Типы и принципы логики

Эти воззрения обычно связывают  с принципами фундаментализма и кумулятивизма, причем содержание данных принципов остается не вполне определенным. Все же можно зафиксировать, что первый означает опору на опыт как на фундамент познания, а также признание организующей роли общих научных теорий. Принцип кумулятивизма (от позднелат. cumulatio – скопление) указывает на преемственное развитие знаний по мере их накопления.

Данные принципы признаются обоими философскими направлениями середины и второй половины XIX в., ориентированными на связь с наукой: марксизмом с одной стороны, позитивизмом – с другой. Третье крупное философское течение данной эпохи – субъективистский волюнтаризм А. Шопенгауэра, С. Кьеркегора, Ф. Ницше и др., – подозрительно относилось к этим установкам и к науке в целом, но оно приобрело идейное влияние уже в эпоху неклассической науки.

Однако "классические" течения  мысли также по-разному трактовали упомянутые принципы развития науки. Признание  опыта опорой познания содержит опасность  одностороннего эмпиризма, а признание  организующей роли общих научных концепций может обратиться в редукционизм, т.е. – в попытку сведения всех наук к приложениям и конкретизациям законов одной "фундаментальной" науки. То и другое как раз характерно для позитивистской традиции в философии. В частности, сам О. Конт пытался заменить философскую науку об обществе "социальной физикой", а его английский последователь Дж.Ст. Милль выдвинул идею "всеиндуктивизма", согласно которой все общее знание получается только путем прямого обобщения опыта (между прочим, ее активно поддерживал Э. Геккель). В первой половине XX в. неопозитивисты предложили "принцип верификации", согласно которому подлинно научное знание сводится к протокольным суждениям об опыте и к результатам формальных логических операций с этими суждениями. Но уже в середине столетия обнаружилось, что ни одно общее научное положение не верифицируется, включая также сам принцип верификации. Причем позитивисты трактовали кумулятивное развитие науки как простое надстраивание новых этажей научного знания над его старыми обветшавшими этажами, не учитывая качественных скачков (революций) в развитии знания.

Марксистская методология избежала отмеченных крайностей, благодаря опоре  на диалектику. Высшим критерием истины она считает не пассивный опыт, но активную практику, т.е. целенаправленное преобразование действительности. Поэтому допустимо, чтобы теории, опираясь на опыт, в то же время содержали моменты, отсутствующие в опыте. Полную редукцию знания к каким-то всеобщим положениям диалектика считает невозможной, т. к., во-первых, все явления в сущности двойственны (это вытекает из диалектического закона единства и борьбы противоположностей), и т. к., во-вторых, разные сферы и уровни действительности качественно различаются. Это различие возникает, по учению диалектики, именно вследствие качественных скачков в развитии самой действительности. Соответственно, революционные скачки должны быть и в развитии познания: старые теории заменяются принципиально новыми. Но как в ходе реального скачка сохраняется преемственность высшего и низшего, так же должно быть в развитии науки.

Ход развития науки ничем не дискредитировал  таких воззрений. Однако диалектические представления не могли (и ныне не могут) обрести широкой популярности в буржуазном обществе, к тому же в официальном марксизме они были во многом извращены (как уже отмечалось в историческом разделе курса). А крайние позитивистские трактовки классических принципов фундаментализма и кумулятивизма неизбежно вели к их дискредитации, и наконец, спровоцировали отказ от этих принципов. Он был реализован в идейной атмосфере неклассической науки, главным образом – на почве т. н. исторической школы методологии науки.

2.2. Формирование и развитие исторической  школы методологии науки

Поводом для отказа от классических представлений о закономерностях развития науки стал провал к 50-м гг. XX вв. неопозитивистской идеи верификации (см. выше). В это время известный английский философ Карл Поппер, находившийся прежде под влиянием логического позитивизма, создает собственную философскую концепцию – критический рационализм. Ее критический запал направлен прежде всего против позитивизма, воззрения которого Поппер отождествляет с классическими принципами методологии науки. Но на деле (как мы еще убедимся) учение Поппера и его последователей во многом от идей позитивизма; поэтому в литературе эта школа часто характеризуется как "постпозитивистская".

Как и сами позитивисты, Поппер выдвигает  на первый план проблему демаркации, – так он именует задачу отделения научного знания от ненаучного. При этом вместо неопозитивистского принципа верификации он выдвигает принцип фальсификации: всякое научное утверждение должно быть в принципе опровержимо. В самом деле: наука строится на фактуальных суждениях, которые всегда могут быть квалифицированы как истинные или ложные; а ненаучные концепции (религиозные, идейно-политические и т. п.) могут включать суждения, выражающие оценку или долженствование, а то и прямо императивные (повелительные, побудительные) предложения, которые вообще не являются суждениями. Высказывания такого типа не всегда можно квалифицировать как истинные или ложные; а утверждения вида "бог существует" и т. п. невозможно ни доказать, ни представить опровержимыми в силу их "запредельности" в отношениии к опыту. Таким образом, в концепции Поппера есть "рациональное зерно". Фальсифицируемость действительно является необходимым признаком научных утверждений; но этого еще недостаточно для выявления законов бытия и развития науки. Напр., многим обыденным представлениям также свойствен признак фальсифицируемости.

Поппер активно выступает против фундаментализма вообще, и прежде всего – против принципа опытно-индуктивного обоснования научных теорий. По его  мнению, наука развивается путем  произвольного выдвижения смелых гипотез  и их последующей критики. Такой  метод построения знаний давно известен, называется гипотетико-дедуктивным и действительно широко применяется в науке, особенно в ее отдаленных от опыта областях: математике, философии и др. Он особенно характерен для античной и средневековой модели построения знаний, т. е. именно для того периода, когда в науке лидировали математика и философия. Поппер же (мыслитель метафизического плана) абсолютизирует этот метод, игнорируя главное достижение науки Нового времени – тесную связь опыта и теории.

В то же время, Поппер не представляет себе никакой основы для преемственности теорий, помимо отброшенной им индукции; поэтому вместе с ней он отбрасывает также принцип кумулятивизма. Согласно Попперу, эволюция науки носит эмерджентный характер (от англ. emergent – внезапно появляющийся), а это означает, что новые теории не имеют существенных связей со старыми, предшествовавшими им теориями. Такое решение лежит в русле релятивизма, как главной черты идейного облика неклассической науки и современной ей западной политической идеологии. К. Попперу не пришлось придумывать теорию эмерджентной эволюции: еще в 20-х гг. XX в. ее разработал английский же философ С. Александер.

В результате наука предстает у  Поппера как "третий мир" наряду с миром физическим и миром "ментальным" (в смысле – психологическим). Он не подчиняется законам этих двух миров и управляется совершенно особенными, чисто логическими законами. Трудно сказать, в какой степени сам Поппер отождествляет этот красивый образ с реальным положением науки в человеческом и физическом мире. Во всяком случае, здесь просматривается та же тенденция отрыва науки от реальности, как и в абсолютизации Поппером гипотетико-дедуктивного метода построения теорий.

Такой метод по природе своей  чреват заблуждениями, что доказано историей античной и средневековой науки. Поппер сознает эту опасность, но считает, что в науке нет иного пути развития. Поэтому он выдвигает принцип фаллибилизма (от англ. fall – ошибка), согласно которому всякая теория содержит существенные неправильности. По сути дела, это возвращение к фикционализму, который проповедовали (под разными названиями) и позитивисты, и прагматисты, и поклонники ницшеанства, и представители других течений буржуазной мысли.

В результате оказывается, что различные  исторические состояния науки лишены существенного внутреннего единства; единственное, что их объединяет – это сам исторический процесс превращения одной формы в другую, не подчиненный каким-либо общим закономерностям. Значит, методология науки возможна (с точки зрения Поппера) только как историческое исследование идиографического (по Виндельбанду) типа. Поэтому Поппер считается одним из основателей исторической школы методологии науки, разделяя эту честь с неопозитивистами Л. Витгенштейном и П. Дюэмом.

Внутри данной школы выделяют два направления: интерналистское, которое считает, что развитие науки идет изолированно от других сфер социального бытия, и экстерналистское, согласно которому формы существования науки задаются законами общественной жизни. Сам Поппер с его идеей "третьего мира" может считаться интерналистом, на сходной позиции стоял также французский методолог А. Койре (по происхождению русский). Койре считал, что в развитии науки решающую роль играет борьба и революционная смена общих философских принципов мышления, в частности – борьба эмпиризма и рационализма. Смена облика науки, по Койре, также носит эмерджентный характер.

Переходной  от интернализма к экстернализму  можно считать концепцию "неявного знания", созданную в 50-х гг. английским философом М. Полани, которого также причисляют к основателям постпозитивизма. Если явные компоненты науки представляются интерперсональными, то неявное знание носит личностный характер и передается непосредственно от учителя к ученику, как некая совокупность навыков, пристрастий и убеждений. Оно в наибольшей степени различает научные школы и играет определяющую роль в их борьбе и в обеспечении победы одной из школ. Именно Полани ввел в оборот понятие научного сообщества.

В 1962 г. вышла в свет книга американского  методолога Т. Куна “Структура научных революций”. Позиция ее автора в основе экстерналистская, хотя противоречиво включает в себя элементы интернализма. По Куну, наука – вовсе не особый "третий мир", но целиком определяется в своем развитии социальными и психологическими факторами. Важнейшую роль среди них играет, по Куну, конкурентная борьба научных сообществ, – т. е. фактор хотя и социальный, но все же не внутринаучный. Эти сообщества различаются по моделям научной деятельности, включая мировоззренческие установки, ценностные критерии, общие методологические нормы и теоретические стандарты.

Модель, победившую в масштабах всего  научного сообщества, Кун называет парадигмой (по-греч. это слово означает образец). Период безраздельного господства некой парадигмы именуется у него "нормальной наукой", и внутри этого периода наблюдается кумуляция решений научных "задач-головоломок". Но в то же время накапливаются "аномалии", т.е. нерешаемые задачи. Именно их накопление, достигнув какой-то меры, "взрывает" парадигму изнутри (момент явно интерналистский. – В.С.). Тогда начинается кризис нормальной науки и новый период борьбы между школами, за которым следует "научная революция" – утверждение господства новой парадигмы.

Концепция Куна обязана своей популярностью  прежде всего удачному описанию смены эволюционного и революционного этапов в развитии науки; однако для диалектической методологии такая позиция изначальна. По существу Кун исподволь "протаскивает" в постпозитивистскую методологию элементы диалектики. В общем соответствует представлениям диалектики и заявление Куна, что не существует фактов, независимых от теоретической парадигмы, т. е. нет теоретически нейтрального языка наблюдения.

Однако  на этом сходство его теории с диалектикой  заканчивается. Качественные изменения  парадигмы истолковываются Куном в эмерджентском ключе. По его мнению, знание, накопленное на основе прежней парадигмы, отбрасывается и теряется после ее крушения, а научные сообщества просто вытесняют друг друга. Между тем, к тому времени уже был известен и признан "принцип соответствия", выдвинутый Н. Бором: новая теория должна включать в себя старую в виде своего частного случая. Тем не менее, взгляды Куна получили широкое распространение, поскольку соответствуют господствующей неклассической идеологии.

Т. Куну не удалось обосновать существование единой общенаучной парадигмы, и он заменил ее понятием "дисциплинарной матрицы", имеющим более частный характер. В те же годы другой американский философ, Ст. Тулмин, предложил рассматривать историю науки как формирование и смену "стандартов научной рациональности" (иначе, "матриц понимания"), внутри которых ученый чувствует себя способным к профессиональному исследованию. Эти матрицы выступают у него не как логические системы, а как "популяции понятий", и эволюционируют через приспособление путем “естественного отбора” по признаку наилучшего объяснения некоторого ряда явлений.

В этих взглядах также нетрудно обнаружить элементы диалектики, тем более что  Тулмин сознательно выступает против абсолютизации формальной логики как  критерия рациональности, унаследованной постпозитивистами от логических позитивистов. За это некоторые постпозитивисты, напр. И. Лакатос, объявляют Тулмина иррационалистом, что в общем не соответствует действительности. Однако незнание диалектики приводит Тулмина к отрицанию понятия истины, которое он замещает понятием инструментальной эффективности в решении задач (фактически – прагматистская "теория ключей"). В последующем историческая школа действительно скатывается к иррационализму на почве крайнего экстернализма; об этом речь пойдет в следующем подразделе данного параграфа.

2.3. Разложение исторической школы  и концепция case stadies

С 70-х гг. внутри исторической школы  окончательно утрачивается представление  о единстве науки, происходит отрицание  научной методологии и даже предательство социальных интересов науки. Эти черты особенно ярко выступают в деятельности американского философа (австрийского происхождения) П. Фейерабенда. Он провозглашает т.н. эпистемологический анархизм – отказ от всяких регулятивов в создании научных концепций. Любой метод, по мнению Фейерабенда, практически бесполезен, теории побеждают не превосходством в объяснении, а только благодаря пропагандистской активности их сторонников. Фейерабенд выдвигает также идею пролиферации теорий: специального создания множества несовместимых теорий, борьба которых должна способствовать развитию науки (термин пролиферация в биологии означает разрастание тканей путем новообразования клеток).

Естественно, Фейерабенд отказывается от понятия  истины и выступает как активный иррационалист. “Разумность”, по его мнению, означает только оправдание успеха задним числом, в самой же научной деятельности разум, якобы, не находит применения. “В конце концов, – пишет Фейерабенд, – именно разум включает в себя такие абстрактные чудовища, как Обязанность, Долг, Мораль, Истина и их более конкретных предшественников, богов, которые использовались для запугивания человека и ограничения его свободного и счастливого развития. Так будь же он проклят!”. Наука для Фейерабенда – такой же замкнутый мир иллюзий и галлюцинаций, как мифология или религия, – просто одна из форм идеологии, вырабатываемой технологическим обществом. Поэтому Фейерабенд требует отделить науку от государства, освободить общество от "диктата науки" и ликвидировать ее "привилегии" перед религией.