Россия и Европа в современных геополитических координатах

Россия и Европа в  современных геополитических координатах

 

В истории России не было ни одного периода, когда ни возникал бы вопрос о ее отношениях с Европой.

 

При всем значении цивилизационно-культурологической общности российско-европейских взаимоотношений не менее важна их геополитическая составляющая. Однако она на протяжении многих веков довольно слабо подкреплялась экономическими отношениями. Торговый баланс в прошлом, как, впрочем, и ныне, складывался не в пользу России. И если когда-то Россия предпочитала расплачиваться “лесом и салом”, то сегодня она расплачивается энергоресурсами.

 

 Двойственная природа отношения  России к Европе ярче всего  проявлялась в вопросах образования.  В то время как университеты  стали своеобразной кровеносной  системой европейского Возрождения, Россия стремилась сохранить автономность, замыкаясь в славяно-греко-латинской модели полуцерковного образования. Все попытки отправить дворянских юношей на обучение в Европу, предпринимаемые до Петра Великого, заканчивались провалом. И лишь царский пример и воля царя-реформатора способствовали тому, что “окно в Европу” было “прорублено” и в этой сфере. Но пройдет еще сто лет, а молодые люди “с душою прямо гёттингентской”, получившие образование на Западе, будут оставаться непонятыми на Родине. Хотя сейчас в образовательных стандартах России и Европы сохраняется существенная разница, вступление России в Болонский процесс1 призвано повлиять на взаимоотношения следующих поколений.

 

 Но это взгляд с российского  берега. А что же представляла  и представляет для Европы Россия? Отметим, что европейцам в целом отнюдь не было свойственно демонизировать Россию. Европейские просветители переписывались с российскими монархами, музыкальные короли Европы гастролировали в российской столице, русская публика просаживала состояния в казино Монте-Карло и лечилась на водах в Баден-Бадене. Все это [c. 220] сближало Россию с Европой. Но сближало своеобразно – скорее еще больше расслаивая русское общество, нежели способствуя его национальной самоидентификации.

 

 В разделении России и Европы не последнюю роль играли экономические причины. Когда в Лондоне открылась первая ветка подземки, в Петербурге Александр II принимал решение об отмене крепостного права. Поистине, “что поздно Лондону, то рано для Москвы”. Стремление ликвидировать экономическую пропасть между Россией и Европой порой провоцировало неадекватные предложения со стороны россиян леворадикального толка. Так, уверенность российских большевиков в незамедлительном проявлении классовой солидарности со стороны рабочего класса европейских стран в случае успешной пролетарской революции в России породила не только теорию мировой революции, но и политику ускоренной индустриализации.

 

 Однако уже довольно скоро  новые лидеры Советской России  вынуждены были признать, что попытки сближения с Европой вызывают там противодействие. Даже на уровне социал-демократии не удалось объединить все три имевшихся в начале 20-х гг. Интернационала. Не удалось создать и систему коллективной безопасности на востоке Европы, наподобие локарнской. И лишь нацистская угроза, ставшая реальностью, оказалась способной сплотить в антигитлеровскую коалицию Советский Союз и европейские страны.

 

 При этом западноевропейская  внешняя политика и дипломатия  не переставали выказывать недоверие  союзникам на востоке. Такую настороженность устами одного из своих героев передал английский писатель Джеймс Олдридж: “Не в обиду будет сказано Лондону, там все еще не понимают России. Торжественные конференции, взаимные уступки – это все очень хорошо, но на самом деле этих людей никогда не переспоришь. То, что в любой стране является веским дипломатическим аргументом, здесь не стоит ничего. Они не понимают обычных дипломатических норм, не понимают, как нужно торговаться и уступать. У них свой особый язык, и все их доводы основаны на узкой марксистской формуле, на догматическом толковании истории с точки зрения экономики, и поэтому все, что они говорят, звучит неуместно и нежизненно. Вы очень скоро убедитесь в том, что русская система несовместима с нашими идеями и с нашим [c. 221] миром. С ними вообще бесполезно разговаривать, а спорить – просто невозможно”2.

 

 Неудивительно, что основные  “сражения” на полях холодной  войны развернулись в Европе, еще не забывшей Вторую мировую  войну. Первой серьезной угрозой  послевоенному миропорядку стал берлинский кризис 1948 г. Он сделал реальностью обозначенный У. Черчиллем “железный занавес”, протянувшийся от Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике и разделивший Европу на Западную и Восточную.

 

 Упрекая Советский Союз в  стремлении к коммунистическому прозелитизму, западноевропейские государства сами не были чужды такой политики. Особенно ярко ее продемонстрировали страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) в период подъема там антисоциалистических движений (в 1953 г. в Берлине, в 1956 г. в Польше и Венгрии, в 1968 г. в Чехословакии). Но необходимо отметить, что и в самих государствах Центральной и Восточной Европы существовала весьма мощная антисоциалистическая оппозиция. Преодоление раскола в ее рядах стало одной из предпосылок тихих, осенних, “бархатных” революций 1989 г. и последовавшего за этим стремительного сближения западных и восточноевропейских стран.

 

 Жесткого разделения Европы  “железным занавесом” никогда  не было, не только потому, что  в памяти послевоенного поколения  оставались ужасы Второй мировой войны, но и потому, что не было всеобщего осознания необходимости поддержания европейской безопасности. Безусловно, видение модели этой безопасности у стран НАТО и государств, входящих в Организацию Варшавского Договора (ОВД), было разным. И все же и те и другие приходили к пониманию того, что континентальная безопасность должна быть неделимой и транспарентной, что строительство европейской системы безопасности возможно только путем налаживания плодотворных контактов государств всего континента с участием максимального числа международных, в первую очередь суверенных, акторов.

 

 В сознании европейцев –  наследников Священной Римской  империи германской нации всегда  присутствовала идея объединения  Европы, осуществить которую до  середины XX в. они так и не смогли. Вначале трагический опыт Второй мировой войны [c. 222] стимулировал их стремление к интеграции. Затем путь к объединению пролегал, с одной стороны, через преодоление германо-французских противоречий, а с другой стороны, через устранение идейно-политических преград, разделяющих Восточную и Западную Европу.

 

 Следует подчеркнуть, что  западноевропейская интеграция  способствовала решению многих  экономических и социальных проблем  региона. Этот процесс, начавшийся  в 1950 г., когда в Париже на Межправительственной конференции был подписан Договор об учреждении Европейского объединения угля и стали (ЕОУС), постепенно охватывал более широкие сферы совместной деятельности все большего числа европейских стран. Значение этого документа состояло в том, что он закладывал институциональную основу будущей европейской интеграции.

 

 Как бы институционально  ни укреплялись европейские сообщества, важно не только создать единое  экономическое пространство, но  и обеспечить его эффективное  взаимодействие с остальным миром, и в первую очередь с другими европейскими государствами. Поэтому первые шаги по формированию общей внешней политики были предприняты еще в начале 50-х гг. Но в итоге оказалось, что это направление относится к разряду тех, которые страны в наименьшей степени были готовы связывать с интеграционными процессами и институтами. Только в 1970 г. на Люксембургской сессии министров иностранных дел Европейского экономического сообщества было принято решение об образовании системы Европейского политического сотрудничества (ЕПС), представляющей собой межгосударственный механизм взаимной информации и политических консультаций. Вопросы обороны в компетенцию ЕПС не входили, так как были прерогативой Западноевропейского союза. Затем Единый европейский акт (ЕЕА) 1987 г. связал внешнюю политику Европейского экономического сообщества с политикой, согласованной в рамках ЕПС.

 

 В течение 90-х гг. XX в. шло  постепенное трансформирование  системы Европейского политического  сотрудничества в систему Общей  внешней политики и политики безопасности (ОВПБ), что предусматривалось Маастрихтским договором о Европейском союзе (ЕС) (1992 г.). Эти действия стали ответом как на углубление европейской интеграции, так и на изменившуюся после окончания холодной войны международную [c. 223] обстановку. Кардинальные перемены произошли в первую очередь в отношениях ЕС со странами Центральной и Восточной Европы и постсоветскими государствами. Постепенно наметился переход России и Европейского союза к отношениям стратегического партнерства.

 

 Новая стадия взаимоотношений  получила свое документальное  закрепление в Коллективной стратегии  Европейского союза в отношении  России, принятой в июне 1999 г. на  саммите ЕС в Кёльне, и в  Стратегии развития отношений  Российской Федерации с Европейским союзом на среднесрочную перспективу (2000–2010 гг.), утвержденной Правительством России в октябре того же года. Близость этих документов по духу сотрудничества вместе с тем не означает их полного совпадения по приоритетам. Так, в российской Стратегии развития речь идет о том, что Российская Федерация представляет собой самостоятельный полюс в многополюсной модели мира. При этом внимание в ней сосредоточено как на аспектах сотрудничества в двустороннем режиме, так и на взаимодействии России и ЕС во внешнем мире.

 

 

 Европейский союз, в свою  очередь, необходимость развития  такого сотрудничества видит  в том, чтобы оно способствовало, во-первых, укреплению демократии, правового  государства и гражданского общества  в России, во-вторых, углублению связей  России с европейским экономическим и социальным сообществом, в-третьих, укреплению в России основ социально ориентированной рыночной экономики и, в-четвертых, развитию политического диалога в целях сохранения стабильности и обеспечения безопасности на континенте. Следует отметить, что за прошедшие годы сформировался достаточно четкий механизм этого сотрудничества. Традиционно, два раза в год, проходят саммиты Евросоюза и России – поочередно в Москве и стране – председателе ЕС. Их повестка дня, безусловно, во многом зависит от политических приоритетов страны – председателя Евросоюза.

 

 При весьма динамичном характере  развития российско-европейских  отношений многие проблемы по-прежнему  остаются нерешенными. Одна из  них вытекает из разного подхода  к Соглашению по ядерно-экономической программе. Хотя Москва подтвердила принципиально важный для ЕС Киотский протокол о сокращении вредных выбросов в атмосферу, ее отношение [c. 224] к утилизации отходов ядерного топлива и другим вопросам охраны окружающей среды продолжает вызывать озабоченность стран – членов Евросоюза.

 

 Острые противоречия существуют  и в экономической сфере, хотя  ЕС признал Россию страной  с рыночной экономикой. Так, сохраняется  дискриминационная практика антидемпинговых  расследований Европейской комиссии в отношении российских экспортеров, особенно экспортеров стали и товаров ядерного цикла. Тормозится проведение диалога Россия – ЕС по вопросам европейской безопасности. Приближение зоны ЕС к границам России создало серьезные правовые препятствия для российского сырьевого, промышленного и сельскохозяйственного экспорта. Сложности во взаимоотношениях России и ЕС обусловлены также тем, что Евросоюз представляет собой интеграцию, объединение, а не гомогенное пространство. Каждая из входящих в него стран не только сохраняет свой суверенитет, но и отстаивает собственные национальные интересы. Многие из них одновременно являются членами военного блока НАТО. И хотя Россия установила партнерские отношения с НАТО, разночтения в подходе к целому ряду проблем региональной безопасности сохраняются.

 

 В целом Россия потеряла  возможность оказывать существенное  влияние на геополитическую ситуацию  в Центральной и Восточной  Европе, и в результате отношения  между нею и странами ЦВЕ  в 90-х гг. XX в. нельзя охарактеризовать  как конструктивные. Политические отношения чаще всего отличались недоверием и подозрительностью с обеих сторон. Со стороны государств ЦВЕ это обусловливалось историческим опытом и неопределенностью будущего пути развития России. С российской стороны причиной тому стало вступление ряда стран Центральной и Восточной Европы в НАТО.

 

 Итоги холодной войны стали  причиной серьезнейших геополитических  изменений в региональном измерении:

 

 мировая социалистическая система  прекратила свое существование;

 

 распад Организации Варшавского Договора привел к фактической ликвидации Хельсинкских договоренностей (соглашений) 1975 г.;

 

 влияние западных держав  на все сферы жизнедеятельности  стран Центральной и Восточной  Европы стало определяющим; [c. 225]

 

 главенствующее положение в системе обеспечения безопасности в Центрально-Восточноевропейском регионе заняли США и находящаяся под их контролем структура НАТО.

 

 Взаимоотношения России со  странами Центральной и Восточной  Европы в 90-х гг. XX в., по существу, можно охарактеризовать как отступление ее из этого региона. Процесс этот был задан объективно, и потому отступление во многом было вынужденное, неизбежное, дезорганизованное. Уходя с территории бывших союзников по социалистическому содружеству, Россия многое построенное в период социализма на безвозмездной основе уступила за бесценок или бросила впопыхах. Существовавшими тогда реальными возможностями гарантированно, на договорной основе, закрепить свои оборонные и экономические интересы страна не сумела воспользоваться.

 

 Следует отметить, что особая роль региона ЦВЕ в советской системе союзов и его большое геополитическое значение как выдвинутого рубежа обороны СССР определялись прежде всего глобальным противостоянием различных политико-экономических систем. Этим объяснялись и приоритетное место среднеразвитых стран ЦВЕ во внешнеэкономических связях Советского Союза, и характер этих связей, которые, по сути, сводились к оплате военно-политической лояльности союзников по Варшавскому Договору значительными экономическими дотациями со стороны СССР. Дотирование осуществлялось как через заниженные цены на российские энергоносители и сырье, так и через завышенные цены на товары партнеров по Совету Экономической Взаимопомощи, а также через невыгодные для СССР структуру товарооборота и систему расчетов.