Исторические условия и особенности развития философии Нового времени

Творчество Бэкона характеризуется определенным подходом к методу человеческого познания и мышления. Исходным моментом любой  познавательной деятельности являются для него прежде всего чувства. Поэтому  его часто называют основателем  эмпиризма - направления, которое строит свои гносеологические посылки преимущественно на чувственном познании и опыте. Принятие этих гносеологических посылок характерно и для большинства других представителей английской философии Нового времени. Основной принцип этой философской ориентации в области теории познания выражен в тезисе: "Нет ничего в разуме, что бы до этого не прошло через чувства".

Подход Бэкона к  чувственному познанию, однако, не является абсолютизацией чувственного познания по отношению к остальным формам познания. Он направлен прежде всего  против схоластических спекуляций предшествующего  философского мышления. И хотя он выступает  как определенная односторонность, эта односторонность не абсолютна, как это бывает иногда представлено в упрощенных оценках Бэкона. Бэкон  сам говорит по этому поводу: "Я  не переоцениваю слишком непосредственное и собственно чувственное восприятие, но поступаю так, что чувства оценивают  только эксперимент, а эксперимент  сам говорит о вещах... ведь тонкость опыта далеко превосходит тонкость самих чувств, пожалуй и вооруженных  исключительными приборами"[17].

Опытно-индуктивный  метод Бэкона состоял в постепенном  образовании новых понятий путем  истолкования фактов и явлений природы. Только с помощью такого метода, по мнению Бэкона, можно открывать  новые истины, а не топтаться на месте. Не отвергая дедукцию, Бэкон  так определял различие и особенности  этих двух методов познания: «Два пути существуют и могут существовать для отыскания и открытия истины. Один воспаряет от ощущений и частностей к наиболее общим аксиомам и, идя  от этих оснований и их непоколебимой  истинности, обсуждает и открывает  средние аксиомы. Этим путем и  пользуются ныне. Другой же путь выводит  аксиомы из ощущений и частностей, поднимаясь непрерывно и постепенно пока, наконец, не приводит к наиболее общим аксиомам. Это путь истинный, но не испытанный».

Хотя проблема индукции ставилась и раньше предшествовавшими  философами, только у Бэкона она  приобретает главенствующее значение и выступает первостепенным средством  познания природы. В противовес индукции через простое перечисление, распространенное в то время он выдвигает на передний план истинную, по его словам, индукция, дающую новые выводы, получаемые не только на основании наблюдения подтверждающих фактов, сколько в результате изучения явлений противоречащих доказываемому  положению. Один-единственный случай способен опровергнуть необдуманное обобщение. Пренебрежение к так называемым инстанциям, по Бэкону, - главная причина  ошибок, суеверий, предрассудков[18].

В индуктивный метод  Бэкона в качестве необходимых этапов входят сбор фактов и их систематизация. Бэкон выдвинул идею составления 3-х  таблиц исследования: таблиц присутствия, отсутствия и промежуточных ступеней.

Возьмем любимый  Бэконом пример. Если кто-то хочет  найти формулу тепла, то он собирает в первой таблице различные случаи тепла, стремясь отсеять все то, что  с теплом не связано. Во второй таблице  он собирает вместе случаи, которые  подобны случаям в первой, но не обладают теплом. Например, в первую таблицу могут быть включены лучи солнца, которые создают тепло, во вторую лучи, исходящие от луны или  звезд, которые не создают тепла. На этом основании можно выделить все те вещи, которые наличествуют, когда тепло присутствует, наконец, в третьей таблице собирают случаи, в которых тепло присутствует в различной степени. Используя  эти три таблицы вместе, мы можем, согласно Бэкону, выяснить причину, которая  лежит в основе тепла, а именно – движение. В этом проявляется  принцип исследования общих свойств  явлений, их анализ.

В индуктивный метод  Бэкона входит и проведение эксперимента. При этом важно варьировать эксперимент, повторять его, перемещать из одной  области в другую, менять обстоятельства на обратные и связывать с другими. После этого можно перейти  к решающему эксперименту.

Бэкон выдвинул опытное  обобщение фактов в качестве стержня  своего метода, однако он не был защитником одностороннего его понимания. Эмпирический метод Бэкона отличает то, что он в максимальной степени опирается  на разум при анализе фактов. Бэкон  сравнивал свой метод с искусством пчелы, которая, добывая нектар из цветов, перерабатывает его в мед собственным  умением. Он осуждал грубых эмпиритиков, которые, подобно муравью, собирают все, что им попадается на пути (имея в виду алхимиков), а также тех  умозрительных догматиков, которые, как паук, ткут паутину знания из себя (имея в виду схоластов).

Разработанный Бэконом  индуктивный метод, лежащий в  основе науки, должен, по его мнению, исследовать внутренне присущие материи формы, являющиеся материальной сущностью принадлежащего предмету свойства – определенного вида движения. Чтобы выделить форму свойства, надо отделить от предмета все случайное. Это исключение случайного, конечно, мысленный процесс, абстракция. Бэконовские  формы - это формы "простых природ" или свойств, которые изучают  физики. Простые природы – это  такие вещи, как горячее, влажное, холодное, тяжелое и т.д. Они подобны "алфавиту природы", из которого многие вещи могут быть составлены. Бэкон  ссылается на формы, как на "законы". Они – детерминанты, элементы фундаментальных  структур мира. Сочетание различных  простых форм дает все разнообразие реальных вещей. Развитое Бэконом понимание  формы противопоставлялось им умозрительному толкованию формы у Платона и  Аристотеля, т.к. для Бэкона форма  – своего рода движение материальных частиц, составляющих тело.

В теории познания, для Бэкона, главное – исследовать  причины явлений. Причины могут  быть разными: действующими, которыми занимается физика, или конечными, которыми занимается метафизика.

Методология Бэкона в значительной степени предвосхитила  разработку индуктивных методов  исследования в последующие века, вплоть до XIX в. Однако, Бэкон в своих исследованиях недостаточно подчеркивал роль гипотезы в развитии знания, хотя в его времена уже зарождался гипотетико-дедуктивный метод осмысления опыта, когда выдвигается то или иное предположение, гипотеза и из нее выводятся различные следствия. При этом дедуктивно осуществляемые выводы постоянно соотносятся с опытом. В этом отношении большая роль принадлежит математике, которой Бэкон не владел в достаточной степени, да и математическое естествознание в то время только формировалось.

Влияние философии  Бэкона на современное ему естествознание и последующее развитие философии  огромно. Его аналитический научный  метод исследования явлений природы, разработка концепции необходимости  ее экспериментального изучения сыграли  свою положительную роль в достижениях  естествознания XVI-XVII веков. Логический метод Бэкона дал толчок развитию индуктивной логики. Классификация  наук Бэкона была положительно воспринята в истории наук и даже положена в основу разделения наук французскими энциклопедистами. Хотя углубление рационалистической методологии в дальнейшем развитии философии снизило после смерти Бэкона его влияние в XVII в., но в  последующие века идеи Бэкона приобрели  свое новое звучание. Они не потеряли своего значения вплоть до XX в. Некоторые  исследователи даже рассматривают  его как предшественника современной  интеллектуальной жизни и пророка  прагматической концепции истины (имеется  в виду его высказывание: "что  в действии наиболее полезно, то и  в знании наиболее истинно")[19].

3. Конспект работ  философа эпохи научной революции  (XVII век)

из книги «Мир философии» 

Ф. Бэкон (1561 — 1626)

БЫТИЕ. МАТЕРИЯ. ПРИРОДА

ФИЛОСОФСКОЕ ПОНИМАНИЕ  ПРИРОДЫ

Ф. БЭКОН

Судьбы вещей  поистине являются сестрами их природы. Ведь понятие судьбы охватывает и  происхождение вещей, и их существование, и их гибель, равно как и упадок и возвышение, страдание и счастье, наконец, вообще любое состояние  индивидуума, которое, однако, за исключением  каких-то выдающихся индивидуумов (будь то человек, или город, или народ), вообще не поддается наблюдению и  познанию. Но источником всех этих столь  разнообразных состояний индивидуумов является Пан[20], т.е. природа вещей, так что по отношению к индивидуумам природные связи и нить Парок  представляют собой по существу одно и то же. Кроме того. Пан, по представлению  древних, живет всегда под открытым небом, Парки[21] же — в огромной подземной  пещере, откуда они внезапно, как  вихрь, налетают на людей: этот образ  говорит о том, что природа  и внешняя сторона Вселенной  открыты и доступны для взора, судьбы же индивидуумов скрыты и неожиданны. И если даже брать понятие судьбы в более широком смысле, применяя его решительно к любому факту, а не только к более или менее замечательному, то и в этом смысле оно великолепно совпадает c понятием мироздания, ибо в природе нет ничего столь незначительного, что не имело бы своей причины, и, c другой стороны, нет ничего столь великого, что в свою очередь не зависело бы от чего-то другого. Итак, сама мастерская природы в своем лоне и в своих недрах производит все явления, большие и малые, в свое время и по определенному закону. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Парки изображаются законными сестрами Пана. Ведь Фортуна — дочь черни и привлекает лишь несерьезных философов. Конечно же, Эпикур произносит не только безбожные, но даже, как мне кажется, и совершенно безумные речи, когда говорит, что «лучше верить мифу о богах, чем быть рабом судьбы»[22], как будто во Вселенной, подобно острову в море, может существовать хоть что-нибудь, что было бы свободно от естественной взаимосвязи вещей. Но дело в том, что Эпикур (как явствует из его собственных слов), приспосабливая свою естественную философию к нуждам своей этики и подчиняя ее им, не желал допустить ни одного теоретического положения, которое могло бы подействовать угнетающе и болезненно на душу, нарушить и поколебать знаменитую эвтимию («благодушие»), понятие, заимствованное им у Демокрита. Поэтому, заботясь скорее о радостном состоянии духа, чем об истине, он полностью освободился от тяготеющего над людьми ига, отбросив прочь как неизбежность судьбы, так и страх перед богами. Однако об отношении Парок и Пана сказано вполне достаточно.

В высшей степени  правильно и изображение тела природы, обладающего двоякой формой (biforme), ибо тела высшей сферы отличны  от тел низшей. Действительно, первые благодаря своей красоте, равномерности  и устойчивости движения, а также  своему господству над землей и земными  вещами c полным основанием изображаются в облике человека, ибо человеку по природе присуще стремление к  порядку и господству. Вторые же вследствие своей беспорядочности, неустойчивости движения и подчинения в большинстве случаев небесным явлениям вполне могут удовольствоваться  образом бессловесного животного. Более того, та же двоякая форма  тела может олицетворять и взаимоотношение  видов. Ведь ни один из существующих в  природе видов не может рассматриваться  как простой, но всегда предстает  как заимствующий что-то у другого  вида и как бы слитый из двух элементов. В самом деле, человек имеет  что-то общее c животным, животное — c растением, растение — c неодушевленным телом, и  по существу все обладает двойственной природой и любая вещь оказывается  результатом соединения элементов  высшего и низшего видов.

Пан является также  и вообще богом всех сельских жителей, ибо именно они живут по природе, в то время как в городах  и дворцах природа почти уничтожена ростом цивилизации, так что слова  поэта любви, сказанные о римской  девушке, можно применить и к  природе, имея в виду одинаковый результат  влияния культуры:

Природа всему живому дала чувство страха как средство сохранения жизни и существования, помогающее избежать и отразить надвигающуюся  опасность. Однако та же самая природа  не умеет сохранить меру и к  спасительному страху примешивает  всегда страхи пустые и неосновательные, так что если заглянуть поглубже, то мы увидим, что все вокруг охвачено паническим страхом, особенно же люди, и прежде всего толпа, которая  в огромной степени подвержена суеверию (а оно есть не что иное, как  панический страх), особенно в трудные, тяжелые, смутные времена. Правда, суеверие это не только царит в толпе, но и распространяется иной раз под  ее влиянием на людей более мудрых, так что поистине божественно  сказал Эпикур (если бы только остальные  его мысли о богах были в  том же духе): «Нечестие состоит  не в том, чтобы отрицать богов  толпы, а в том, чтобы приписывать  богам представления толпы»[23].

Если Пан терпит поражение в борьбе и удаляется  побежденный, то это происходит по счастливой судьбе и людей, и всей природы  или же скорее по безграничной милости  божьей. Сюда же можно в полной мере отнести и рассказ о Тифоне, окутанном сетями. Ведь всюду в  природе время от времени мы можем  наблюдать обширные и необыкновенные вздутия вещей (что и символизирует  образ Тифона) — вздуваются моря, набухают тучи, вздымается земля и  т.п.; однако природа неразрывными сетями сдерживает и обуздывает такие возмущения и эксцессы, как бы сковывая их стальной цепью[24].

Говорят также, что  именно бог Пан обнаружил Цереру, отправившись на охоту, остальным же богам это не удалось, хотя они  старательно искали и все делали для того, чтобы найти ее. Этот эпизод заключает в себе удивительный и глубокий смысл: не следует ждать  открытия полезных и необходимых  для практической жизни вещей  от философов, погруженных в абстракции, которые оказываются здесь похожими на старших богов, хотя они всеми  силами стремятся принести пользу; этого следует ждать только от Пана, т.е. от тонкого эксперимента и  всеобъемлющего познания природы, и  такие открытия происходят почти  всегда случайно, как будто бы во время охоты. Ведь всеми самыми полезными  открытиями мы обязаны опытному знанию, и эти открытия подобны некоему  дару, доставшемуся людям по счастливой случайности.

Бэкон Ф. О достоинстве  и приумножении наук //

Сочинения. В 2 т. М., 1971. Т. I. С. 191 — 197

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОЗНАНИЯ И ПОЗНАНИЯ

СТРУКТУРА, ФОРМЫ  И ЗАКОНОМЕРНОСТИ

ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ  ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ПОЗНАНИЕ И ТВОРЧЕСТВО

Ф. БЭКОН

Человек, слуга и  истолкователь природы, столько  совершает и понимает, сколько  постиг в ее порядке делом или  размышлением, и свыше этого он не знает и не может.

Знание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины  затрудняет действие. Природа побеждается  только подчинением ей, и то, что  в созерцании представляется причиной, в действии представляется правилом.

Ни в логике, ни в физике в понятиях нет ничего здравого. «Субстанция», «качество», «действие», «страдание», даже «бытие» не являются хорошими понятиями; еще менее того — понятия: «тяжелое», «легкое», «густое», «разреженное», «влажное», «сухое», «порождение», «разложение», «притяжение», «отталкивание», «элемент», «материя», «форма» и  прочие такого же рода. Все они вымышлены  и плохо определены.

Познание, которое  мы обычно применяем в изучении природы, мы будем для целей обучения называть предвосхищением природы, потому что  оно поспешно и незрело. Познание же, которое должным образом извлекаем  из вещей, мы будем называть истолкованием  природы.

Рассуждения тех, кто  проповедовал акаталепсию, и наш  путь в истоках своих некоторым  образом соответствуют друг другу. Однако в завершении они бесконечно расходятся и противополагаются  одно другому. Те просто утверждают, что  ничто не может быть познано. Мы же утверждаем, что в природе тем  путем, которым ныне пользуются, немногое может быть познано. Те в дальнейшем рушат достоверность разума и  чувств, мы же отыскиваем и доставляем им средства помощи.

Для построения аксиом должна быть придумана иная форма  индукции, чем та, которой пользовались до сих пор. Эта форма должна быть применена не только для открытия и испытания того, что называется началами, но даже и к меньшим  и средним и, наконец, ко всем аксиомам. Индукция, которая совершается путем  простого перечисления, есть детская  вещь: она дает шаткие заключения и  подвергнута опасности со стороны  противоречащих частностей, вынося решения  большей частью на основании меньшего, чем следует, количества фактов, и  притом только тех, которые имеются  налицо. Индукция же, которая будет  полезна для открытия и доказательства наук и искусств, должна разделять  природу посредством должных  разграничений и исключений. И  затем после достаточного количества отрицательных суждений она должна заключать о положительном.