Типы философствования

Способствовали и теория А. Эйнштейна, и работы Н. Бора, и взгляды, изложенные в

8 «Физике и философии» В. Гейзенберга, и «бутстрэпная» теория Дж. Чу.

В книге «Уроки мудрости»  Ф. Капра популярно излагает Сетевую концепцию Дж. Чу,

Оказавшую влияние на постнеклассические взгляды современной физики: «Тот факт, что

Все научные понятия и  теории — это лишь приближения  к истинной природе реальности,

Значимые лишь для определенного  диапазона явлений, стал очевидным  для физиков в

Начале века, благодаря  драматизму открытий, приведших к  формулированию квантовой

Теории. С тех пор физики научились рассматривать эволюцию научного знания как

Последовательную смену  теорий или “моделей”, каждая из которых  более точна и более

Широко применима, чем  предыдущие, но ни одна не представляет собой полное и

Окончательное описание естественных явлений. <...>. Чу полагает, что Наука будущего

Может представлять собой мозаику пересекающихся теорий и моделей “бутстрэпного”

Типа. Ни одна из них  не будет более фундаментальной, чем другие, и все они должны

Быть взаимно  согласованными. В конце концов наука такого рода выйдет за пределы

9 Условных разграничений между дисциплинами, используя те языки, которые

Оказываются подходящими  для описания различных аспектов многоуровневой, взаимосвязанной структурной  ткани реальности» [17; 60–61] (курсив мой. — М. Г.).

Строительные, Архитектурные метафоры, которыми пользовался XIX в., к концу ХХ в. уступили место метафоре сети (Дж. Чу). О роли же метафоры в культуре, в частности при смене парадигм, замечательно свидетельствует А. Генис: «Смена вех — это смена реальностей. Создают реальность метафоры. Как любые слова, образы, мысли, они хоть и кажутся нематериальными, обладают громадным энергетическим потенциалом» [7; 123]. Так, XIX в. объединяли архитектурные метафоры. Затем «органические метафоры постепенно разъедают классическую научную парадигму» [7; 124]. Механический Принцип сменяется Экологическим. «Вселенная опять срастается в мир, напоминающий об архаическом синкретизме, не умеющем отделять объект от субъекта, дух от тела, материю от сознания, человека от природы. Эта близость стала отправной точкой для диалога новой науки с древними мистическими учениями» [7; 125].

Главная же особенность сетевой  парадигмы в постнеклассической физике — отсутствие твердых оснований. «Научные теории никогда не могут  дать полного и определенного  описания реальности. ...Признание этого  — существенный аспект современной  науки...» [17; 59]. Ее успехи обеспечивает возможность аппроксимации [17]. Иными словами, приблизительность оказывается более точной!

Особенно важно для  понимания ситуации в психологии отметить, что методологические поиски физики совпадают с исканиями  гуманитарных наук. В этом смысле уместно  привести следующий пример. Одно из подтверждений эффективности художественных методов постижения реальности мы находим  в отзыве Н. Я.Эйдельмана о книге  Ю. Н.Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», посвященной биографии А. С.Грибоедова. Специалистам известно, сколь мало осталось сведений о его жизни: часть  бумаг сожжена перед арестом, другой архив бесследно растаял  после гибели в Тегеране. Тем не менее исследования жизни и творчества А. С.Грибоедова процветают усилиями профессионалов и энтузиастов. И вот любопытная деталь: в первой четверти XX в. Ю. Н.Тынянов  пишет свой знаменитый роман-исследование, «опыт научной фантазии», и...

«Тынянов Угадал, Преувеличивая, на что имел художественное право как автор

Романа, и поэтому он все  же много ближе к истине, чем  его оппоненты», — замечает Н. Я.Эйдельман [41; 166]. А между тем тот же Н. Я.Эйдельман указывает на умышленные искажения Ю. Н.Тыняновым реальных фактов, искажения, переинтонирующие, смещающие и сгущающие смысл (например, замена фамилии Катенин на Булгарин в адресате письма и т. п.). Ю. Н.Тынянов Искажает, сгущает Время и характеры, нагнетает едва уловимое и — оказывается «ближе к истине», чем многие кропотливые исследователи!

Казалось бы, парадокс. Но может ли быть иначе? Ведь Ю. Н.Тынянов  потому Ближе к истине, что его метод —«опыт научной фантазии», художественное вживание — позволяет овладеть Целостным А. С.Грибоедовым и неизвестное «Угадать, преувеличивая». Прочие же исследователи, точно придерживающиеся фактов, имели дело лишь с Частичным А. С.Грибоедовым («жертвой», «декабристом», «экспериментатором»), каждый был прав по-своему, но неоднозначная, живая личность А. С.Грибоедова была утеряна.

А теперь — внимание: этот пример имеет самое непосредственное отношение к психологии — как  квинтэссенция ее проблем: виртуозное владение частностями в различных  психологических школах — при  утрате целостности жизни! В психологии, на наш взгляд, искомую целостность  позволяет обрести Культурно-аналитическая психология [10], ориентирующаяся на дух (но не букву!) постмодернизма, сетевой принцип организации знания, «системный плюрализм», признающая множественность типов рациональности и разнообразие методов исследования.

Однако в философии, психологии, культурологии уже работали мыслители, которым был органичен именно такой — «постнеклассический», «постмодернистский», «сетевой подход». В их числе и  В. Джемс (автор идеи «потока сознания»  и «плюралистического мышления»), и  К. Юнг, и А. Маслоу, и Й. Хейзинга, и Х. Ортега-и-Гассет.

Большой вклад в исследование проблемы постнеклассической рациональности был внесен разработками философии  постпозитивизма. Например, крайне продуктивными  представляются попытки обоснования  новой методологии П. Фейерабенда. В работе «Против методологического  принуждения» автор подчеркивает, что  мы должны оставлять за собой право  выбора, а не ограничивать себя заранее. Традиции же научного образования несовместимы с позицией гуманизма и препятствуют разностороннему развитию индивидуальности: как повязки сжимают ноги китаянки, так и они калечат человека, сглаживая выдающиеся черты. «...Религия  человека, его метафизика или его  чувство юмора ...не должны иметь  никакой связи с его научной  деятельностью. Его воображение  ограничено, и даже язык не является его собственным. Это в свою очередь  находит отражение в природе  научных “фактов”, которые воспринимаются как независимые от мнений, веры и основ культуры» [37; 22–23]. В противовес этому П. Фейерабенд разработал Плюралистическую методологию, называемую иногда «методологическим анархизмом». Суть ее может быть передана рядом следующих положений автора.

1. П. Фейерабенд рекомендует  использовать Метод противоиндукции. Зачастую 
данные, способные опровергнуть теорию, могут быть получены лишь с помощью 
альтернативной теории, несовместимой с первой. Потому-то так важно, чтобы в науке 
было как можно больше Различных Теорий.

2. П. Фейерабенд призывает  смелее применять Операции со смысловыми

Контекстами. Ученому следует стремиться сравнивать идеи с идеями, он должен стараться улучшить, а не отбросить идеи, не выдерживающие сравнения. Например, он может сравнивать представления о человеке и космосе, содержащиеся в Книге Бытия или «Поимандре» (одном из текстов Гермеса Трисмегистра), с современной теорией эволюции и обнаружить, что теория эволюции не столь хороша, как об этом обычно думают, и должна быть дополнена усовершенствованным вариантом Книги Бытия [37; 33]. Наслоение смыслов создает ситуацию неопределенности и избыточности, где легко вспыхнуть искрам инноваций. (Обратим внимание, насколько это конгруэнтно духу постмодернизма, в котором традиция не опровергается, а включается в диалог, в игру.)

3. Автор рекомендует Черпать альтернативные идеи из прошлого. (И опять-таки, эта эвристика находит применение в современной теоретической физике, перепрочитывающей в научном контексте древние мистические учения.)

4. П. Фейерабенд предлагает  привлекать «вненаучные средства». Наука, утверждает он, может опираться на мифологии, религии, суждения дилетантов («Все знали, что это невозможно, а он не знал — и совершил открытие!»), фантазии сумасшедших... Мы не должны

Ограничивать ни свое воображение, ни чувство юмора, ни метафизические

10 Представления, не должны лишать себя животворящей подпитки культурой.

Современная психология также  не может оставить без внимания тексты К. Поппера,

С. Тулмина, М. Полани и других методологически ориентированных  мыслителей.

3. ПРОБЛЕМЫ ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ

В ФИЛОСОФИИ

Несмотря ни на что, философия  продолжает оставаться методологическим ориентиром, задающим зоны как ближайшего, так и отдаленного развития психологии. Поэтому для нашей науки далеко не безразличны происходящие в ней  метаморфозы. Проблема же рациональности в философии остается одной из наиболее обсуждаемых на протяжении последних лет, и речь идет прежде всего о Дополнительности, многообразии типов и смене исторических форм рациональности [6], [29], [30], [40].

Известно, что проблему кризиса  рациональности поставил в 1935 г. Э. Гуссерль (в венском докладе). В работе «Кризис  европейских наук и трансцендентальная феноменология», опубликованной лишь после смерти автора в 1954 г., основоположник феноменологии говорит о «кризисе европейского человечества». Причиной же кризиса европейской культуры автор считает утрату веры в разум. Надо отметить, что он понимал разум не в привычном для нас инструментальном или позитивистском смысле, а как глубинную сущность человека. Э. Гуссерль критикует методологические установки Просвещения и Нового времени и собственно родоначальника науки Нового времени — Г. Галилея. Э. Гуссерль убежден, что всякая теоретическая конструкция, не обеспеченная созерцанием «чистых феноменов», есть плод натуралистической установки. Отвергнув опору на опыт чистого созерцания, естествознание Нового времени полностью отделилось от жизненного контекста культуры и философии и превратилось в исследовательскую технику, причем, прогрессируя, эта тенденция привела к тому, что современное естествознание полностью потеряло смысл своего исследования, утратив всякую субъективность. Г. Галилей, по мнению Э. Гуссерля, положил начало

Естествознанию, которое  лишь природу считает объективной  реальностью. Несомненно, что в результате применения новых математических методов  естествознание делало большие успехи, но это происходило за счет утраты связей с гуманистической стороной жизни. Естествознание технизировалось  и... теряло субъекта [6], [11].

Очевидно, что теряла субъекта и идущая по пути естествознания психология.

Однако, породив в определенной мере нынешний кризис рациональности, философия пытается найти противоядие  внутри своего самосознания. «В классическом своем завершении, — пишет в  известной работе М. К.Мамардашвили, — философия и наука...задали вполне определенную онтологию ума, наблюдающего объективные физические явления (физические тела), знание о которых извлекается и строится в науке. ...Эта онтология и есть “рациональность”, или “идеал рациональности”. Неклассическая же проблема онтологии ума...

Уходит своими корнями  в те изменения в ней, которые  возникают в ХХ веке — в связи  с задачей введения сознательных и жизненных явлений в научную  картину мира. Последний шаг, а  именно, введение явлений сознания и жизни в физическую картину  мира, является весьма проблематичным» [26; 3], — пожалуй, не менее проблематичным, чем введение культуры в психологию, оказавшуюся искусственно вырванной из жизненного мира культуры, — на эту проблематичность справедливо указывают М. Коул [19], а вслед за ним Б. Г.Мещеряков и В. П.Зинченко [27]. Для решения этой проблемы Э. Гуссерль применяет понятие «жизненного мира», помогающее вернуться к истокам культуры. (В психологии эта конструкция успешно применена Ф. Е.Василюком [4].)

Проблему же рациональности в философии пытались разрешить  при помощи концепций, обыгрывающихКоммуникативный характер Познания. Их анализу посвящена работа Р. М.Нугаева «Смена базисных парадигм: концепции коммуникативной рациональности» [30].

Переход от одной парадигмы  к другой не всегда связан с увеличением  точности в

Описании и предсказании опытных данных. Так, релятивистская программа А. Эйнштейна

11 Превосходила программы X. Лоренца и А. Пуанкаре не тем, что лучше согласовывалась

С фактами и точнее их предсказывала, а тем, «что Явилась основой для широкого диалога,

Подлинной коммуникации между представителями ведущих  парадигм старой физики, до

Эйнштейна находившихся в  состоянии значительной психологической,

Институциональной и культурной изоляции» [30; 122] (курсив мой. — М. Г.).

Именно этим коммуникативным  ресурсом обладает, на наш взгляд, культурно-историческая психология, в своих истоках справедливо  охарактеризованная Д. Б.Элькониным как  «Неклассическая». Множество миров культурно-исторической психологии [10] сегодня требует сопряжения разных форм и типов рациональности, свойственногоПостнеклассической науке.

В. С.Степин описывает три  исторических типа рациональности, соответствующих  состоянию науки: Классический, неклассический, постнеклассический. «Каждый новый тип научной рациональности характеризуется особыми, свойственными ему основаниями науки, которые позволяют выделить в мире и исследовать сооветствующие типы системных объектов (простые, сложные, саморазвивающиеся системы)» [33; 635].

В. С.Степин отмечает следующие  особенности постнеклассической науки: 1) проведение междисциплинарных и  проблемно-ориентированных исследований; 2) синтез теоретических и экспериментальных, фундаментальных и прикладных исследований; 3)

Зависимость познания от социокультурного контекста; 4) взаимосогласованность  идей («парадигмальная прививка»), толерантность  к иным познавательным логикам, когерентность  исследований; 5) создание многомерной  общенаучной картины мира; 6) то, что  предметом междисциплинарных исследований являются сложные системные объекты, изучаемые в отдельных науках фрагментарно; открытые и саморазвивающиеся  системы; 7) наличие идей эволюции, историзма, вероятностного развития, бифуркации; 8) применение методов аппроксимации, исторической реконструкции (отражающих влияние гуманитарных наук на естествознание); 9) создание особых стратегий исследования уникальных развивающихся систем («не повреди!») — методов компьютерного моделирования (чтобы не вмешиваться в ход развития); 10) аксиологическая