⁴, представляющая интерес для данной работы не столько своим непосредственным содержанием, сколько идейной направленностью. Работа Чудинова – одна из первых, ниспровергающих устоявшиеся теории относительно Французской революции в советской историографии. А.В.Чудинов критикует отказ просветителей от традиционной христианской веры, веру революционеров в безграничные возможности человеческого разума, вплоть до создания модели совершенного человеческого общества. И тем более осуждает он попытки применить эти созданные разумом модели на практике. Якобинский террор Чудинов называет геноцидом собственного народа³⁵.

Новый взгляд на якобинский террор еще  в советское время представлял  ленинградский историк В.Г.Ревуненков. В 1996 году вышло третье, дополненное, издание его книги о Французской  революции³⁶. Но по данной теме, к моему разочарованию, комментарии Ревуненкова сильно перекликались с уже цитированными мною репликами Манфреда. Новые акценты были расставлены лишь в вопросе о якобинской законодательной деятельности. Ревуненков отмечает те же ее ососбенности, что и Манфред, но больший упор делая на «отрицательных» сторонах, таких как право частной собственности, и менее эмоционально отзываясь о «положительных», таких как установление республики, всеобщего избирательного права, демократических свобод³⁷.

Также по моему вопросу я обнаружила довольно интересную, но не претендующую на научность книгу – «Свобода. Равенство. Права человека»³⁸. Это издание, оформленное в виде подборки материалов – источников и историографии, - освещает историю развития идеи прав человека с древности до наших дней. Но серьезными недостатками данного издания являются слабая структура и отсутствие четкого справочно-библиографического аппарата.

В 1998 году в Институте Всеобщей истории РАН вышла очень интересная книга, представляющая современный взгляд отечественных и зарубежных историков на Французскую революцию XVIII века. Это сборник «Исторические этюды о французской революции»³⁹. В своей работе я использовала статьи Я.Боска, Д.Ю.Бовыкина и А.В.Адо.

Французский историк Я.Боск в работе ««Арсенал для подстрекателей» (Декларация прав человека как программа практических действий)» пытается понять, были ли революционные Декларации прав чисто теоретическими текстами или являли собой основу для политической практики. Боск рассматривает дебаты в Конвенте по поводу принятия Конституции 1795 годя и предваряющей ее Декларации. В процессе исследования историк приходит к выводам, что Декларация 1789 года действительно рассматривалась как программа действий, но это было и необходимо для поднятия революционного духа в народе. В 1795 году же такая необходимость отпала, требовалось установление спокойствия и порядка, и депутаты Конвента высказывались категорически против того, чтобы Декларация прав человека и гражданина рассматривалась как закон. Они специально подчеркивали этот момент, и исключили из нее формулировки, казавшиеся им опасными, могущими привести к гражданской розни.

Итак, на мой взгляд, проблемы прав человека и гражданства в конституциях Франции 1789 – 1795 гг. являются еще очень  слабо изученными и представляют широкие возможности для дальнейшей разработки.

Гражданство

 Конституции французской революции  разделяли права человека и  права гражданина. Рассмотрим, кто  же являлся субъектом права  по различным Конституциям.

Каждый человек обладал правами, данными ему от рождения. Об этих правах речь пойдет ниже. Гражданин же обладал еще и гражданскими правами. При этом гражданство по каждой из Конституций определялось различно.

По Конституции 1791 года гражданами Франции являются лица, родившиеся во Франции от отца-француза; лица, родившиеся во Франции и избравшие себе местожительство в королевстве; лица, родившиеся за границей от отца-француза, водворившиеся во Франции и принесшие гражданскую присягу; наконец, лица, родившиеся за границей и происходящие в любом числе поколений от француза или француженки, оставивших отечество по вероисповедным основаниям, но водворившиеся во Франции и принесшие гражданскую присягу. Иностранец может стать гражданином Франции после 5-летнего непрерывного пребывания в королевстве, если, кроме того, он приобретет здесь недвижимость, или женится на француженке, или оснует сельскохозяйственное или торговое предприятие, а также если он примет гражданскую присягу. Законодательная власть также оставляет за собой право выдать иностранцу акт натурализации «в силу особых соображений», но лишь при условии его водворения во Франции и принятия присяги. (Раздел 1-ый, ст. 2 – 4.)

По Конституции 1791 года не все граждане имеют право избирать и быть избранными. Выборы в законодательную власть проходят косвенным путем. Активные граждане избирают выборщиков, а выборщики – представителей, то есть членов Национального собрания. Активными являются граждане, достигшие 25 лет и выплачивающие прямой налог в размере не менее стоимости трех рабочих дней, которая устанавливается законодательной властью отдельно для каждого дистрикта (Глава 1-я, отдел II, ст. 2-4). Выборщиками же может стать только часть граждан, определенная высоким имущественным цензом (Глава 1-я, отдел II, ст. 7). Представителем может стать любой активный гражданин (Глава 1-я, отдел III, ст. 3-4). Таким образом, если верить данным Галанзы, из 26 миллионов населения Франции активными оказались только 4 млн. человек, то есть около 15% населения⁴⁰.

По Конституции 1793 года гражданами Франции являются лица, родившиеся и имеющие местожительство во Франции и достигшие 21 года. Иностранец может стать гражданином Франции, если он достиг 21 года, проживает во Франции в течение 1 года, живет своим трудом, приобрел собственность или женился на француженке, или усыновил ребенка, или взял на иждивение старика. Законодательный корпус оставляет за собой право дать права гражданина иностранцу, «имеющему, по мнению Законодательного корпуса, достаточные заслуги перед человечеством». (Ст. 4 – 5.)

По Конституции 1795 года гражданином Франции является человек, родившийся и живущий во Франции, которому исполнился 21 год, записанный в гражданский реестр, проживающий на территории Республики и уплачивающий прямой, земельный или профессиональный налог. Также гражданами являются те не обладающие налоговым цензом французы, которые принимали участие в установлении Республики. Иностранец становится французским гражданином после того, как он достигнет 21 года и объявит о своем намерении обосноваться во Франции, если он живет здесь в течение 7 лет подряд, платит прямой налог и обладает, кроме того, земельной собственностью или торговым, либо сельскохозяйственным предприятием или вступает в брак с француженкой. (Ст. 8 – 10.)

Конституция III года республики предполагает избрание представителей в законодательный корпус следующим образом: съезды граждан (без деления на активных и пассивных) избирают выборщиков, которые, в свою очередь избирают членов Совета пятисот (нижняя палата) и Совета старейшин (верхняя палата) Законодательного корпуса. Выборщики определяются возрастом после 25 лет и имущественным цензом. Членом Совета пятисот может стать гражданин, достигший 30-летнего возраста и проживающий на территории Республики в течение 10 лет. Членом Совета Старейшин может стать гражданин, достигший 40 лет, женатый или вдовец, проживающий на территории республики 15 и более лет, предшествующих выборам (Гл. III – V.)

При этом ни одна из Конституций не дает гражданских прав женщине: об этом даже не идет и речи. А косвенным  признаком этого является то, что в каждой конституции как одно из условий возможности иностранцу стать французским гражданином указывается «брак с француженкой», и не упоминается брак с французом.

Конституция 1795 года резко отличается от других тем, что права гражданина определяются налоговым цензом. Конституция 1791 года лишает «пассивных» граждан права избирать и быть избранными в законодательный корпус. В Конституции 1791 года не определен возраст, с которого человек может стать гражданином. Но это и не представляет необходимости: минимальный возраст активных граждан определен, а правами пассивных может пользоваться и ребенок. Ниже мы рассмотрим некоторые противоречия, связанные с выделением активных граждан из общего числа. Также представляют интерес сроки, по прошествии которых иностранец, проживающий во Франции, может стать гражданином: это 5 лет по Конституции 1791 года, 1 год - по Конституции 1793 года, и 7 – по Конституции 1795.

Поэтому наиболее демократична в этом отношении якобинская конституция, по ней число граждан в отношении к остальному населению было бы наибольшим.

Права человека

В Конституции 1791 года как «естественные  и неотъемлемые права человека» (ст. 2 Декларации) провозглашались свобода, собственность, безопасность и сопротивление  угнетению. Равенство, хотя и не включается в этот перечень, провозглашается фразой: «люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» (ст. 1 Декларации).

В Конституции 1793 года перечень естественных и неотъемлемых прав человека изменился: теперь это равенство, свобода, безопасность и собственность. Сопротивление угнетению, по якобинской конституции, есть «следствие , вытекающее из прочих прав человека» (ст. 33).

Такие же права предоставляются  человеку и по Конституции III года Республики, но они определены не как «естественные и неотъемлемые»,  а как «права человека в обществе» (ст. 1 раздела «Права»). Сопротивление угнетению в этой конституции не упоминается вообще. После террора создатели новой Конституции стремились сделать ее как можно более умеренной, поэтому и заменили понятие «естественных и неотъемлемых» прав понятием «прав человека в обществе». Ведь «естественная» природа прав подразумевала бы возможность законного восстания.⁴¹

Рассмотрим, как трактуются вышеперечисленные  права человека в различных конституциях и как они взаимодействуют с понятиями гражданства.

Равенство

Что касается равенства, здесь мы наблюдаем  разнообразные объяснения во всех трех вариантах основных законов. По Конституции 1791 года, «люди рождаются и остаются … равными в правах». Но тут же следует оговорка: «Общественные отличия могут основываться лишь на соображениях общей пользы». (Ст. 1 Декларации). Таким образом, равенство все-таки устанавливается не абосолютное. Что и подтверждают последующие статьи Конституции, сохраняющие наследственную власть короля и выделяющие активных граждан. В данном случае равенство можно понимать как равенство перед законом: «Закон … должен быть равным для всех как в тех случаях, когда он оказывает свое покровительство, так и в тех, когда он карает» (Ст. 6 Декларации).